Сидящее в нас. Книга вторая
Шрифт:
– Какой? – встрепенулась Таюли, почуяв завязку интересного разговора.
– Трезвой собеседницы. Ничего нет прекрасней непьющей женщины. Говорю тебе это с полным правом, как знаток, – с доверительной многозначительностью прогундосил Лис.
– И где ты обзавёлся подобными щекотливыми познаниями?
– Под этой самой крышей, госпожа.
– Ну, хватит! – вспылила та. – Моё имя тебе известно. И будь добр использовать его по назначению. Так что там с твоими познаниями?
– О, их я получил в пору моего мифического детства, – тоном сказителя завёл Лис, предварительно осушив первую чарку. – И первым моим учителем была родная бабка, что пила, как моряк. К тому же нюхала некий известный
– Фу, как грустно и гнусно. Как достойный мужчина может радоваться такой ужасной смерти жены?
– Как может радоваться? – Лис задумчиво поднял глаза к потолку, выпил и принялся перечислять: – Ну, для начала он сам пил месяц и поил друзей. За это время те притащили к дому громадный валун.
– Памятный камень, – догадалась Таюли.
– Он. Во всяком случае, валун должен был им стать. Сразу же после появления имени бабки с любой из его сторон. Надпись появилась где-то… через неделю после этого титанического подвига. А всю следующую неделю весь наш городок таскался к нему вдосталь поржать.
– Что твой дед выбил на камне? – заёрзала от нетерпения Таюли.
– Часть имени почившей жены. На вторую его не хватило.
– Как звали бабушку?
– Идиорият.
Таюли прыснула. Но одёрнула себя и прикрыла ухмыляющийся ротик рукой – всё ж над покойницей как-то неприлично насмехаться:
– А что было дальше?
– А дальше, – почти пропел Лис и замахнул в себя третью чарку: – Дед пару недель обмывал такую дивно удачную идею. И уверял, что так и было задумано, когда он ещё мог задумывать. А ещё через неделю ему дважды поджигали дом и трижды набили морду. И всё из-за таких роскошных поминок.
– Кто поджигал?
– Родичи бабушки с другого конца острова. Сама понимаешь: такая обида. Первая за всю историю наших поселений женщина, что стала гарпунёром и лупила своего мужа. Ею гордились, а тут такое бесстыдство: выбитое на её памятном камне Идио и всё.
– Били за это же?
– Нет, били его торговцы: он месяц спаивал команды их кораблей.
– Начали с пьянства одной женщины, а закончили поголовной пьянкой мужчин, – притворно вздохнула Таюли. – Кстати, а что стало с камнем?
– Стоит на заднем дворе. Не могу же я позорить память родного деда. Там кто-то тайком довыбил букву т. Так что налицо небывалый на острове случай: человек сам притащил свой посмертный памятный камень. И лично выбил на нём памятку о том, что он идиот. После этого дед и умер. Как раз перед окончанием поминок по бабушке. А если точней, то практически за пару минут до завершения поминок. Потому, что тут же начались поминки по нему. Но, мой отец почти не пил. И второй праздник ограничился традиционной парой дней.
Лис преподносил казусы из жизни своего семейства с юмором, но вовсе не юродствовал. Напротив, за этой лёгкой насмешкой таилась какая-то детская неизжитая по сию пору боль, которой, впрочем, он не касался и краешком.
Таюли отчего-то казалось, будто человек, проносящий сквозь всю свою жизнь такую боль, непременно достоин доверия. И ты не просто можешь открыться перед ним, но и найдёшь пусть не понимание, так хотя бы добрый совет.
Как они перескочили на её персону, она толком не заметила. Но вскоре выкладывала Ашбеку историю своей жизни. Чуть ли не с первого осознанного ею дня. Он умел слушать. Но не это подкупало, не давая закрыть рот. В этот раз Таюли разглядела его внимательней и открыла, что он гораздо старше, чем показался в первую встречу.
Вот, скажем,
отец к моменту смерти был вовсе не стар – он и женился-то почти мальчишкой. Однако обретённая им тучность и ранняя седина старили его немилосердно. Лис же, сохранив к своим годам поджарое гибкое тело и лёгкость движений, выглядел значительно моложе самого себя. И, тем не менее, что-то внутреннее, ещё не изжитое юношеское в Таюли рождало то самое надёжное ощущение старшего мужчины, годящегося тебе в отцы.Глава 12
Лис молча – лишь иногда прикладываясь к чарке – дослушал её историю до того момента, когда Таюли выдохлась и не нашлась, что добавить. Ожидаемых слов утешения не последовало – он проигнорировал их, убедившись, что этой девушке нужна помощь, а не участие. Не сразу и задал свой первый вопрос:
– Так что является твоей проблемой?
– Да у меня их целый букет, – поморщилась Таюли, быстренько пересчитав в уме те, что прямо-таки лезли наперёд всех.
– Я тебе открою страшную тайну, – потешно выпучил глаза Лис. – Среди женщин нет таких, у кого была бы всего лишь одна проблема. Это просто невозможно. Да, бывает, когда очень большая беда вдруг затмит всё остальное. Но никакая беда не уничтожит, а просто потеснит на время остальные проблемки. И едва она исчезнет или пойдёт на спад, как бедные изгнанники тотчас вернутся на своё место. И примутся за старое: грызть потихоньку свою бедную хозяйку да бороться за первенство в её жизни.
– Ты намекаешь…
– Думаю, ты ещё не поняла суть своей главной проблемы. Просто бегаешь от неё по кустам в поисках норки. И надеешься, что спрятавшись в ней, заморочишь проблеме голову. Что, не найдя тебя, она пойдёт искать себе новую, более доступную жертву. Излюбленный способ решать проблемы у дураков и лентяев. Но для умного человека сей способ не подходит. Умный по самой своей сути не умеет закрывать глаза на существующее. И не в состоянии долго пребывать в выдуманном мире. Ибо для этого в придуманный мир нужно верить всей душой. А умному человеку просто невозможно в него поверить.
– Ну, допустим, ты меня изругал и ткнул носом в собственную глупость. А то и трусость, – к собственному удивлению ничуть не обиделась Таюли, раздираемая предвкушением достижения её цели. – А какая у меня главная проблема?
– А ты кто?
– В смысле?
– В прямом. Я так и не услышал, кто ты есть. Ни Лиатаяна, ни, тем более, Рааньяр. Ни морская дева, чем грезит Шалият, и уже не человек. Так кто ты? Ты многое мне тут нарассказала, чему весьма трудно поверить. Но я, как ни странно, поверил. Однако себя ты пока ещё никак не назвала. Или у тебя нынешней нет названия?
– Демоны называли меня Двуликой. Причём все: и наши, и ледяные. Что это значит, толком не объяснил никто из них. Они словно нарочно обтекают эту тему. Или просто не умеют объяснить слишком сложное для них явление. Как я не смогу объяснить такой привычный пустячок, как солнечный свет.
– Значит, ты Двуликая, – задумчиво повторил Ашбек, теребя свой тонкий щегольски подстриженный ус. – Два лика…
– Вообще-то, после той стычки на пристани в Заанантаке я вдруг стала Трёхликой.
– Ещё не легче, – усмехнулся Лис и пристально осмотрел её с ног до головы: – Трёхликая. Вот так сразу в голову не приходит ни единой мысли. Слушай, а какие три лика могли иметь в виду демоны? Ну, с первым понятно: ты осталась собой. Тело слегка… усовершенствованно – назовём это так. А душа? В душе ты чуешь хоть какие-то перемены? Может, какие-то новые предпочтения? Или даже страсти по чему-то или кому-то?