Скиф-Эллин

Я остановил коня шагах в пяти от стариков и оповестил:

— Мы взяли в плен трех парней, — показал на них, едущих со связанными руками следом за мной на лошадях. — Они говорят, что из вашей деревни, что вы заплатите за каждого выкуп в пять мин серебра. Это так?

Оба старика кивнули головами, на которые были натянуты черные войлочные шапки с загнутыми вправо тульями.

— Да, мы заплатим, — прошамкал беззубым ртом тот, что стоял справа.

— Как соберете выкуп, привозите в наш лагерь, найдите Скифскую илу, — предложил я.

— Вы — скифы? — недоверчиво спросил старик, стоявший слева.

— Какая тебе разница?! — грубо ответил я, развернул коня и махнул рукой бессам: возвращаемся.

Ждать, когда соберут выкуп, я не собирался. Мне нужно было знать, из какой именно деревни наши пленники, кто будет заложником их правильного поведения. По приезду в наш лагерь провел с ними беседу.

— Нашему царю нужны проводники, которые покажут тропу в обход перевала. Уверен, что вы знаете такую и поможете ему, — начал я и, заметив их презрительные взгляды, перешел к главному: — А я теперь знаю, из какой вы деревни. Или вы проведете наш отряд и получите свободу, или все ваши родственники, вся деревня от мала до велика, будут уничтожены. Перед смертью я расскажу им, что погибли из-за вас. Если все сделаете правильно, сообщите им сами, что геройски спасли жизнь всем родственникам. Они оценят это. К тому же, наш царь щедро наградит вас. Вы тут посоветуйтесь, а я отойду, чтобы не мешать.

Парням не хотелось становиться предателями, но и круглыми сиротами тоже. Когда я вернулся из шатра, где выпил бокал теплого сладкого вина, презрения в их глазах уже не было. Оно сменилось решительной озлобленностью.

— Мы покажем дорогу, если поклянешься, что не тронешь нашу деревню, — потребовал старший из пленников.

— Клянусь всеми богами! — торжественно молвил я, стараясь не улыбнуться.

Меня, атеиста, всегда смешит, когда клянусь какими-нибудь богами.

Я приказал зорко присматривать за пленниками и поехал к огромному пурпурному шатру Царя Всего Александра Македонского, принадлежавшего ранее царю царей Дарию, установленного в том конце долины, где начинается дорога к перевалу Персидские Ворота. Шатер охраняла сотня педзетайров, вооруженных короткими копьями и мечами. Впрочем, копья стояли, прислоненные к коновязи, рядом с которой были сложены стопками щиты. Чтобы согреться, несколько охранников боролись, разбившись на пары. Остальные подзадоривали их громкими криками. Помешать находившимся в шатре не могли, потому что оттуда доносились еще более громкие раскаты смеха и женский визг.

— Мне надо срочно поговорить с царем. Я нашел проводников, — доложил старшему караула, высокому и крепкому мужику с низким лбом и такой густой курчавой бородой, что в ней скрывался не только рот, но и нос.

Македонец зашел в шатер, с порога доложил обо мне царю. Смех и визг сразу стихли.

— Пусть зайдет! — послышался голос Александра Македонского.

Сразу от входа начинался длинный стол и параллельно ему находились еще четыре, заставленные серебряными кувшинами с вином и серебряными блюдами со всевозможными закусками. Царь и его холуи не голодали. С полсотни гетайров, несколько знатных персов и десяток гетер — греческих проституток — сидели по обе стороны столов и уничтожали запасы съестного, так необходимого македонской армии. А что делать?! Царями нас делают холуи. Александр Македонский расположился на невысоком золотом троне с пурпурным балдахином, стоявшем в дальнем конце шатра, перед тяжелым пурпурным занавесом, отделявшем царскую спальню. На голове македонская красная шляпа с широкими полями, обернутая синим с белыми полосами тюрбаном. Алая туника перехвачена золотым женским кушаком, за который заткнут в золотых ножнах кинжал с рукояткой, сделанной из лазурита. Вместо македонских ботинок со шнуровкой на ногах персидские кожаные тапки с загнутыми острыми носаками и без задников, расшитые золотыми нитками. Смесью македонского с персидским Царь Всего, видимо, старался показать, что ему одинаково близки оба народа, но удосуживался только скрытых насмешек и от тех, и от других. Мне он напомнил ряженых в бабу педиков, которых часто встречал в западноевропейских городах в двадцать первом веке. Наверное, у этих извращенцев во все времена инстинктивная тяга к сумасбродным нарядам.

