Сирийский рубеж 3

Краснова молча кивнула и ещё раз пожала мне руку.

— Благодарю. Номер «Правды» с вашим интервью я вам пришлю. Обещаю.

У самой проходной мы попрощались, но Краснова меня остановила.

— Будьте внимательны на совещании. Не всё так хорошо в авиационной промышленности. Ждите очень непростых вопросов. Особенно от руководства Авиапрома.

— Спасибо.

На территории завода меня встретил один из инженеров и сопроводил в зал для совещаний. Здесь уже собралось много людей. Были и представители армии.

Я подошёл к генерал-лейтенанту, который являлся начальником управления армейской авиации, и представился ему. Он меня достаточно сдержанно поприветствовал и спросил как моё состояние после катапультирования.

— Как вообще прошёл этот процесс? — спросил генерал.

— Необычные ощущения, — честно ответил я и пересказал, как всё проходило.

Генерал внимательно прослушал и сказал, чтобы я был готов рассказать об этом на совещании. А также об опыте применения как Ми-28, так и Ка-50.

Уже подойдя к большому столу, он бросил не самую обнадёживающую фразу.

— Основная борьба сейчас именно состоит в том, кто останется, — сказал начальник армейской авиации.

— МинАвиапром противник сейчас двух вертолётов, — сказал ему сидящий рядом полковник.

Двери в зал для совещаний открылись, и вошла делегация в составе пяти человек. Среди них я сразу выделил одного человека, который шёл в середине.

У него были светлые волосы. Уложены аккуратно. Глаза симметричные настолько, что их местами поменяй и ничего не изменится. Нос слишком узкий и выпирает вперёд. Так и норовит им проткнуть собеседника. Плечи широкие, а бёдра узкие. Ну и походка такая, будто передо мной минимум президент.

Судя по одежде и выправке, а также надменному взгляду, гость себя здесь чувствует хозяином.

— Вы чем здесь занимались? Почему сюда этот доклад принесли? — елейным голосом спросил блондин.

Пока он слушал какой-то доклад от коллеги, я столкнулся с ним взглядом. Даже на таком неблизком расстоянии я заметил стальной блеск в его голубых глазах.

— Нет, это не нужно. Мы и так сейчас всё бросили на помощь морякам, — ответил он коллеге, отдавая ему обратно документ.

Голос этого «начальника» звучал приторно ласково и, одновременно, угодливо. Будто маньяк жертву завлекает.

— Поймите, что эти изделия необходимы для развития транспортной авиации…

— Не понимаю. Свободны. Итак, добрый всем день! Мы с вами собрались по важному для… вас вопросу.

Когда все начальники сели за центральный стол, я занял своё место у стены вместе со многими другими инженерами и военными.

— А это кто? — спросил я у сидящего со мной рядом.

— Чубов. Он же Егор Алексеевич. Он же — министр авиационной промышленности.

Видно, что парень дикорастущий. Слишком молод для своего поста.

— Основная наша проблема — какой боевой вертолёт оставить для нашей армии? — спросил Чубов у присутствующих.

Глава 11

С первых же минут начались выступления представителей конструкторских бюро. Перед официальными лицами были представлены макеты вертолётов, плакаты со схемами и даже транслировались записи полётов.

Становилось всё жарче. Самые «крупные» функционеры начинали потеть больше всех. Но главные действующие лица оставались свежими и старались как можно больше услышать информации.

На большом экране закончилась очередная видео запись с камеры, закреплённой на Ка-50. Как раз на плёнке был запечатлён момент маневрирования среди вершин хребта Джебель-Ансария. Просматривая эти съёмки, невольно пришлось вспомнить эти боевые вылеты. Даже слегка во рту пересохло.

— Впечатляет. Красивый полёт, хорошая картинка. Но я увидел достаточно. А вы, товарищ генерал? — обратился к начальнику управления Армейской авиацией Чубов.

— Да. Полный доклад о работе Ка-50 в Сирии у меня уже есть, — ответил генерал.

В кабинете включился свет, а экран проектора погас. Помощники быстро свернули белое полотно экрана, пока участники совещания собирались с мыслями, перекладывая бумаги.

— Иван Ивановича не будет? Он ведь сам был инициатором этого совещания, — спросил Чубов у начальника Армейской авиации.

— Состояние здоровья маршала оставляет желать лучшего. Нам с вами нужно будет решить вопрос о принятии на вооружение сразу двух вертолётов, — ответил генерал-лейтенант.

Чубов надул губы и кивнул сидящему рядом с ним человеку.

— По поводу двух вертолётов. К сожалению, программа вооружения утверждена. Вам сейчас её представят.

Слово взял заместитель товарища Чубова. Он встал и зачитал подобие выдержки из документа.

— Ещё в мае прошлого года, по результатам напряженной работы начальника вооружения Министерства Обороны Советского Союза совместно со специалистами Генерального штаба, видов и родов войск, оборонной промышленности и Госплана СССР, были разработаны, согласованы и утверждены постановлением Совета Министров «Основные направления развития вооружения и военной техники», а в сентябре 1984 года другим постановлением впервые одобрены на высоком уровне «Программы вооружения на 1986–1995 годы». И в этой программе есть вот такой раздел.

Заместитель Чубова положил перед начальником Армейской Авиации лист.

— Это «Контрольные цифры расходов на оборону». Вы хотите сказать, что здесь нет средств на разработку и выпуск двух вертолётов, так?

Чубов и его заместитель молча кивнули. Ситуация, конечно, интересная. Оказывается никто не задумывался о постройке даже Ми-28 в прошлом году. А теперь решают, кого выкинуть.

Что-то это мне напоминает. Неужели вот так начинались изменения в советском строе?

— С одной стороны, одноместный Ка-50 будет сложен для простого лётчика. Он только-только прошёл «боевое крещение», — предположил один из присутствующих генералов.

— С другой, некоторые преимущества «камовский» проект имеет перед вертолётом Ми-28. Они друг друга дополняют, — заявил начальник Армейской авиации.

Чубов в это время был слишком спокоен. Точнее расслаблен. Он сидел вразвалочку, в расстёгнутом пиджаке, излучая важность своей персоны. Как будто все вокруг холопы.

Пару раз мы с ним столкнулись взглядами, и он в этот момент только слегка ухмыльнулся.

Генеральные конструкторы Камова и Миля слушали каждое слово очень внимательно. С этого момента начались споры, затем взаимные обвинения, потом кто-то чуть не перешёл на повышенный тон.