Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

После завтрака Колпак и Самтыгном вышли на улицу и уселись на завалинке у солнечной стороны дома. Подставив теплым лучам свои бледные лица, они завели неспешную беседу о том, что уже февраль, солнце начинает греть, и пора высаживать на окне в горшках разные травы для рассады. Самтыгном мечтательно хмыкнул и добавил, что можно наломать веток березы и клена, поставить их в воду и скоро получить на ужин салат из молодых, нежных зеленых листочков.

Мизинчику эти разговоры были скучны. Он постоял немного рядом, ковыряя носком деревянного чоботка повлажневший снег и соображая, какое бы и свое словечко вставить, но ничего в голову не приходило, тогда гном стал осторожно отступать, не сводя лукавых глаз с братьев и демонстрируя полное внимание, но при этом увеличивая расстояние между собою и ими, пока не скрылся за углом – ему не хотелось выслушивать вопросы: куда пошел, зачем, разве тебе с нами не интересно,– на самом деле не интересно, но так ведь прямо не скажешь, чтобы не обидеть, хотя и врать не хочется, поэтому лучше уйти, не прощаясь.

Тропинка Мизинчика представляла собой кратчайший путь до подножия Ближних гор. Там она еще немного поднималась вверх, останавливалась у входа в сырую пещеру, едва освещенную солнцем сквозь дыру в своде. Затем, извиваясь, ползла вдоль быстрого подземного ручья, который не известно, откуда здесь взялся и куда пропадал, к противоположной стене, где светилось небольшое круглое отверстие. В него мог пролезть только очень маленький гном. Преодолев его, Мизинчик оказывался в лете. О, лунный камень адулар сделал свое дело – никому Мизинчик не проговорился об открытии тайного хода в другую страну.

Это было сказочное место. Когда бы Мизинчик ни пришел сюда, здесь светило солнце, потому что тучи не могли прорваться через вершины гор, ветры тоже не залетали в этот веселый край. Здесь царили свет, тепло, живительная влага, поднимающаяся днем испарениями с поверхности небольшого, идеально круглого озерца, лежащего на дне живописной долины, а ночью выпадающая обильной росой. Трава, цветы, деревья были полны никогда не увядающей буйной силы, благоухали ароматами и цвели яркими сочными красками.

До сих пор Мизинчик еще не решался спуститься с гор в долину. Он обычно садился на плоский, источающий из себя солнечное тепло камень и устремлял взгляд вниз. Его сердце билось все спокойнее и спокойнее, по телу растекалось расслабляющее умиротворение. Душа переполнялась счастьем. Ему хотелось бы никогда не уходить отсюда. Он совершенно забывал о родном доме, стоящем посреди холодного уснувшего леса и борющемся с зимней непогодой, о братьях-гномах – и ушедших, и оставшихся. Ни о чем не думал Мизинчик, а только во все глаза смотрел на эту сияющую красоту.

Если бы он мог летать, то вспорхнул бы сейчас и устремился к манящему чистой голубизной озеру. Но гномы не летают. А чтобы добраться до озера пешком, нужен, по крайней мере, день пути. Это не страшило Мизинчика. Но решимость его отправиться в путешествие сразу пропадала, как только он вспоминал об оставленных дома Колпаке и Самтыгноме. Он ведь не сказал им о том, что исчезнет, а потом вернется. Они могут подумать, что Мизинчик услышал Зов, и будут переживать – у гномов не принято уходить навсегда не попрощавшись. Нет, скорее всего они решат, что с ним что-нибудь случилось и будут ползать по горам в поисках хоть каких-нибудь следов, как это было прошлый раз. А потом он вернется и что им скажет? Мизинчик живо представлял себе несчастного Самтыгнома, которому придется зря совершать подвиг, и ему уже заранее становилось за это стыдно.

Он мог целый день без пищи и воды просидеть на камне, издалека разглядывая чуть покрытую легким светящимся туманцем загадочную долину, не решаясь поверить, что это видение – не сон, не мираж, а то, что существует на самом деле. Наверное, те гномы, которые там живут, очень веселые и беспечные, – думал Мизинчик. – Им не приходится преодолевать столько трудностей, чтобы пережить зиму, заботиться о запасах пищи и дров. (Тут Мизинчик вспомнил, как он с Колпаком осенью по грязи и под мелким моросящим дождиком перетаскивал большую кучу валежника под навес, чтобы дрова не отсырели, или помогал Самтыгному чистить грибы и солить их в березовых кадушках). У них круглый год есть тепло и свежая еда. Они каждый день могут бродить по своим тропинкам и не слушать никакого зова. Зачем куда-то уходить, если здесь так хорошо.