— Где твои проводники? — сразу спросил Александр Македонский.

— Ждут в моем шатре, — ответил я и напомнил: — Ты обещал за них талант золотых монет.

— Ты получишь вознаграждение, когда мы зайдем в тыл персам, — заверил Царь Всего. — Уверен, что они знают дорогу?

— Да, — ответил я, — но мне со своей илой придется остаться здесь и проследить, чтобы они не передумали.

— Это уксии из долины? — поинтересовался он.

— Воевавшие на перевале на стороне персов, — уточнил я.

— Даже так?! — усмехнувшись, произнес он. — Что ты им пообещал или чем пригрозил, до чего не смог додуматься я?!

— Лишить самого ценного для них — близких родственников, — рассказал я.

Александр Македонский удивленно хмыкнул. Видимо, родственники не являются его ахиллесовой пятой. Впрочем, говорят, он очень любит свою мать — властную, сильную и жестокую женщину. Именно у таких сыновья часто вырастают педиками.

— На рассвете приводи проводников — и получишь талант золотых монет, — деловым тоном произнес Царь Всего и, встав, объявил своим прихлебателям: — Пир закончен. Завтра выступаем в поход, и мне надо отдохнуть.

Представляю, как материли меня царские холуи, выходя вслед за мной из шатра.

43

Перевал Персидские Ворота греки из македонской армии сравнивают с Фермопилами. В обоих случаях перевал защищала небольшая армия против многократно превосходящего противника (как выяснилось, персов было не сорок тысяч, а всего две); путь был расчищен, благодаря предателям, которые показали обходной путь; поход закончился захватом и разграблением столицы. Кстати, я узнал много интересного о Фермопильском сражении, которое было относительно недавно — всего-то полторы сотни лет назад. Оказывается, персов было не несколько миллионов, а всего около ста тысяч, и противостояли им не одни только триста спартанцев, а около восьми тысяч греков из разных полисов. Только погибших там было более четырех тысяч. Но вся слава досталась тремстам спартанцам. Да, они погибли геройски, но и остальные четыре тысячи полегли так же. Впрочем, война — это не то место, где все справедливо. Кто-то в нужное время оказывается в нужном месте и непонятно за что, как в случае с Зоей Космодемьянской, объявляется героем, а кто-то совершает подвиг, о котором никто так и не узнает.

На походе к Персеполю в македонскую армию прибыл гонец от градоначальника Тиридата, который сдавал город без боя, но просил поспешить, потому что горожане хотят разграбить царскую казну, а у него мало верных войск, чтобы помещать этому. Столицу Державы Ахеменидов могла постигнуть та же счастливая судьба, что Вавилон и Сузы, если бы горожане не совершили непоправимую ошибку. Уже перед самым городом армию встретили несколько десятков уцелевших греков, из живших в Персополе нескольких сотен, в основном купцы и их работники. Все были избиты и изувечены: у кого-то отрезаны уши и/или нос, у кого-то выколоты глаза, у кого-то отсечены рука или нога. Греки со слезами попросили у Царя Всего защиты и помощи. Тот предложил переправить их в Грецию, но пострадавшие захотели остаться здесь. Тогда он приказал выдать каждому по три тысячи драхм, пять мужских и пять женских одежд, две воловьи упряжки, пятьдесят овец и, в переводе на понятные мне меры веса, две с половиной тонны пшеницы. Такая вот нехилая компенсация за нанесенный персами физический урон. Само собой, взято это все было у персов. Александр Македонский не стал выяснить, кто именно убивал и калечил греков, а наказал сразу всех горожан, отдав Персеполь, за исключением дворцового комплекса, на разграбление, безжалостное и беспощадное.

