Сказки о сотворении мира

— Да, — согласилась графиня и достала носовой платок.

— Мы закрыли зону, вернулись в Москву… С тех пор я не могу найти себе места. Я не могу найти себе места с тех пор, как ты убежала, не простившись, не объяснив, не поговорив по-человечески ни со мной, ни с Валерой. Мы обидели тебя?

— Нет.

— Когда ты уехала, я понял, что произошло что-то страшное, и упрекал себя за то, что не задержал тебя сразу, не расспросил. Я думал, что вернусь в Москву, мы успокоимся и поговорим обо всем, но я предположить не мог, что потеряю тебя из вида на целый год. Весь год я не нахожу себе места. Мне надо хоть что-то понять, чтобы не сойти с ума.

— Вы не меня потеряли в тот день, Натан Валерьянович. Уверяю вас, вы потеряли гораздо больше. Не только вы. И я вместе с вами.

— Так я и думал, — вздохнул Натан. — Этого я и боялся… что вместе с зоной мы потеряли человека, которого близко знали.

— Если быть точными, двоих. Но одного из них вы знали особенно близко. Не удивительно, что вы не находите себе места. Удивительно, что вы приспособились жить без него после стольких лет. Простите меня, что психанула на вас тогда. У меня была надежда, что вы его помните. Понимаю, Натан Валерьянович, что ваша «иллюзорная память» никак не зависит от моей воли, но вы относились к нему, как к сыну, и я надеялась. Он жил в вашем доме, работал с вами…

— Жил в детской? — догадался Натан, указывая на дверь, которая осталась открытой после визита графини. — В той комнате никто никогда не жил. Назови мне его имя, Мира. У него ведь было не вполне обычное имя, нехарактерное для здешних мест…

— Попробуйте вспомнить, Натан Валерьянович, а я помогу.

— Возможно, Яков?

— Вы имеете в виду Яшку Бессонова-Южина? Да, Яшку действительно звали Яков.

— Неужели мы закрыли его в дехроне?

— Вы серьезно, Натан Валерьянович?

— У меня осталась книга этого человека…

— Натан Валерьянович!!! — воскликнула Мира. — Вы издеваетесь надо мной? Вы считаете, что я приперлась к вам сюда из-за Яшки Бессонова?

— Мира, мы потеряли его или нет? Я не помню, чтобы он когда-либо жил в моем доме, но это может быть по причине измененной памяти. Я не помню про этого человека почти ничего, но в книге, которую он мне дал, написано: «Дорогому учителю, коллеге, единомышленнику…»

— Вас зацепило слово «учитель»?

— Признаться, да.

— Вас кто-нибудь так называл? Хоть один ученик обращался к вам когда-нибудь этим словом?

— Точно не вспомню, но если ты скажешь…

— Вы не поверили мне, когда я потеряла Ханни. Вы не поверите мне и сейчас.

— Поверю, — пообещал Натан. — Поверю. Слишком много я заплатил за свое неверие. Скажи мне правду, и я поверю.

— У нас теперь разные правды. Один человек вас действительно называл Учителем, но это не Яшка Бессонов.

— Кто этот человек? Если не Яков, то кто?

— Зачем я приехала…

— Мира, расскажи мне о нем. Расскажи мне о человеке, которого я оставил в зоне.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что, профессор, мне все еще больно, — призналась графиня и разрыдалась.

Натан растерялся. По всем законам этого ужасного мира, он должен был утешить девочку, но не смел приблизиться к ней, потому что боялся причинить лишнюю боль. Он не смел предложить ей помощь, потому что, сам того не желая, стал причиной беды. И теперь, чем больше будет усердствовать в утешении, тем сильнее поранит.

— Мирочка… — прошептал Натан. — Что я могу сделать? Если конечно, могу…

— Можете, Натан Валерьянович.

— Сделаю все, что скажешь. Можешь распоряжаться мной… можешь командовать, как Ильей Ильичем, влюбленным в тебя с детских лет. Я даже не буду анализировать твои просьбы, я буду слепо их исполнять.

— Сейчас… — ответила Мира, приводя себя в порядок, — сейчас я придумаю, как вами распорядиться.

— Человек, которого мы потеряли, был моим студентом? — предположил Боровский.

— Больше, чем студентом. Больше, чем другом и сыном. По крайней мере, вы всегда говорили так. Он был вашим учеником и единомышленником. Преданным до идиотизма и благодарным за все, что вы для него сделали.

По растерянному взгляду Натана Мира поняла, что ступила в пропасть. Что в этой системе отчета нет даже шаткой опоры. Она поняла, что зря проделала путь и самое время вернуться, но Боровский все равно не отпустил бы ее одну в ночь.

— У меня было ощущение, — признался он, — что я потерял в этой зоне половину самого себя. Притом лучшую свою половину. Я старался связать потерю с образом Якова, но не смог понять, что связывало нас, таких разных людей? Я перечитывал его книгу, думал. И, чем больше думал, тем меньше понимал. Я просто представить не мог, что с нами был кто-то еще. Кто-то, от кого не осталось и строчки.

— Вы сказали, «половину себя»? Попробуйте представить половину, которой вам не хватает? Кто это? Что за человек? Расскажите о нем.

Натан грустно усмехнулся.

— Почему-то мне кажется, что он ухаживал за моей Алисой. Почему-то я воображаю их вместе. Именно рядом с ней я представляю его. Сколько лет было этому человеку?

— Почти тридцать. Они действительно дружили с Алисой, поэтому вы часто их видели вместе. Насчет ухаживаний — не знаю. Мы не говорили на эту тему.

— Да, да… Помоги мне еще немного, Мира. Скажи мне, как его звали?

— Его звали Оскар. Для нашей местности имя действительно редкое.

— Оскар, — вздохнул Натан и задумался. — Интересное имя. Я бы запомнил студента с таким необычным именем.

— Когда вы включили генератор, его девчонка заблудилась в лесу и оказалась в зоне, в фазе сильного хронального сдвига. Вы долго мучились, но не смогли ее вытащить. Оська решил проблему так, как посчитал нужным. Исподтишка решил, не предупредив никого. Испугался, что в последний момент я его отговорю. Я ведь пошла на башню за ним, а сбежала… Ну, извините меня. Не было сил глядеть в глаза ни вам, ни Валере. Я надеялась, что вы его так просто от себя не отпустите. Потом поняла, что зря… Я была у его дядьки в Бостоне, разгребала семейный архив, надеясь, что человека, пропавшего таким образом, логично искать вблизи кровной родни. Натан Валерьянович, я знаю всю его родословную. Все генеалогическое древо человека, который не родился.

— Если был сдвинут хронал, человека могло выбросить куда угодно, — согласился Натан. — Тут примерного адреса быть не может и примерных родственников тоже.

— К сожалению, я поняла это поздно. Не знаю, Натан Валерьянович, наверно мне сразу стоило просить совета у вас. Я знаю одно: в любой среде, в любой жизни, при любом раскладе событий Оскар мог быть только ученым, который занимается проблемами времени. Физиком, программистом, кем угодно, но он должен рыть эту тему. Если б вы представить себе могли, сколько околонаучного бреда я прочитала за этот год. С некоторыми авторами даже встретилась лично. Никто лучше вас в этом не разбирается, поверьте. И никто кроме вас…