Скальпель для шейха

С ней ничего не было понятно, в отличие от ее мужа. Тот с женой Мэдокса Мэдса вместе ходил по магазинам и картинным галереям, смотрел кино и готовил ужин, а оставшееся время проводил в гостевой спальне. Вряд ли можно было такое не предположить. Полина, женщина сексуальная, без комплексов, впечатлилась их приездом. Но, кроме всего прочего, у нее было европейское воспитание.

Она носила прозрачные топы с тончайшими лифчиками, короткие платья или обтягивающие мини-юбки, обнажающие прекрасные загорелые ноги, высокие шпильки, красила губы огненной помадой и кокетливо укладывала волосы. Когда она гуляла или шла в торговых центрах, мужики от зависти сворачивали шеи, желая ознакомиться с задним видом куколки.

Она победоносно соблазняла чужого мужа. Все время невзначай прикасалась к нему, дразнила, прижимаясь то задом, то грудью. У того явно кружилась голова от желания обладать.

По докладам детективов, в один из дождливых весенних дней, через месяц после приезда, когда Андрей уже не мог скрывать голодного мающегося взгляда, она пришла к нему помочь составить резюме. Жаловалась на строгость мужа. Она зависела от денег и гражданства, возвращаться в Россию не планировала.

Им было настолько хорошо вместе, что Андрей все чаще задумывался у ювелирных витрин. Ему явно хотелось и нравилось жить тут.

Я не сочувствовал Мэдоксу, но и мужу Веры тоже. Его стремление вписать женщин чужой культуры в местное общество, за столько лет неугасаемое, разбилось на Полине. Мэдокс мстителен. Они через это проходили все: ревность, желание разделаться и отомстить сопернику, наказание своей женщины.

Одним из условий совместной жизни Мэдокс Мэдс выдвинул безоговорочную верность до самой смерти, и это само собой не обсуждалось. Если она хотела жить в роскоши, иметь все, что только можно поиметь в этом мире, и являться миссис Мэдс долго и счастливо, придется выполнить условие.

Полина старалась, хотя редко виделась с мужем, и ее это устраивало. Все, что требовалось, – гордо нести статус и заниматься собой любимой. Интрижку с Андреем, казалось, ничем, кроме срыва, объяснить было невозможно. Вероятно, тот виделся ей таким веселым, разговорчивым, теплым на фоне холодного, непонятного, чужого по менталитету мужа. Она не удержалась…

Несколько дней назад Мэдокс вошел в ее спальню с двумя бутылками шампанского Moet et Chandon. Решительно скинул пиджак, пока сонная Полина терла глаза в непонимании и подозрении: неужели вечно мрачный муж обнаружил, что в мире существуют аптеки, продающие виагру?

Он залез на кровать прямо в обуви и одежде. Встал на колени между ее широко раскинутых ног, открыл шампанское и плеснул в фужеры. Лицо мужа, обычно без эмоций, равнодушное, выражало безмерную степень сосредоточенности на ней.

– Выпьем за нас, – предложил он тост, затем поднял руку и привлек ошарашенную жену к себе, с уверенностью стягивая с нее шелковую сорочку, чиркая соскальзывающими кружевами по торчащим от возбуждения набухшим соскам.

Она выпила до дна. А он не стал. Вместо этого отставил фужер, снял через голову рубашку, под которой обнаружилась налитая мускулами вздымающаяся грудь, и заглянул жене в глаза с настолько откровенным намерением, что Полина мгновенно взволновалась, потеряв глубину в дыхании.

Руки сминали мужской короткий волос с аппетитом. Она гладила его шею, затылок, не веря собственному счастью. Мэдс никуда не спешил, позволяя ей раздевать себя. Он целовал жену с темени до пят, обнаружив ненормальную страсть к пальчикам ее ног. Вылизывая каждый сантиметр кожи с лаской и в то же время с ненасытностью оголодавшего к весне волка. У него оказался большой и толстый член с такими яйцами, что Полина кончила до того, как он вставил его в нее. И как только он вошел в нее, нежность переменилась бешеной неистовостью, заставившей забыть обо всем на свете. Ритм вколачиваний мужа настолько ей подходил, что она, не помня себя, кричала и кусалась, сгорая от каскада великолепных оргазмов.