Скифская ила вошла в город одной из последних. На наше счастье почти половина армии под командованием Пармениона пришла еще позже. Богатые кварталы к тому времени были уже заняты македонцами, конными и пешими, а бедные окраины — наемниками. Первое, что бросилось мне в глаза — свергнутая с постамента и разбившаяся на три части, мраморная статуя какого-то царя. Позже я узнал, что это был Ксеркс, когда-то захвативший и разграбивший Афины. За что и покарали его статую. Видимо, взыграло чувство мести, взлелеянное за полторы сотни лет. Улицы были широкие, пересекающиеся под прямым углом и разбивающие город на прямоугольные кварталы, не считая примыкающих к подножию горы Рахмат, возле которой он построен, где природа вносила поправки в любовь жителей к правильным фигурам. Под улицами проходили водопровод и канализация. Вода была проведена почти в каждый дом, что большая редкость по нынешним временам. Как мне сказали, на склоне горы сооружено большое водохранилище глубиной шестьдесят метров, куда собирают воду весной, во время таяния снега в горах, и потом расходуют в жаркие, засушливые месяцы. Даже это водохранилище не спасает город весной от затопления, поэтому все постройки в нем на высоких — от двух метров — фундаментах-платформах.

Персеполь не так велик, как Вавилон, но, если можно так сказать, богаче на душу населения. Жившие бедных районов внутри крепостных стен были бедны только в сравнение со своими соседями из центральных кварталов. В сравнение с пригородами, где жили настоящие бедняки, они выглядели середняками, причем крепкими. По крайней мере, в том дворе, который занял я, жил торговец лошадьми, явно не из первых, но в его конюшне стоял прекрасный рослый конь-трехлетка караковой масти: корпус, грива и хвост черные, но от вороной отличается золотистыми подпалинами на морде, в подмышках и паху. Был жеребец из Нисейской долины в Мидии — главного нынешнего центра коневодства. Мидяне сейчас хвастаются, что переняли науку коневодства у самих хеттов, но не помнят, кто это такие и куда делись. Говорят, такой конь может обходиться два дня без воды и скакать неделю по сто двадцать километров в день. Само собой, я забрал этого жеребца себе, назвав его Персеполем. Самого барышника, его трех жен и восемнадцать детей разного возраста в первый же день продали в рабство. В его доме и так мало места и еды, чтобы еще и такую ораву там держать. Скифская ила на этот раз разместилась на одной улице и очень плотно, по восемь человек на двор. При этом нам постоянно приходилось выставлять многочисленные караулы, потому что голодная солдатня, пришедшая с Парменионом и не успевшая к шапочному разбору, шлялась по городу в поисках добычи, отнимая ее у более слабых коллег. То тут, то там, особенно по ночам, возникали стычки, а утром находили трупы убитых воинов. Заподозрить, что это месть горожан, было трудно, потому что почти всех сразу продали в рабство, несмотря на то, что цены упали до пяти драхм за голову.

После недельного «триумфального» запоя Александр Македонский объявил, что основная цель похода — месть персам за нападение на греческие полисы полторы сотни лет назад — выполнена. Да, вот такими вот временными отрезками сейчас мыслят. Хотя на самом деле Царю Всего было плевать на греческие полисы и их поражение в былой войне. В то время Македония была персидской сатрапией и ничего не потеряла. Александр Македонский хотел стать властителем нынешней Ойкумены. Чего и добьется, правда, ненадолго. Я жалею только об одном — что он не знал о существовании государств на территории будущего Китая. Вот было бы интересно, если бы он и туда поперся. Я бы даже сходил вместе с ним, чтобы посмотреть, что там сейчас творится. По случаю окончания главного похода все, кто хочет, могут вернуться домой. Каждый напоследок будет вознагражден: всадник получит один талант серебра, а пехотинец — тысячу драхм, в шесть раз меньше. Те, кто останутся, получат в три раза больше.