Сказка Востока

Столицу России не узнать — блеск, чистота, люди богатые, ухоженные, красиво одеты. А сколько иностранных дорогих машин! И всюду «банк», «казино», «ресторан», «страховая компания», «салон красоты», восстановленные храмы, музеи, старинные особняки, прекрасные памятники. И как за столь короткий срок Москва могла так преобразиться? Сейчас очень модно говорить «гламур». А такого слова даже нет в русском словаре, есть «глянец». Это точно не ко мне, и я пошел к знакомым местам.

Высотное здание Российской академии наук. Стоит так же величаво, неприступно. Только и здесь много нового: чисто, больше молодых, энергичных людей. А к зданию не подойти — столько машин, тоже заморских, и мощная военизированная охрана, меня даже не подпустили. Зато издалека «лабиринт» на крыше видать, но и он не тот — золотом блестит, сверкает; глянец либо гламур.

Я уже знал, что моего замечательного учителя-тимуроведа Новопалова Олега Кузьмича уже нет. Я побывал у супруги с соболезнованиями, и она подсказала телефон Калмыкова Ивана Силантьевича, а заодно поведала, что сын последнего выбился в большие люди, и сам Калмыков ныне восседает в какой-то богатой фирме.

Калмыков меня вначале не узнал, а потом засмеялся в трубку:

— Я как раз должен быть вечером в РАН, жди меня. Боже, даже люди в Москве изменились. Я бы Калмыкова не узнал, если бы не он меня. Шикарный лимузин и все остальное, а сам, действительно, помолодел, и на мое удивление:

— А что? Ха-ха-ха, фитнес, питание, массаж, операции — подтяжка, волосы посадил, ну и прочее-прочее. Ну, — вздыхая, он осмотрел меня, — ладно, пошли, чеченская наука. Он со мной, — как пароль процедил Калмыков, и меня в Академию пропустили.

— Так, мне к вице-президенту, по делам, — уже в лифте говорил Калмыков, — а ты — на третий этаж, в ротонд, пообщайся со своим другом.

Скоростной лифт бесшумно ушел, а я бы вновь заблудился в лабиринте здания, да всюду стрелка «ротонд».

Большой, светлый павильон, и ни души, лишь бюсты. Я его сразу узнал, хотя, конечно же, это не оригинал. Правда, тоже под стеклом, и табличка: «Тимур — выдающийся полководец, правитель (1336–1405)».

Эта бронзовая копия не вызвала никаких чувств, только странную мысль. Здесь еще бюсты стоят, в том числе и Петра Первого. Но они отдельно, в глубине, как бы в почете. А вот Тимур прямо у входа, и, что удивительно, первая — обезьяна, потом неандерталец и далее — эволюционный ряд Дарвина, и, под конец Тимур, а за ним Улугбек. Это все отдельно, для меня стало символично. И пока я об этом думал, появился Калмыков, и я сходу спросил, почему так.

— Не знаю. А впрочем, мы ведь ученые. Значит кто-то, такие как Тамерлан, произошли и вправду от обезьян, а есть и от Бога! Ха-ха, ну что? Разве не идея? Только я бы не рискнул это публиковать. Пошли.

— А настоящая голова Тимура там же? — о своем заговорил я.

— Да, ха-ха, как ты на нее позарился, сразу же перевезли на свое место в Санкт-Петербург, в Кунсткамеру, ^[261]теперь, наверное, навсегда. Кстати, и башка Хаджи-Мурата там.

Мы подошли к лифту, и там рекламный плакат: «Вас приглашает ресторан «Вершина!», 22 этаж».

— О! — воскликнул Калмыков. — А там, где был музей, где мы Тамерлана килькой кормили, теперь обалденный ресторан. Посмотрим?

В здание Академии в моем костюме меня еще впустили, а вот в этот ресторан — вряд ли. Да Калмыков сказал пароль «Со мной».

