Шпеер

С обреченным вздохом он раскрыл книгу — наугад.

Стараясь не залипать на эротических живописаниях, он бегло просмотрел текст и обнаружил, что наглый Рэй умудрился пристроить вчерашнего гастарбайтера в университет, но при этом отчего-то не возжаждал, чтобы любовник жил с ним в одной квартире: Адам поселился в студенческом кампусе и все еще подрабатывал в мастерской. Несмотря на шпееровские оды, Рэй и Адам ссорились едва ли не чаще, чем занимались любовью. На каждой странице мелькали диалоги о Старике и Хозяине вперемешку с ругательствами автора.

Гарри изо всех сил попытался сосредоточиться.

« — Ты должен оспорить решение суда, Рэй! Они не имели права тебя увольнять! Это бред, ты можешь доказать, что мальчишка сам...

Много ты понимаешь, прекрасный панич!

— Не буду я ничего доказывать. Сам, не сам... Я прекрасно знал, сколько ему лет. Если начну дергаться, посадят за растление. Хозяин все продумал. Убрать меня руками лучшего друга...

— Твой Ангел — психически больной. Как можно было подсунуть собственного сынка?

Ваше панство рукой задушить или подушкой?

— Не смей так говорить о нем!

Будь прокляты эти твои глаза, полные гневного огня!

— А вот и посмею! Пусть ты играешь, Рэй, но твой сучий Ангел верит Хозяину! Как идиот! Надо быть или слепым, или больным, чтобы... А-а-ай! Больно!..

Черт, вроде не сильно треснул. А в душу гадить — не больно?

— Не смей обливать дерьмом того, кого не знаешь! Кфоц ли,³ Адам!

— Давай, бей! Твой Ангел обозвал меня грязным иностранцем! Хорош друг! А ты чем лучше? На себя посмотри, ворона еврейская! Тоже мне, профессор литературы, одним ругательствам научил!

Рэй, ты подлец. Не по нраву слышать правду? Убей меня на месте, Господь Саваоф!

Бедный мальчик. Ты ведь прав, тысячу раз прав.

— Прости. Прости, Адам.

Что, голос треснул? Не умеешь прощения просить? Вот уж точно, злобная ворона. Каркнул и нахохлился, урод. В зеркало можно не смотреть.

О, милостивые боги! Ты улыбаешься, мальчишка. Сердце твое — тающий воск.

— Иди сюда, противный ворон. И поцелуй, куда клюнул».

* * *

Глаза застилала кровавая пелена. Походкой пьяного Гарри миновал гостиную и дошел до кухни.

Северус, в кимоно поверх обнаженного тела, безучастно сидел в кресле с бокалом в руке.

— Шпеер! — с ненавистью выплюнул Гарри.

Редактор вздрогнул. Бокал в его пальцах неожиданно лопнул, будто взорвался. Вино кроваво плеснуло на голое бедро и растеклось по полу, блестя в осколках раздавленного стекла.

— Долго думал, — бесцветным голосом сказал Северус, глядя в одну точку.

От бешенства Гарри с трудом говорил и едва дышал.

— Всё это время... Я думал, это твой друг, Малфой, Аберфорт, кто-то из Ордена, кого ты покрываешь, но... Ты смеялся надо мной, ты!.. — его голос сорвался. — Использовал для своих подлых масонских игр! О-о, какой я дурак! — он застонал, кусая губы. — Приручил, как щеночка, заодно и в постели развлекся!

Что было сил он швырнул книгу предателю в лицо.

Тот не шевельнулся, только зажмурился. По его скуле прошла легкая судорога.

— Ложь, — прошептал Северус. — Я никогда не использовал тебя.

Гарри до боли сжал руки в кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на сидящего в кресле — этот человек казался до отвращения чужим.

— Ложь? — рявкнул он. — Кто бы говорил! Я не поеду в мэрию с вашей чертовой книгой, мистер Снейп, Шпеер, Ворон, Шахор, черт вас разберет, кто вы такой!

— Поедете, мистер Поттер.

Редактор встал с кресла, подобрал упавшую книгу и, не глядя на осколки под босыми ногами, подошел к Гарри.

— Это распоряжение Магистра. Поедете, куда скажут. И сделаете, что скажут.

Черные глаза, когда-то самые родные на свете, были чужими и пустыми. Как и голос — ровный и невыразительный.

Гарри отшатнулся. Шпеер, Шахор или Ворон — этот человек был страшен.

Как загипнотизированный, Г. Дж. взял книгу из твердо протянутой руки.

— Ненависть вам в помощь, мистер Поттер, — холодно сказал редактор.

Сломленный шоком, Г. Дж. молчал.

— Я ухожу, — он проглотил комок в горле. — Совсем.

Редактор на мгновение закрыл глаза.

— Завтра утром тебя... вас отвезут в мэрию, мистер Поттер.

Черные глаза открылись — влажно блестящие. Почему, думать не хотелось. Знакомое выражение проклятых глаз вызвало в душе Гарри свежий всплеск бешенства.

Не думая, что делает, он протянул руку и сжал член злодея через халат, зная, что причиняет боль.

— Цезарь! Мать твою!

Истерически расхохотавшись, Гарри вылетел из проклятой богом кухни.

______________________________________________________________________________________

1) Verzei... (Verzeih mir, «Прости») — Северус спохватился, что извиняется на немецком.

2) Los! Ich bitte dich! — «Давай! Прошу тебя!»

3) Кфоц ли — грубый мат на иврите, «Пошел ты на...»

* * *

51. По звездам вместо компаса

Сгорбившись как старик, Гарри сидел на кровати, обессилено уронив руки между колен и бессмысленно глядя в истертый ковер.

Легкий хлопок и звук отъезжающей машины за окном вывели его из оцепенения. Он поднял голову, тяжелую и до странности пустую, и оглянулся вокруг больными глазами.

Комната выглядела, как после битвы боевых слонов. Искалеченный журнальный столик лежал на боку, жалобно вытянув две оставшиеся в живых ножки. Торшер завалился на кровать, потеряв по пути абажур. Сраженное подсвечником зеркало частично осыпалось, словно в него стреляли, ковер сбился уродливой гармошкой. Картину разорения довершала сорванная занавеска, и Госпожа Ночь заглядывала в окно десятой квартиры черными равнодушными глазами.

Виновник разгрома машинально потер покрытые ссадинами костяшки пальцев, только сейчас ощутив боль, медленно встал и поплелся в кухню: существовала вероятность, что водопровод всё же уцелел, — хотелось пить.

Гарри жадно осушил стакан и уронил его на пол — руки не повиновались. Гудящая голова была не многим лучше.

Г. Дж. Поттер вспыхнул и сгорел. Наверное, невесело думал он, если бы художнику вздумалось нарисовать сейчас его душу, она была бы стократ хуже разгромленной комнаты. Что-то вроде пепелища, остывших куч уродливой серой золы, из которой тут и там торчат обуглившиеся обломки.