Сила двух начал

Кэт, поначалу думавшая целыми днями только об этом, в конце концов, оставила бесполезные раздумья, и обратила все свое внимание на настоящее, проблемы которого были намного существеннее. Долгое время – около двух лет, она никак не могла найти работу и жила за счет мамы, что ее чрезвычайно смущало, как бы Мелинда не уговаривала ее не обращать на такую мелочь много внимания. Но как-то раз Кэт повезло – одной из ее соседок понадобилась парочка клаббертов, и волшебница, недолго думая, выполнила просьбу соседки, попутно дав пару советов по содержанию клаббертов. Она выразила Кэт свою благодарность, рассказала об оказанной ею услуге всем своим знакомым... Весть о том, что в деревне появилась волшебница, знающая все о магических созданиях, быстро облетела деревню и уже на следующий день Кэт с удивлением видела, как десятки волшебников идут к ней за советами, с просьбами... Довольные стараниями и умениями Кэт, они благодарили ее, как могли – деньгами, необходимой хозяйственно-домашней утварью, а иногда и игрушками для Мэгги. Кэт была рада этому – теперь у нее была работа, хоть и непостоянная. И давала она Кэт не только пропитание, но и осознание своей нужности и полезности. Но волшебница была вынуждена на время бросить эту работу – из-за болезни, что внезапно поразила Мэгги.

В один из летних дней Мэгги вдруг упала на пол и начала биться в припадке, стремясь раскроить себе голову о предметы мебели. И делала это с такой силой, что ни Кэт, ни Мелинда, ни даже заклинания не могли ее остановить. Целители больницы, в которую волшебница доставила дочь в спешном порядке, обследовав малышку, дружно развели руками – симптомы неизвестной болезни не попадали ни в какие рамки известных им недугов. Но когда Кэт, заливаясь слезами отчаяния, умоляла целителей сделать все возможное, лишь бы Мэгги перестала самоистязать себя, припадок неожиданно прекратился, дав обессиленной малышке шанс на отдых. Целители смогли вновь, уже в спокойной обстановке, обследовать Мэгги, но это ровным счетом ничего не дало – впечатление складывалось такое, словно припадка, столь ужасающего недавно и Кэт, и целителей, не было вовсе – девочка была здоровее, чем это только было возможно вообще. Волшебница заподозрила, что припадок мог быть как-то связан с той болезнью, от которой Мэгги чуть не умерла два года назад, но проверить свою догадку никак не смогла – поиски Джейн Келленберг ни к чему не привели. Видимо, целительница еще до падения Волан-де-Морта скрылась в какой-нибудь глуши, и вновь появляться в больнице святого Мунго не собиралась.

Так что Кэт лишь оставалось надеяться, что припадок не повторится. Две недели она беспрестанно находилась возле дочери, что почти все время спала, пыталась различить в ее поведении, выражении лица тревожные знаки... и не находила, чему очень радовалась. В один из дней волшебнице вдруг стало ясно, что повода для беспокойства больше нет, и она смогла, наконец, вздохнуть с облегчением. Вот только облегчение это было временным и частичным – Мэгги со дня припадка не сказала ни слова, хоть раньше и говорила с увлечением.

Спустя три недели Мэгги, наконец, заговорила – но Кэт уже была не рада этому – ведь в то, что говорила ее дочь, было сложно поверить. Она спросила у матери: «Угадай, кого я видела, когда болела?», и Кэт сразу же поняла, что Мэгги вряд ли видела ее или бабушку — и угадала:

— Я видела папу,— с расстановкой произнесла ее дочь, глядя на Кэт абсолютно черными глазами. Эти три простых слова поразили волшебницу хуже внезапного удара молнии, но это было еще не все – рассказ Мэгги лишь начинался:

— Я видела его, говорящего с какими-то людьми. Они хотели, чтобы папа помог им чем-то, он отказался, один из них убеждал его подумать о нас с тобой... Папа сказал, что он останется верен нам, и ни одно заклинание его не сломит. Тогда те волшебники пустили в ход волшебные палочки – и один из лучей, зеленый, поразил папу прежде, чем он смог отразить его. Он упал на пол и больше не поднялся...

Кэт, потрясенно глядя на дочь, силилась сказать что-то, но Мэгги еще не закончила:

— Те волшебники перевернули весь дом в поисках чего-то важного им, даже в нашу комнату зашли. Один из них хотел убить и меня, но тот, кто убеждал папу подумать о нас с тобой, сказал, что в этом нет нужды и им вовсе не нужна месть потерявшей всех родных волшебницы.

— Мэгги, можешь описать того, про кого ты говорила только что?— спросила Кэт, затаив дыхание.

Девочка в согласии кивнула.

— Похожее на маску змеиное лицо, красные, горящие глаза, жестокий холодный голос...

Она замолчала, взглянув на мать, чье лицо было белее мела, а глаза сузились в злобном прищуре.

— Волан-де-Морт,— еле слышно прошипела она, сжав кулаки – жажда мщения подобно всепоглощающему огню завладела ее душой. Но одна мысль – о невозможности мести из-за отсутствия объекта мщения, охладила горячую голову Кэт. Нет, она и раньше думала, что Волан-де-Морт мог быть в ее доме в тот вечер – об этом же говорил и Северус Снегг, но она не знала, он ли или кто-то из его слуг оборвал жизнь ее любимого. Если бы она знала это раньше, до отъезда, бросила бы она все, следуя за слепым чувством мести, в попытке найти и покарать убийцу Джека и других, неизвестных ей волшебников? Возможно. Но для этого нужно было бы оставить Мэгги, а для Кэт, как, впрочем, и для любой матери, разлука с дочерью даже на день была хуже пытки.

Вспомнив о дочери, Кэт перевела взгляд на нее, и спросила уже ровным голосом:

— Больше ты ничего не видела?

— Видела, но те образы были смутными и расплывчатыми, и я их не запомнила.

— А как ты видела то, что рассказала мне только что?

— Как сейчас вижу тебя,— последовал лаконичный ответ, что привел Кэт вновь в изумление – как Мэгги могла видеть происходящее в гостиной, если сама в это время была в спальне? Может, она все это лишь слышала? Но тогда откуда она знает, какого цвета был луч, унесший жизнь Джека? У волшебницы голова шла кругом от этих вопросов, что, казалось бы, совершенно не имели ответов. В надежде получить логичное объяснение словам Мэгги, она рассказала матери об этом, но Мелинда, в отличие от Кэт, не сильно удивилась этому.

— Не забывай – Мэгги видела это во время припадка,— многозначительно заметила Мелинда,— стало быть, даже не видя того, что происходило тогда, сейчас она могла увидеть это так же четко, как видит нас с тобой. А потом, с уходом Пожирателей смерти, ее видения просто оборвались?

— Нет,— покачала головой Кэт в отрицании, вспоминая сосредоточенное личико дочери, когда она пыталась припомнить то, что видела после сцены о смерти отца,— были еще какие-то, но слишком расплывчатые. Может, оттого, что припадок начал набирать силу?

— Он может повториться,— произнесла Мелинда со значением,— и тогда, возможно, мы узнаем, что именно он дает Мэгги в большей степени – страдания или давние воспоминания.

— Ты, что, хочешь, чтобы Мэгги вновь страдала, лишь бы выяснить, что еще она может помнить?— воскликнула Кэт в ужасе,— неужели она для тебя как подопытный клабберт?

— Конечно, нет, Кэт, Мэгги мне очень дорога как внучка. Но мы ведь все равно ничем не сможем ей помочь...

— Тогда остается надеяться, что припадок больше не повторится, иначе...

Голос Кэт пресекся, а взгляд, что лучился отчаянием и горечью, она устремила в пространство.

— Мы будем молиться, чтобы беда обошла нашу Мэгги стороной,— сказала Мелинда, крепко сжимая руку дочери.

Кэт, очнувшись, кивнула, прекрасно зная, что ничего другого им просто не остается...

С этого дня каждая минута стала для Кэт медленной пыткой – волшебница беспрестанно находилась рядом с дочерью, с тревогой и то уменьшающейся, то начинающей набирать силу паникой ожидала повторения припадка. То, что Мэгги вела себя, как ни в чем, ни бывало, теперь казалось Кэт плохим знаком. Она была как на иголках и, как ни старалась вести себя, как ни в чем, ни бывало, у нее это плохо получалось. Все чаще и чаще происходили нервные срывы, Мелинде казалось даже порой, что Кэт сходит с ума... Она уже было хотела настоять на немедленном лечении, но именно тогда Кэт словно пришла, наконец, в себя – перестала смотреть на Мэгги с болью во взгляде, думая, что ее вот-вот поразит припадок... Сама волшебница не могла объяснить, почему так произошло – просто она почувствовала, что никакой угрозы для Мэгги нет, и не было. Так прошел целый год со дня припадка, многочисленные шрамы, свидетели припадка, постепенно совсем исчезли вопреки страхам Кэт. Она больше не спрашивала у дочери, что еще она видела во время припадка, боясь услышать нечто страшное, да и Мэгги словно бы забыла о том дне, стерев его из памяти. Девочка так же совсем не упоминала о Джеке, словно у нее никогда не было отца. До припадка Мэгги знала о нем лишь то, что он умер, едва ей исполнился год, ну и, разумеется, видела карточки с его ликом – мягко улыбающийся невидимому собеседнику мужчина с коричневыми глазами и черными волосами, что теперь были и у Мэгги... Узнав же всю правду во время припадка, девочка не задала матери ни единого вопроса о том, почему ее отца убили, словно знала это и так. Кэт же была этому лишь рада – те раны ее сердца, что кровоточили так долго после смерти ее любимого, постоянно открывались вновь, стоило ей вспомнить те времена, когда ее любимый был с ней и дочерью... Кэт замечала, что грусть ее не укрывается от Мэгги и в такие моменты девочка забиралась к матери на колени, и, обнимая, заглядывала в глаза своими черными, как агат, глазами – словно пыталась бессознательно разделить с Кэт эту боль. И, что самое странное, ей это удавалось – волшебница чувствовала, что боль, прочно засевшая в ее сердце, поспешно отступает, словно изгнанная неведомой силой, и измученная душа Кэт получала долгожданный покой. Со временем воспоминания о Джеке приносили волшебнице только грусть и неизбывную нежность, и эти же чувства оставались в ее сердце как бы в напоминание о том, сколько счастливых мгновений она провела с любимым.

Шло время, перетекая из будущего в прошлое; наступил 85 год, что принес в семью Мейндженов большие перемены. Ранней весной, в середине марта, в то время, когда снег только-только растаял, и показалась молоденькая травка, Мэгги наконец-то нашла себе компанию, которой была лишена до этого – в их небольшой деревеньке совсем не было ее ровесников, все дети уже учились в магических школах. Соседний дом, до сих пор пустовавший, в один из весенних дней оказался заселен – новым семейством. И по счастливой случайности у семейства Джейсонов была шестилетняя дочь – ровесница Мэгги. Ее звали Элис, и, так как у нее не было ни братьев, ни сестер, она быстро сошлась с Мэгги – уже на второй день девочки везде ходили вместе и проводили долгие часы за всевозможными играми в ближайшей рощице. Правда, случались и ссоры, и тогда Мэгги и Элис могли враждовать месяц и больше, даже если причина ссоры была пустяковой. Частенько Мэгги, в общем-то, добрая и отходчивая, приходила мириться первой, но иногда, когда речь шла о чем-то важном ей, о чувстве оскорбленного достоинства, к примеру, Мэгги не прощала Элис даже тогда, когда она сама приходила к ней с извинениями.