— Это один из самых дорогих ресторанов Москвы, — пояснил Калмыков, когда я уставился в меню. — Брось! Тимур так не гулял. Лучше пошли на балкон.

Вид Москвы был потрясающий. Я посмотрел вверх, прямо над нами «лабиринт», отсюда выглядел как что-то невразумительное, несуразное.

— Да, — перехватил мой взгляд Калмыков. — Теперь это называется не «лабиринт», а знаешь как? — «Золотые мозги России».

Мы сидели около часа. Уже стемнело. У Калмыкова все время звонил мобильный. Принесли блюдо. Я даже не знал, как это морское чудо есть.

— Да, это не то, — угадал мою мысль Калмыков. — Слушай, давай тряхнем стариной. Поехали.

Уже наступила ночь. Москва горела огнями, стала еще краше, загадочней. Мы ехали недолго. По набережной не проехать — столько машин, пришлось идти пешком. Прямо на Москве-реке многопалубный корабль, огнями зовет: «Развлекательный центр. Ночной клуб. Казино «Сказка Востока». Внутри ковры, огни, роскошь, и даже воздух пьянит. По отдельной лестнице нас подвели к стеклянному лифту. Наверху открытая палуба, тихая музыка, уютно, прохладно.

— Как обычно, — видно, Калмыкова здесь знали.

Вот это был восточный размах. Все свежее, вкусное, стол просто ломится. Одно плохо — и здесь телефон Калмыкова не угомонится, вскоре пришел какой-то партнер.

— Пойду пройдусь, — чтобы не мешать, я удалился.

Что-то меня потянуло на нижние этажи, там было многолюднее, веселее, шумно. Вот казино, игорный зал. Еще ниже — концерт, полуголые девочки выступают. Еще ниже — ресторан, там уже сами посетители резвятся. Здесь официанты — все молодые девушки и мальчики — восточные лица. Они на месте не стоят, с подносами носятся. Я одного остановил.

— Ты откуда? Откуда приехал? — кричу я.

— Самарканд. Самарканд.

Я удивился. Девушку-официантку остановил.

— Бухара. Бухара.

Что-то меня задело. Я решил спуститься еще ниже, откуда приносили еду и доносились всякие запахи. Мне кажется, что такого, как Калмыков, даже со знанием пароля, сюда не впустили бы. А мой невзрачный вид — пропуск именно туда. Это трюм, точнее подвал. Здесь кухня, склады, тусклый свет, воздух тяжелый. А работа, несмотря на ночь, кипит. Сотни, сотни молодых людей в поту трудятся. И даже спрашивать, откуда они, не надо — сплошь люди с Востока, да и спросить невозможно — конвейер, то ли колесо не остановить.

А вот, я вижу, группа усталых, еле стоящих на ногах юношей и девушек спускается еще ниже по лестнице. Я за ними. Ужас! Вонь, запах крыс. Спят вповалку, а дышать нечем. Свет еле горит, и камера тюрьмы показалась бы раем. Хотелось бежать, да за ширмой детский стон, я любопытный — лучше бы не видел. Бежал.

Через день я был в Питере, попал в Кунсткамеру. Лучше бы и этого не видел. А башка, и не одна, надежно стоит. Зачем? Я быстро вышел, хотел на чистом воздухе покурить, а те же восточные парни пыль подняли, улицы выметают.

Позже, на вокзале, на базаре, в Москве и в Питере, я уже не глянец вижу, а сплошь восточные лица. И мысль мечется — то ли невольно пригнали, то ли новое нашествие. А может, наследие, порожденное Тимуром? Не знаю.

Зачем думать? Лучше наукой заниматься. Калмыков помог ускорить защиту. Ох, жарко было. А я спорил, не сдавался. Да председатель Совета мудрым человеком оказался, постановил: «Как Молла Несарт сказал спорящим — и ты прав, и ты. Так что, учтите наши замечания, и ждем».

А Калмыков уточнил: