Сибирская Симфония

Оставался один способ узнать, где сейчас едет поезд и долго ли еще до Балалаевска. Тихон повернул в коридор и направился к машинисту.

3. Поезд

В кабине машиниста было жарко. Сам машинист был с длинными густыми усами и почему-то не носил бороды. Видимо, потому что пекло от котла. Рядом на маленьком табурете сидел истопник, он же помощник машиниста, тоже безбородый.

— Утро доброе, — поздоровался Тихон и протянул руку.

— Доброе-то оно, конечно, доброе, только совсем не утро, — сказал машинист и поздоровался с сибиряком. — Сейчас, почитай, десять часов вечера. Хотя, кто его сейчас разберет — утро оно, или, скажем, вечер? Когда солнце непонятно в каком месте находится.

— Меня Тихоном зовут, отчества нету. Не скажешь, давно ли от Сибирска отъехали? Вернутся не поздно?

Машинист расхохотался, а истопник глупо хихикнул и замолчал. Еще бы, ведь он истопник, ему много говорить не положено.

— Леонидыч меня звать. А про то что вернутся — это ты лихо загнул, да. Хотя… если по-другому посмотреть, рано или поздно мы, конечно, повернем. Только случится это не раньше Владивостока, а до него еще, почитай, двенадцать тысяч верст пути. Это, значит, еще суток шестнадцать, ежели без остановок. Сибирь она большая. А откуда ты такой взялся странный, вагон какой?

— Второй, — сказал Тихон, а сам нахмурился.

— Во втором, значит. А я уж тут про второй-то вагон и забыл совсем. Думал, молчат, за едой не ходят, так и печку у вас топить не надо. Вторые сутки уже, почитай, едем.

— Меня сюда насильно посадили, — признался Тихон.

— Я видел, — пропищал тонким голоском истопник. — Его сюда два мужика занесли, один здоровый с пулеметом, а у второго борода рыжая.

«Вова и Василич», — понял Тихон и захотел спросить истопника, не сказали ли они ему чего, но машинист рявкнул:

— Помолчи, истопник! Лучше проверь котел и принеси нам водки. И печь растопи во втором.

Мужичок поднялся с табуретки и убежал, а Тихон вспомнил про голод и спросил:

— Да, а покушать у вас есть?

— Есть, а как же.

Тихон повеселел.

— А что есть?

— У нас на железной дороге одна еда — пельмени. Медвежатину не положено.

Вот это да, подумалось Тихону — пельмени! В Сибирске пельмени выдавались по талонам, и то — только в праздники, потому считались деликатесом.

Пока в большой кастрюле варилась еда, Тихон сидел вместе с машинистом, пил водку и смотрел вперед, на магистраль. Одинокие фонари стояли через каждые полкилометра, в остальное время единственным источником света оставалась тусклая лампа, которая свисала на проводе с потолка и гасла при сильных толчках. За окном проплывали ели и сосны, сосны и ели, и ничего больше. Сибиряк спросил:

— А каково оно, на железной дороге работать? Тяжело?

— Ну, это смотря когда, — сказал Леонидыч и пригладил усы. — Если, к примеру, летом или весной — то оно, конечно, тяжело. Тут и лоси мигрируют, и бродяги лесные вдоль Магистрали шастают. Волки, опять же. У военных учения, едешь вот так вот — а перед тобой кто-то спьяну бомбы с самолетов сбрасывает. А зимой — ты погляди, сколько народу в поезде — ну не больше десяти человек на все пять вагонов! Все по домам сидят, на печках. У кого телевизеры есть — те сидят, телевизеры смотрят, остальные водку пьют, ну это понятно. Не ездит никто. Потому проблем мало. Одно плохо — холодно, больше спиртного расходуешь.

— Это да… Сложно поездом управлять? — спросил Тихон и вгляделся в приборы. — Просто я инженер, мне это интересно.

— А что им управлять? Знай себе только на станциях тормози, да потом пару поддавай. Дорога-то до Владивостока прямая, без поворотов. Развилки только у вокзалов. Ночью истопник все за меня делает. А если про приборы… Никогда я в этих приборах ничего не понимал. Да и никто, мне кажется, в них не понимает, в приборах этих. Зачем это нужно?.. Только сами ученые, что их выдумали — те, ясно дело, понимают, им это по душе. Вот ты инженер — ты разбираешься?

— А что в них разбираться, — пожал плечами Тихон, вспомнив свой пульт управления на атомной станции. — Все равно зашкаливают. Лишь бы лампы красные не мигали.

Машинист согласно кивнул, пригладил усы и налил в алюминиевые кружки водки.

4. Попутчики

В поезде, как позже выяснилось, ехало девять человек, не считая Леонидыча с истопником. Есть пельмени все ходили в разное время, но с некоторыми все же Тихон успел пообщаться.

В первом вагоне ехали трое рабочих из Секретного Военного Завода. Когда инженер вошел в их купе, они вели какую-то бурную дискуссию с использованием профессиональных выражений.

— Так я потом эту… в ту… штуку и того, вставил, что,… не так надо было, скажешь?

— Ага,… он! А то что,… та… штука с той… по размеру не подходят, ты знаешь?

— Не слушай ты его, все правильно, та… с той… круглой,… конечно, не подходят, но в технологиях в этих… сказано ведь — обработать напильником можно, а потом — … ! И все подошло, я пробовал.

— Пробовал он! А контролёр потом проверит, спросит: «Так,… ты,… какого… это самое, на…… напильником обтекатель обрабатывал?» Что ты ему скажешь,… что в технологиях,… написано? Во всех технологиях,… про напильник этот… написано, ну и что с того?

Долго сидеть с ними Тихон не стал — их разговор был ему совершенно непонятен, к тому же они были столь увлечены беседой, что общаться с инженером явно не желали.

Во втором вагоне никого, кроме Тихона с солдатом не оказалось. Солдат этот просыпался только два раза в сутки, курил, бежал до ветру в тамбур, потом за пельменями, пил водку и снова засыпал. При этом хранил молчание, ни с кем в разговоры не вступал, лишь во время беспокойного сна бормотал что-то вроде «Это не я… Это все они… Товарищ майор… Не надо медведя… А!..» и тому подобное.

В третьем вагоне ехал щупленький ученый с редкой седой бородой, в очках с двойными линзами и нездоровым блеском в глазах. Он был один на целый вагон и первым пришел в купе к Тихону.

— О, как это хорошо, что я нашел образованного человека, инженера! — воскликнул ученый, когда сибиряк сказал ему, что работает на станции. — К тому же, судя по лицу — иностранных кровей!

— Не правда, я сибиряк, — Тихон нахмурился. Он не любил, что про него так говорят.

— Меня зовут Теодорыч. Вы знаете, Тихон, что я открыл? Уверен, никто другой об этом не смог бы вам рассказать.

— И чего ты открыл? — спросил сибиряк, а сам подумал, что ученый наверняка из разряда безумных.

Теодорыч вытащил из-за пазухи помятую схему с множеством стрелок и принялся объяснять:

— Вот смотрите. Что, вы думаете, происходит в организме у простого человека, когда он, скажем, выпьет литр спирта?

— Как понять — у простого человека? У сибиряка, что-ли?

— Да нет же, наоборот, у Homo Sapiens обычного.

— А кто этих хомов знает? — пожал плечами Тихон.

Ученый немного удивился: