Сказки о сотворении мира

— Не знаю, — ответил Женя. — Когда я с похорон вернулся, звонил ему, приезжал на дачу, но там замок. Федор говорит, что там не живет никто, даже земля не продается.

— Почему?

— Скверное место. Вроде бы говорят, что над полем летают пассажирские самолеты. Бесшумно, на малых высотах. На таких малых что, если выйдет шасси, может по голове зацепить. А кому охота по голове?..

— Какие самолеты?

— Здоровые, пассажирские. Кажется, отечественного производства. Сам не видел, врать не буду. Что мне там делать? Я оставил записку, чтобы Валерьяныч мне позвонил. После похорон нужно было где-то денег занять…

— У тебя кто-то умер?

— Отец. А я, понимаешь, оказывается, ему не наследник. Тут история с усыновлением всплыла некрасивая. Вроде бы как меня усыновила только мать, а он, по документам, получается мне никто. Они не были расписаны, потому что отец не стал разводиться с прежней женой. Противно ему было с ней лишний раз встретиться. И что получилось? Теперь я не наследник, и мать не наследница. Дом отошел той семье, а мать по закону, положено выселить. Два суда было — ничего не решили. Все деньги на адвоката ушли.

— Тебя усыновили?

— Я сам узнал на похоронах. Странно, могли бы раньше признаться. Я бы знал, что имею наследственную склонность к психическому расстройству. Родная мать-шизофреничка подбросила меня в приют, где приемная в то время работала няней.

— Твоя родная мать — Марина Анатольевна Ушакова?

— Откуда ты знаешь? — испугался Женя. — Ты ведьма или Натан Валерьянович рассказал?

— Оскара Шутова помнишь?

— Кого?

— Дай мне телефон Розалии, а лучше домашний адрес. Или Алиски… или кого-нибудь из Боровских. Мне надо его найти. Не знаешь, он работает на кафедре или, может, эмигрировал, наконец? В Академгородке о нем ничего неизвестно.

— Почему в Академгородке? Разве Валерьяныч не в Москве работал?

— Точно! — воскликнула Мира и вскочила с кровати. — Точно, Женька! Я не подумала! Спасибо, что надоумил. Конечно, он должен работать в Москве…

— Погоди, ты уже уходишь? Когда вернешься?

— Зачем? — удивилась Мира.

— Так… Может быть, Федя придет. Он обещал разобраться, работает ли в местном отделении участковый, что ко мне приходил. Если нет — значит, все-таки был стрелок.

— Как выглядел этот тип?

— Молодой такой, немного заторможенный парнишка. Младший лейтенант. Фамилия простая, но я не запомнил.

— Вот, черт! — выругалась графиня. — Так я и знала!

— Ты о чем?

— Пойдем, опознаешь стрелка.

— Чего?

— Я говорю, оденься, спустимся вниз, опознаешь своего участкового.

— Я не понял.

— Я говорю, тапки надень! И побыстрее, пока твой младший лейтенант не сбежал.

Младший лейтенант Соловьев не собирался бежать. Он грустный сидел в машине, рассматривал больничный газон, ожидал Мирославу. У Жени перехватило дыхание. Он зашел с одной стороны, и с другой, только не уставился в лицо человеку сквозь лобовое стекло…

— Мирка…

— Он?

— Как ты его поймала?

— Не только поймала, но почти что обезоружила и теперь собираюсь трудоустроить. Твой стрелок — не совсем пропащая личность. Если его хорошо встряхнуть, он много интересного нам расскажет. Не подходи к нему. Человек под глубоким гипнозом, сам не соображает, что делает, но кто-то водит его по следу ангельской книги. И оружие опять-таки всегда при нем. Одна команда — и полетят наши головы.

— Надо срочно звонить Федору.

— Звони. Только не смотри на стрелка в упор. Черт знает, как он закодирован.

— Надо мобилизовать всех штатных психологов отдела.

— Надо, — согласилась графиня. — Звони, мобилизуй, только не поднимай панику.

— Как тебе не страшно?

— Мне страшно, Женька, только тогда, когда я ничего не боюсь, потому что страх — мое нормальное состояние. Когда я проснусь и пойму, что бояться нечего — значит, я уже умерла. Прости, времени в обрез. Надо ехать.

— С этим? В его машине?

— С кем же еще? Когда он рядом — мне спокойнее. По крайне мере, не выстрелит в спину. Или ты поработаешь на меня шофером?

Женька опустил голову.

— У меня уже транспорта нет.

— Может быть, тебе деньги нужны?

— Да, нет… — смутился Женя. — Федор мне по своим каналам устроил зарплату внештатника, я думаю, если выкарабкаюсь отсюда, может быть, наймусь в органы. Опыт кое-какой имеется, в армии отслужил… — он смутился еще больше, когда увидел, что графиня достала бумажник. — Нет, ну что ты… Меня здесь кормят… и одевают.

— Возьми, пригодится. Артур заявится, как всегда без копейки — ему одолжишь, если сам не потратишь.

— Я не знаю… Неудобно.

— Бери, пока есть, — приказала графиня и сунула деньги в карман больничной пижамы.

— Ты знаешь, что я, может быть, долго не протяну.

— Знаю, родной.

— Потому что ты — ведьма.

— Потому что сама болела твоей болезнью. Знаю, откуда она берется, и как лечить ее тоже знаю, только боюсь, что мой метод лечения ты не потянешь. Дело в том, друг мой, что ты, образованный и неглупый мужик, появился на свет в интересном месте в нужное время, но так и не смог увлечь Автора своей персоной. Ты ничего не сделал для того, чтобы стать полезным в сюжете, в то время как Автор дал тебе в руки все, о чем простой персонаж не мечтал, и возложил на тебя большие надежды. Ты просто изжил себя, не попробовав поработать на Его идею, и мне тебя искренне жаль.

— Нет…

— Да, Женя! Я понимаю, что смертельный диагноз слушать неприятно, но если ты жив до сих пор, значит, не поздно все изменить. Тебе дано время на размышление. Подумай, как придать себе значимость в этой жизни.

— Я сделал в своей жизни все, что мог! Ты знаешь…

— Хочешь тему?

— Хочу.

— Найди Эккура!

— Как?

— Не задавай мне вопросы! Задай их своей чокнутой мамочке. Сделай, что хочешь. Во имя всего святого, Женька, найди Эккура, пока еще не поздно! По крайней мене, до тех пор, пока ты ищешь Эккура, Автор тебя не тронет. Спаси хотя бы себя самого!

Мира села в машину. Растерянный Женька стоял на газоне и разговаривал сам с собой, словно не заметил, как собеседник исчез. За что-то себя ругал, за что-то оправдывал. Это странное свойство доктор Русый приобрел после Дня Галактики и Натан Валерьянович строго настрого предупредил всех желающих общаться с этим человеком: никаких насмешек! Все нормально! Сами бы попробовали оказаться одни на планете. Мира позавидовала ему тогда, позавидовала сейчас. Если б она выиграла этот «День» — она бы ни за что не вернулась. Она бы каталась на машине по пустой Москве и не думала ни о чем.