Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
Оббегал он дворец, как во сне, сверху донизу и обратно — никого не нашел, а как умаялся, на скамью в одной из горниц присел.
«А ведь во сне все так же случилось», — подумал Влад и молвил:
— Жаль, Кощей меня видеть совсем не хочет!
Ожидал он голоса, который расскажет об оконце в башне, однако не дождался. Дворец вдруг вздрогнул и зазвенел, а затем загудел низко-низко, на грани слышимости. Бросился Влад к окну, а там черный небосвод белым запылал от света огня небесного, и вроде бы рваная полоса по нему прошла.
Влад
Леший сказал, Кощей тропы заповедные путал и защиту устанавливал. Навью защиту — в том теперь и сомневаться не приходилось. А зачем? Видать, собрался покинуть царство свое и не хотел по возвращении обнаружить над ним нового хозяина.
Тут и слова Златоуста в памяти всплыли — о пределах, которые Кощей хранит, и врагах, против него замышляющих. Ведь ясно, не про князя он говорил, да и вообще не про Явь. Тогда о ком? Влад в точности знал: боги Прави никогда против Кощея ничего не делали. Кто же станет пилить сук, на котором сидит? Кощей — один из них, недаром волхвы его Чернобогом кликали. Еще и хранитель: дуб мокрецкий бережет, источниками живой и мертвой воды ведает и много чем еще. Сам же — чародей и чудодей великий. К тому же небесный огонь всецело Перуну подчинялся, не смог бы Кощей свою защиту на молниях построить, если бы Громовержец не дал на то согласия.
«Да и не припомню я, чтобы наши пресветлые боги насоздавали эдаких страхолюдин», — подумал Влад и выкрикнул:
— Ни в жизнь не поверю, будто не оставил весточки! Ну же! Подскажи!
И тотчас с места сорвался, снова рыская по замку, только в этот раз не хозяина или слуг его разыскивая, а хоть что-нибудь, рассказавшее бы о намерениях Кощея или о пути его следования. Блюдечко с голубой каемочкой и яблочком наливным, в конце концов! Недаром же о них в разных сказках говорилось.
Увы, не нашел. За то время, что искал, дворец трясло еще пару раз, и подумалось: если так продолжится, вряд ли сам отсюда выберется. В Правь лететь следовало, хоть и боялся Влад так запросто беседовать с богами.
Не до собственных страхов стало, когда загудело вокруг пуще прежнего, затряслось, а одна из стен потрескалась. Стон по Хрустальному дворцу прокатился, лишь чуточку до предсмертного не дотянувший. Казалось, тот, кто его издал, находится всего на волосок от гибели, и плевать, что считается бессмертным.
Влад тотчас из дворца вылетел и прямо к луне устремился. Если и находился рядом враг, дотянуться до него не смог. Молнии вначале били совсем рядышком, а потом встали огненными столбами по правое и левое крыло, образовав проход, в конце которого по-прежнему луна светила, но теперь уже не враждебно, а маняще и приветливо.
Так и очутился Влад в Прави пред светлыми ликами богов. Хотел он с ними побеседовать, но не смог даже рта раскрыть. Ноги-лапы к полу приросли, а тело совершенно не ощущалось. Зато, стоило отчаянию затопить его до самой макушки, полились в сердце откровения. Влад поначалу пытался их осмысливать, а потом вздохнул, расслабился и позволил образам бежать, как давешнему
ручейку.— Хватит, — в какой-то момент молвил Велес, и все прекратилось. — Главное знает, а до остального пусть доходит своим умом.
Как отзвучал его голос, закрутила Влада сила неизвестная и из Прави вышвырнула. В себя он пришел неясно когда и неведомо где, поначалу видел вокруг лишь белую хмарь, хлопья снежные разглядел не сразу. Вертела его метель и вьюга — танцевала, смеялась, искрилась яркими снежинками, а потом уронила в сани, да не кого-нибудь, а Зари Заряницы. Красавица восхитительная, ненаглядная — в том смысле, что глядеть на нее и хочется, и боязно одновременно, — укрыла Влада полушубком собольим, все улыбалась ему и пела, только слов разобрать не получалось. Отступал разум человеческий перед светлыми богами, удавалось понять их лишь сердцем. А многое ли то способно уразуметь? Если слушать его, то достаточно, а коли нет, то и ничего.
Влад очнулся на полянке у звонкого родника — там же, где недавно. Леший напротив сидел, кулаком подбородок подперев, и смотрел на него внимательно.
— Окончательно очнулся или еще куда-нибудь крылья навостришь? — ехидно поинтересовался он, стоило Владу на локте приподняться.
— Здравствуй, дедушка, — вздохнул тот. — Мне бы с узнанным для начала разобраться. Признаться, не понимаю, почему правяне вообще меня приветили.
— Еще б они с вестником говорить отказались. Ты ж один-единственный такой: по всем мирам летать можешь, общий язык найти со всеми умеешь, пусть пока и не всегда удается. О тебе Макошь говорила Кощею о-о-очень давно, тот еще не верил, усмехался да язвил.
— Он ведь правянам не уступает в могуществе, — вымолвил Влад, — так почему же в Навь изгнан?
— Глупый, — фыркнул Леший. — Посмотрел бы я на того, кто посмел бы его изгнать: в первый раз, а заодно и в последний. Кощей сам себе на уме, в побратимах-товарищах никогда не нуждался, обсуждения и совместные решения считал суетой зряшной. Еще обожал постигать неведомое, сокрытое за пологом мрака. Не будь Нави, рано или поздно сам ее создал бы и царем в ней сделался. Кощея, захоти он, может, и привечали бы в Прави, да на кой ему становиться равным среди равных, если может быть единоличным великим властителем?
Влад аж воздухом поперхнулся.
— Власть предусматривает немалую ответственность, — продолжал Леший, не обращая на него ни малейшего внимания. — Потому с врагами своими Кощей сам дело имеет, а он ведь хоть и бессмертный, но отнюдь не неуязвимый. Сейчас он, в битве сраженный, в полоне находится.
— Почему ты сразу не сказал?! — рассердился Влад, хотел вскочить, но Леший вроде и тихонечко руку старческую на плечо ему положил, а то вмиг онемело и заныло от превеликой тяжести. Словно весь лес навалился.
— А ну, цыц! — прикрикнул Леший, руку убрав. — Шасть под лавку!
— Нет здесь никаких лавок, — буркнул Влад, плечо растирая.
— А ты не гневайся и не серчай, — молвил Леший слегка примирительно. — А то попрошу домового, он какую-нибудь лавку и принесет, будешь под ней ужиком ползать.
Влад усмехнулся. Дурная злость ушла, будто ее и не было.
— Ты пойми, — сказал Леший, — беседы я с тобой веду по одной простой причине: в сердцах я читать умею, в отличие от тебя, несмышленыша.