Вот и сегодня Мизинчик сидел на своем обычном месте и вглядывался в даль, влекущую и таинственную, не решаясь спуститься с горы вниз. Время бежало быстро. Солнце торопливо катилось по небу, наматывая на себя, как клубок – нитки, голубое пространство, окруженное зацепившимися за вершины гор серыми, пропитанными еще не пролившейся влагой тучами. «Пора идти, – подумал Мизинчик, – там, наверное, снежно и холодно. Самтыгном готовит ужин. Колпак топит печку. Они ждут меня». Мизинчик нехотя поднялся, взглянул еще раз на порозовевшую под лучами заходящего солнца поверхность озера и скрылся в пещере.

Самтыгном лепил вареники с брусникой, а Колпак, помогая ему готовить ужин, перетирал в деревянной ступке маковые зерна с медом, непрерывно глотал слюнки и облизывал пестик, пробуя на вкус маковое молочко. Самтыгном терпел, терпел и не выдержал:

– Ты что, подождать не можешь, Мизинчику ничего не останется. Какой нетерпеливый. Ну, настоящий гном.

– Сам ты гном, – буркнул в ответ Колпак, но облизывать пестик перестал.

Дверь отворилась, и на пороге появился весь засыпанный снегом и дрожащий от холода Мизинчик.

– Где тебя носило?– полюбопытствовал Самтыгном. – Интересно, какое такое дело может гнома выгнать из дома в этакую непроглядную метель?

Колпак отодвинулся от печки:

– Садись поближе, – предложил он Мизинчику, – согрейся. Сейчас ужинать будем. Мы с Самтыгномом, знаешь, какую вкуснотищу приготовили.

Мизинчик устроился у горячей печи на деревянном чурбачке, протянул ладошки к огню, и по всему его телу сразу разлилось живое тепло пылающих сухих поленьев.

– На-ка вот, выпей, чтобы не простудиться. – Самтыгном подал Мизинчику кружку с каким-то дымящимся свежезаваренным настоем. – Это зверобой, – пояснил он, – Побудка всегда заставлял нас это пить зимой, а мы не хотели. Теперь бы я этого выпил сколько угодно, только чтобы Побудка не уходил. – Самтыгном тяжело вздохнул и вернулся к своим вареникам, осторожно опуская их в кипящую воду.

«А дома тоже неплохо, – подумал Мизинчик, – приятно сначала сильно замерзнуть, а потом сильно согреться. И хорошо, что Колпак с Самтыгномом меня дождались, и что вкусно пахнет. И печка потрескивает дровами – хорошо, что мы их осенью спрятали под навес, и они не промокли. Хорошо, что за окном воет ветер, дует в трубу и раздувает пламя, а мы сидим в теплом доме, и нам все хоть бы хны», – Мизинчик повеселел, оживился и, мгновенно вскочив со своего чурбачка, прямо из-под руки Самтыгнома стащил пару горячих вареников, только что вытащенных из кастрюли, один протянул Колпаку. Тот подхватил его, обмакнул в тарелку с маковым молочком и целиком засунул в рот.

– Ну…ну.. – Самтыгном аж раздулся от возмущения, набрав в легкие побольше воздуха для того, чтобы погромче высказать свое обычное в таких случаях назидание, но братья его опередили: – Смотри, какие нетерпеливые – настоящие гномы, – прокричали они дружно за Самтыгнома и тут же добавили от себя: – Сам ты гном!

Ночью Мизинчик никак не мог уснуть. Раньше с ним такого почти никогда не случалось – сразу, как только голова касалась подушки, ему начинали сниться увлекательные сны, полные подвигов и приключений. А тут сон – ни в одном глазу, а в голове вприпрыжку скачут мысли. Сначала он обдумывал свое путешествие по Веселой стране, так он окрестил открытую им зеленую долину. Потом он стал сомневаться, правильно ли сделал, что ничего не сказал о ней братьям. На этих сомнениях он прочно застрял. Так и не выбрав: говорить или не говорить, – он отложил свое окончательное решение до утра: «Может, и решать ничего не надо будет, может, я сам не выдержу и проболтаюсь», – подумал он с облегчением и уснул.