Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые

Поутру в Скородумовке раздался дружный бабий вой. Бабы выскакивали из изб, хватали себя за волосы, падали на траву, катались и кричали:

– Ой, горе, ой пришла беда, откудова не ждали.

Лишь бабка Настасья, жившая совсем одна, не понимала, что происходит. Она протягивала дряблые, покрытые веснушками руки к соседкам, теребила их за одежду и спрашивала: - Чево стряслось-то?

– Уйди, старая, - ревели бабы, - беда у нас великая.

Рыдая и воя, бабы доили коров, выгоняли их в стадо, пасти которое взялась одна из женщин, топили печи, варили похлёбку и время от времени истошно вскрикивали:

– Прилетела беда черной птицей, закрыла белый свет крылами, ох, горе горькое.

Наконец бабка Настасья разведала, что проснувшись поутру, бабы не увидали в избах ни своих мужей, ни сыновей, ни старых отцов. Вместо них лежали березовые чурки. Сначала бабы недоумевали, куда делись мужья, искали их и звали, но когда выяснилось, что ни одного мужика в деревне не осталось, бабы бросились в избы, посмотреть, а все ли в порядке с сыновьями. Дочки посапывали веснушчатыми носиками, а вместо мальчиков на подушках были чурочки.

Бабы сгрудились в кучку посреди деревни.

– Что за колдовство, - переговаривались они, - кто мужей наших, сыновей и отцов чурками оборотил? И что нам теперь делать?

Гостюшка, пришедшая вслед за матерью, долго слушала бестолковую трескотню и рёв баб.

– В лес надо бы сходить, к колдунам, пускай надоумят, что делать, - решили бабы.

– Додумались, - ахнула Гостюшка, - так это их рук это дело, они все и сотворили.

– Ты откуда знаешь, - накинулась Марфа на девчушку, - иль сама там была и видала?

– Не, - откликнулись бабы, - она не ходила, Бы посылала.

Марфа покраснела, запыхтела от досады и спряталась за спины соседок.

– Дело Гостюшка говорит, - переглянулись Фотинья и Фекла, - колдуны наших мужей на потеху выставили, за это Власик и Протасик трое суток старика у пня коленками траву вытаптывать оставили. Вот он и отомстил.

– Пойдем за мужей, за сыновей, за отцов старых поколотим Змея и Диву!
– загалдели бабы, похватали вилы, косы и зашагали в лес.

Толпа разгоряченных решительных женщин могла хоть кого напугать. Но Дива с братом спокойно сидели на кривом крылечке. Увидев Змея, женщины расхохотались:

– Кто тебе бороду криво остриг, Змеюшка, какой ты потешный.

– Врасплох застали, - буркнул Змей.

– Вам бы плакать, а не смехоторию наводить, - фыркнула Дива.

– Вы зачем всех мужиков чурками березовыми оборотили?
– выступила вперед тётка Фотинья.

– К сыночку на заре подошла, - всхлипнула молодая баба, - а в люлечке чурочка лежит. Ох, так и ношу ее у сердца.

Дива захихикала.

– Ты чего?
– изумились баба, - насмешничаешь? Да мы тебя...

– Что?
– поднялась Дива, - Что сделаете, деревенщины, против меня, дочери Горына?

– Твоего Горына наши мужья и сыновья победили, - крикнула тетка Фекла.

– Печку мужьями и сыновьями топите, - прищурилась Дива, - Для другого дела они не годны. А гореть хорошо будут, жарко! Ишь, с вилами они пришли, с косами. Испугались вас, как же.

Дива потянулась и вошла в избу. Бабы было кинулись вслед, но натолкнулись на что-то невидимое, упругое, отбросившее их назад.

Змей усмехнулся, зыркнул на обескураженных женщин, плюнул в их сторону и тоже скрылся в избе.

Поняв, что не смогут наказать обидчиков, бабы опять подняли вой. Окошко раскрылось, высунулась довольная Дива.

– Расколдуем ваших мужиков непременно.

– А не обманешь?

– В жизни никого не обманула. Коли отыщите нас, то расколдуем. Но помните, отправляйтесь нас искать, когда тропинки станут синими, вороны белыми, а с неба шары огненные полетят.
– Прощевайте, бабоньки, - Дива махнула платочком.

Из окошка, из-под двери повалил густой дым.

– Уф, надымил, - ругалась в избе Дива, - дышать нечем.

– Быстрей долетим, - отвечал Змей.

Бабы на полянке раскашлялись, дым лез в горло, ел глаза. А когда он рассеялся, избушки на полянке не было.

– Ой, подруженьки мои дорогие, - запричитала как на похоронах Марфа, - что теперь с нами будет! Ой, да остались мы без мужиков. Дед Дрёма пускай бы себе пропадал, старого не жалко, а муж мой, а сыночек ненаглядный.

– Не нужен тебе, стало быть, Дрёма, - прошептала Гостюшка.

Женщины плакали и качали головами: не увидеть больше родных. Не бывать тропинкам синими, воронам белыми, не лететь с неба огненным шарам.

– А всё вы виноваты, - разъяренная Марфа ткнула пальцем в сторону Фёклы и Фотиньи.
– Ваши сыновья колдунов рассердили. Теперь ступайте прощения просить, хоть на коленях вымаливайте.

– Ещё чего!
– щёки Феклы покрылись румянцем, - надо Диву со Змеем заставить мужиков наших расколдовать. По-хорошему не захотят, стало быть силой.
– И тетка Фёкла замахнулась на кого-то вилами.

– Вот поутру в путь-дорожку и собирайтесь. Заварили кашку, сладкая, соленая ли - вам хлебать.

– Верно говоришь, - согласились бабы.

Женщины разошлись, каждая прижимала к груди полено.

– Вот как, - горько сказала Фотинья.
– Выходит из-за нас всё. Не из-за Польки рыжей, которая первая к колдунам побежала, не из-за остальных баб. Ведь ни одна мимо избушки не прошла. Сколько лет живу на белом свете, а на глупость людскую дивиться не перестаю.

– Да и мы не больно умны, - усмехнулась Фёкла, - пошли на мужей жаловаться. Надо мужей и сыночков родненьких выручать.

– Ты, Ксюшенька, коровок, гусей паси, хозяйничай, за мужиками присматривай, мы их на лежанку положим, чтоб мыши не погрызли, чтоб водой с крыши не замочило.

Фёкла и Фотинья ранёхонько отправились в путь, к обеду уже вернулись домой.

– И не знаем как получилось, - оправдывались они в ответ на упрёки баб.
– Шли себе, шли, назад ворочаться и в мыслях не было.

– Ох вруньи, - выходила из себя Марфа, - вижу, как нутро ваше от радости светится, мол, всех обманули, отстанут теперь от нас, не-ет, я завтра вас сама провожать выйду.

Для верности Марфа взяла с собой соседку. Они в четыре глаза зорко смотрели они за Фёклой и Фотиньей, и сами не заметили, как очутились в родной деревне.

– Доброго денечка, - Марфа поклонилась женщине у ворот, - как деревня ваша называется, в какое место мы попали?

– Марфушка, ты либо так пятками стучала, что мозги из башки повышибала, - прыснула та со смеху.
– Иль обозналась? Иль дорога так тяжела, что глазоньки твои обманывать начали. Ты их кулаком-то потри, потри. Теперь узнала?