Скандальная история старой девы

У этих женщин нет существенных преимуществ и рычагов давления. Скоро они это поймут.

Взгляд снова возвращается к Анне. Она глядит прямо. Следит за мной, как как за диким зверем, который может броситься в любую секунду. И всё же в её глазах нет смятения. Только решимость.

– Кто будет говорить от имени вас всех? – спрашиваю я, уже заранее зная ответ.

– Я и Зоряна, – Анна выходит вперёд вместе со старшей по цеху.

Я киваю, делая женщинам знак следовать за мной. Они сначала колеблются, но Анна что-то шепчет Зоряне на ухо, и та соглашается.

Переговоры могут быть приятными, если в них участвует красивая женщина. Кто бы мог подумать.

??????????????????????????Мы не успеваем пройти и десяти шагов, как я замечаю лиру Дарину, которая спешит за нами.

– Что-то случилось, наставница? – уточняю я, окидывая её ледяным взглядом.

– Они хотят голову вам задурить! С этими бездельницами разговор короткий… наказать и сразу начнут работать, как миленькие!

– Вы считаете, мне можно задурить голову?

Дарина замедляет шаг и резко тушуется. Её злые глаза бегают, видно, что она нервничает. И правильно делает. Её время сочтено, и она чует это, как лесной зверь, которого загоняют гончие псы.

Я окидываю наставницу изучающим взглядом.

Анна, хоть и была излишне эмоциональна, когда вчера говорила о пропавших старых девах, но может быть права. Я уже велел этим утром поднять дела о женщинах, найденных в лесу растерзанными. Нужно будет ознакомиться.

– Простите, – бормочет Дарина, а затем поспешно добавляет: – Я хотела с вами поговорить. Прошлым вечером на ярмарке одного мужчин схватили, хотя он ничего не сделал…

Она про своего сына.

– Позже, – отрезаю я, отворачиваясь.

– Мой князь! – отчаянный стон Дарины летит вслед.

Мы заходим на фабрику, которая сегодня была готова открыться. И я настроен на то, что через пару часов все приступят к работе.

У наставницы есть кабинет на фабрике, он расположен на втором этаже, в углу корпуса. Мы поднимаемся по скрипучей деревянной лестнице и заходим внутрь.

Помещение тёмное, тесное, пахнет сыростью и старой бумагой. У дальней стены стоит массивный стол из почерневшего дуба, заваленный исписанными пергаментами. В углу – каменный очаг, в котором давно не разжигали огонь. Стены голые, только пара грубо сколоченных полок с пыльными книгами.

Я обхожу дубовый стол и усаживаюсь в кресло наставницы, указывая Анне и Зоряне на два стула напротив.

Они затеяли гиблое дело, и скоро это поймут.

– Слушаю вас, – сначала смотрю на Зоряну, потом на Анну.

– Я вчера просила тебя, но ты отказал старым девам в помощи, – произносит последняя, впиваясь в меня возмущённым взглядом.

– Я не отказал, а я пояснил, что сейчас это невозможно, – напоминаю спокойно.

– Анна нам всё рассказала, – вступает в разговор Зоряна, её тонкие сухие губы подрагивают от напряжения. – Но мы не можем ждать годы! Многие не доживут.

– Вы жили так столетиями, сможете подождать ещё год или полтора. О годах речи не шло.

– Легко говорить, когда ждать должен кто-то другой, – горько усмехается Анна.

Я опускаю взгляд на её губы.

Анна снова снилась мне этой ночью. Мне снилось, что эти строптивые губы целуют меня сами. Снилось, что Анна скользит тонкими пальчиками по моим ключицам, оглаживая их. Затем её рука ползёт ниже, и ещё ниже… а затем и она сама…

Я сглатываю, вдруг понимая, что пропустил часть слов Зоряны, которая распаляется всё больше.

– …они никогда не станут работать на производстве! Особенно жители Чернограда! А уж за такие жалкие медяки и подавно.

– Заработная плата будет увеличена, начиная с этого месяца, уведомление должно было поступить, – отвечаю я глухо.

Мы с Анной смотрим друг на друга. Я едва заметно улыбаюсь ей. И вижу, что как бы она ни пыталась противиться, её щёки розовеют, а зрачок расширяется.

Она думает обо мне.

Мы истинные, этого не изменить. Она может сколько угодно выказывать строптивость, исход будет один.

Но вдруг Анна будто приходит в себя, её взгляд суровеет. Она подскакивает с места и глядит на меня неприступным взором:

– Уведомление о заработной плате поступило! Но этого всё равно слишком мало. Жить на такую сумму невозможно. А ведь у многих дети.

– Вынужден согласиться, но сразу не получится предложить больше. Тем более после простоя. Но постепенно я смогу увеличивать плату и через год или около того, она станет приемлемой. И, снова отмечу, жили так столетиями, поживёте ещё немного.

– В тебе цинизма хоть отбавляй, – цедит Анна. – Раньше никто не знал, почему именно старые девы болеют. Думали, потому что они не замужем. Это абсурд!

– Вам кажется, что года достаточно, но это не так, – говорит Зоряна с отчаянным выражением лица. – Вы не сможете найти работников вместо нас. Все будут отказываться. Это затянется на десятилетия.

– Может быть и не придётся искать. Через какое-то время мы узнаем, можно ли сделать производство безопасным. А тогда я дам вам выбор. Остаться или уйти. Думаю, большинство останутся, потому что условия будут куда лучше.

– Вы не знаете жителей, вы здесь чужак, мой князь, – качает головой Зоряна. – Для них всё, что касается старых дев, связано с позором. Позорно выполнять нашу работу. Позорно быть рядом с нами. Никто из честных людей не захочет мараться работой с гибельником, даже если вы сделаете фабрику безопасной.

– Звон монет решит этот вопрос. Когда за работу на фабрике будут платить больше, чем на лесопилке или в кузне, люди поедут работать сюда. В идеале работать должны мужчины, местный труд тяжёл для женщин. Но я не буду препятствовать никому.