Сидящее в нас. Книга вторая

– Я же тебе рассказала.

– Ответь ещё раз, – терпеливо потребовал Лис.

– Ну, я раньше любила плавать. А теперь у меня почти животная тяга к океану. Если хотя бы раз в день туда не залезу, поубиваю всех, кто подвернётся. Это началось после ритуала с Рааном.

– Кстати, ты не упомянула, что за ритуал.

– Обойдёшься! – огрызнулась Таюли и невольно потупила глазки.

– Не может быть, – выдохнул Ашбек.

– Это не обсуждается!

– А почему? – бесстрашно напирал он. – Меня всякими любовными утехами, извращениями и прочим не удивишь. А вот к твоей проблеме это может иметь самое прямое касательство. Впрочем, как хочешь.

– Не было там никаких извращений, – сдаваясь, пробормотала Таюли. – Всё нормально. Почти благопристойно. Во всяком случае, с его стороны. А я…, – она вздохнула и призналась в главном своём позоре: – Я, как сумасшедшая, занималась с ним любовью. И получала невероятное удовольствие.

– Вы занимались любовью, – безотчётно поправил Лис.

– Да, нет! Как раз я занималась любовью. А он просто был там и… ждал результата.

– Обалдеть! – опешил многоопытный мужчина, почитавший, что с этой стороны в его жизни новостей уже не предвидится. – Что, прямо как…

– Как мужская рука в отсутствии женщины, – ехидно подсказала Таюли.

– Не будь вульгарной, – поморщился Ашбек.

– А как ещё-то объяснить?

– Я, вообще-то, понял. Но, в толк не возьму: ему-то это зачем? У Раана же мёртвое тело.

– Это общее заблуждение. Именно так люди себе и представляют их сущность.

– А это не так?

– Не так. Поверь, я достаточно прочувствовала и моих девчонок, и моего Дэграна. Кстати, больше всего мне помогла Ютелия, хотя с Челией я валандалась гораздо больше. Так вот, нежитью, как твердят люди, они вовсе не являются. Да, Лиаты с Раанами не живые. Но и не мёртвые. Я долго придумывала для себя, как объяснить эту сдвоенную сущность. Помогла одна картина во дворце Саилтаха. Понимаешь, там женщина…, словно не нарисована на плоском холсте, а торчит в окне. Она такая объёмная…

– Я понял. Ты хочешь сказать, что оболочка Лиаты или Раана не мёртвое выпотрошенное тело, а нечто, будто кем-то вот так же нарисованное? А после сошедшее с холста? То есть облик.

– Именно, облик. Но внутри этого облика сохраняется сознание человека. Самого настоящего человека.

– То есть, у Лиаты как бы два разных сознания? – всё никак не мог нарисовать собственную картинку Лис.

– У Лиаты одно сознание: человеческое. Именно им она и думает, и принимает решения, и всё остальное. А у демона нет никакого сознания. Он просто сущность, нечто, безмозглый кусок стихии. У него всего два желания: продолжать существовать и жрать. Нет, я погорячилась: у них есть ещё одно желание. Представь себе, они желают нас чувствовать.

– Зачем? – не спешил верить её познаниям Ашбек.

– Наш мир меняется слишком быстро для них, – припомнила Таюли научную дискуссию Баграна с Астатом. – Они бессмертны, потому и время для них течёт почти незаметно. А мы меняемся быстро.

– И в этом они начинают ощущать угрозу себе, – закивал Лис. – Что ж, это похоже на правду. Только я не совсем представляю, почему они нас не чувствуют? Мы же изначально живём бок о бок.

– Я сама это поняла вот только-только. Как раз перед побегом сюда к вам. Понимаешь… Вот, мы с тобой смотрим друг на друга, и видим друг друга. Такими, как мы есть. Не только, как выглядим снаружи. Мы разговариваем, подмечаем, как меняются наши лица по мере знакомства, и постепенно начинаем видеть друг друга… Ну, в общем, как бы и душу. Во всяком случае, отчасти.

– Согласен. Ты ведёшь к тому, что демоны видят только наш внешний облик? Портреты людей, не отражающие их душу?