Когда Мэдокс кончил, это был не финал. Все выходные он не выпускал жену из постели. Казалось, случился-таки медовый месяц у четы Мэдсов. Он щедро лил в ее фужер шампанское, но сам его не пил.

Но имело ли это какое-то значение, когда она влюбилась в собственного мужа, находясь на границе крайнего, невротичного возбуждения, стоило ему войти в дом?

Мир Полины рухнул, оставив на крошечном пятачке сознания только его. При одной мысли о нем ее трусики мгновенно становились мокрыми. Мышцы вагины начинали невыносимо ныть, непроизвольно сокращаясь в пустоту, и миссис Мэдс с трудом заставляла себя не думать лишь о предстоящем сексе, а хотя бы о чем-нибудь еще. Ей физически требовалось все время находиться с мужем рядом. И совершенно скоро она не сможет обходиться без него совсем. Без него или любого другого...

Каждый из них проходил подобное со своей женщиной и не один раз. Все их ненужные женщины медленно и верно становились одержимыми, затем впадали в психоз. Мир богатства и власти жесток. В нем нет обычных человеческих норм и отношений.

И потому я, наблюдая за Верой, задавал себе тот же вопрос, что и Мэдокс предыдущие месяцы. Простой вопрос, с жизнью на кону. Хочу ли я, чтобы она также влюбилась до безумия.

39

Дом на пальме имел три спальни и две ванные. Предоставленный в пользование работодателем, оказался большой постройкой. Внутри кухни скрывался садик с барбекю и столом на четыре персоны. Опасения Андрея не подтвердились, его счастью не было предела.

— Что ты от меня хочешь? — спрашивала я его в ответ на претензии к моей невероятной занятости. — Свободного времени нет совсем.

И в самом деле, все магазины и закупки лежали на нём. Полина помогала разобраться в обилии выбора и незнакомых товаров. Она жила на той же пальме, что и мы.

Бывший враг, узнав о нашем переезде, сменила гнев на милость. Решили: кто старое помянет, тому глаз вон. Так что она показывала город, знакомила с русскоговорящими людьми, советовала компании по подбору персонала. И всё снова потекло по старому руслу. Мы вернулись в прежнее состояние стабильного треугольника.

Что не могло не бесить.

— Я никогда не смогу жить, как Полина, хотя бы потому, что работаю.

— Не упрекай меня, — Андрей неизменно обижался. — Я давно нашёл бы работу, если бы были друзья. Но тут говорят на тарабарщине. Не английский, а сплошной диссонанс в нос из хрюкающих междометий. У всей нации поголовно гайморит и в придачу кол в заднице.

Я рассмеялась, полагая, что привыкание требует времени. Мы ходили на языковые курсы, но учёба давалась с трудом. Жизнь в чужой стране походила для Андрея на сказку, и работать он не спешил. Скорее всего, надеялся увести Полину домой. Такие каникулы на содержании сроком на шесть месяцев. Что ж, я после этого получу развод и всё, наконец, закончится.

— Уверена, она тоже не видится с мужем. Он всё время в командировках либо на операциях, — рассуждала я, поспешно собираясь на работу и отдирая от подошвы носка очередной кусочек бумаги, демонстративно и возмущённо показывая его мужу: «Это что?»

— Она же справляется как-то.

От нечего делать Андрей вспомнил о детском хобби — мастерил оригами и прочую ерунду из бумаги. Выходили неплохие многослойные открытки. Из-за этого по дому валялись маленькие обрезки, ножницы, круглые держатели без лезвий, а иногда и с ними, в зависимости от того, где он располагался со своим самовосстанавливающимся ковриком для резки. Тихо закипая, я выкидывала клочок в мусор, считая, что лучше бы он нашёл работу по специальности.