– Да. И это для них небезопасно. По крайней мере, так ощущают они сами. Я по нескольким туманным объяснениям уразумела, что Двуликие – необычные, но простые люди – как-то помогают им заглядывать в людские души. Может, Двуликие просто дырки, просверленные для подглядывания? – чуть не рассмеялась Таюли.

– Может быть, – вполне серьёзно согласился Лис, что-то напряжённо обдумывая. – Значит, ты утверждаешь, что демоны не умеют мыслить? Они только желают и чувствуют, если с их желаниями что-то не так? А, почувствовав это – именно почувствовав изменения, а не поняв их суть – они пытаются убрать препятствия. Просто смести его, не вдаваясь в подробности. Интересно. Так вот для чего им понадобилось входить в людей: человек может осмыслить происходящее. И найти способ с ним бороться. Поэтому и сознание людей остаётся в неприкосновенности. Очень интересно.

– Не сказала бы, что сознание человека не меняется, – внесла в его рассуждения поправку Таюли. – Лиаты в отличие от людей весьма поверхностны. Да, они могут мыслить. Но на то, как они это делают, здорово влияет демонская сущность. Понимаешь, Лиат, в основном, интересуют лишь они сами. И то, что происходит с ними. А люди для них нечто, что пасётся рядом. Никогда не думала, о чём переживает овца, пасущаяся на лугу. И переживает ли она вообще.

– Но, овца и через тысячу лет останется овцой. А люди меняются, – насмешливо напомнил Лис. – И неизвестно, чем те перемены закончатся и для нас, и для демонов. Они никогда не смогут себе это представить – нечем. А вот Лиаты даже при всём их легкомыслии смогут. Если, конечно, объяснить им всё популярно. Так, чтобы и сами прочувствовали, и демоны в них. Кстати, ты уже сообразила, что такое Трёхликие? Думаешь, просто дырка в картине?

– Таилия называет их проводниками, – пожала плечами Таюли. – А у меня пока ничего не складывается.

– Чему тут складываться? – укорил её Ашбек. – Тебе же всё объяснили: демоны не чувствуют людей, а Трёхликие – проводники.

– Что, всё-таки дырки?

– Дырка у тебя в голове, – хмыкнул Лис. – А Трёхликих, в отличие от всех остальных людей, демоны чувствуют. Помнишь, как ты рассказывала: и ЗУ, и все прочие демоны легко откликаются на твои желания. Упрощённо говоря: они слышат движения твоей души. То есть, чувствуют. Пока ты была связаны только с Лиатами, ты была Двуликой.

– Это после ритуала с Рааном я стала Двуликой. И сразу перестала ощущать холод. Зато меня потянуло в их стихию: в океан. А Трёхликой меня сделала Челия. Потому я и не сгораю в огне. Не тону, не сгораю, от ран не умираю. Пожалуй, меня теперь и прибить-то можно лишь сбросив на голову валун твоего деда. Да и то ещё нужно умудриться обмануть то, что в меня насажали и те, и другие. Вот я сижу тут с тобой и твёрдо знаю, что ты мне не навредишь.

– Из-за неё? – показал взглядом на её шею Лис. – Что-то она не торопится вылезать.

– Жрать хочет, – поморщилась Таюли. – Тот огонь на пожаре для неё лишь часть рациона. А вот всё остальное…, – она испытующе посмотрела в глаза градоначальника.

И тот нисколько не смутился, не возмутился и даже не нахмурился:

– Она у тебя гурман, или всеядна?

– О, мы избирательны, – невесело усмехнулась Трёхликая. – Мы не можем губить всех подряд. Нам подавай лишь чёрные души, что посягают на жизнь и здоровье стада. И себе обед, и стаду явная польза.

– Ну, паршивые овцы есть везде, куда не плюнь. Я прямо отсюда доплюну до вашего обеда. Вот только, кто определяет степень паршивости? Повар, или…

– Или, – отрезала Таюли, почуяв, как её замутило.

Не впервые. В первый раз её вообще вывернуло наизнанку – она до сих пор прячется от этих воспоминаний за любое мало-мальски подходящее оправдание. Это случилось на второй день после памятного посещения пожара в доме непутёвого кузнеца. Таюли решила прогуляться и увлеклась: то водой, то берегом за сутки достигла почти противоположного конца острова. Еда, случись ей проголодаться, сама падала под ноги, а огонь и вовсе при себе неотлучно.