Скиф-Эллин

Со скифами тоже пообщался. Как обычно, заимев постоянное место на берегу, я решил заняться коневодством. Пара племенных жеребцов у меня есть, и надо было прикупить кобыл. Лучшие в этих краях у скифов. Они постоянно пригоняют в Ольвию лошадей на продажу. Возле города есть большой луг, на котором и происходит торг с раннего утра и примерно до полудня, по погоде. Мы со Скилуром наведались на это рынок. Продавцов было намного больше, чем покупателей. Пока что лошади делятся по предназначению на боевых, верховых, вьючных и мясных. В первые попадают самые крупные и крепкие, во вторые — те, которым малость не повезло, в третьи — еще более невезучие, а в роли последних обычно выступают отбракованные жеребята, а также заболевшие, чаще охромевшие, и просто старые лошади, которые продаются намного дешевле, по цене их шкуры. Тягловые пока что редкость. Лошадей могут запрячь в арбу, чтобы по разным причинам на время подменить волов. Пахать на них и вовсе не додумались, по крайней мере, я такого не видел.

Выставленные на продажу лошади стояли, привязанные к деревянным кольям, вбитым в землю. Продавцы — в большинстве своем полные, рыхловатые люди с прямыми длинными русыми волосами и бородами, одетые в кожаные шапки с загнутой набок тульей, кафтаны и штаны, заправленные в полусапожки с острыми носаками — сидели рядом на пятках на постеленных на земле попонах, часто несколько человек на одной, и болтали или играли в кости. Казалось, им нет дела до покупателей. Отвлекались от своих занятий только, когда подзовешь. Единственным исключением был ушлый скиф лет двадцати, уже успевший лишиться всех передних зубов. Что случилось с его зубами, я понял, когда кочевник попытался всучить мне кобылу, больную конъюнктивитом.

— Очень хорошая кобыла, и возьму не дорого! — на ломаном греческом языке нахваливал он.

— А это что? — прикинувшись лохом, спросил я на греческом языке, показав на покрасневшую конъюнктиву и текущую из глаза слезу.

— Когда скакали сюда, пыль в глаза попала, — отмахнулся скиф. — Проморгается — и пройдет.

— Не пройдет, — уверено заявил я на скифском языке и посоветовал: — Промывай ей глаза морской водой несколько дней. Иногда это помогает.

Сидевшие рядом скифы, слышавшие наш разговор, сразу встали. У кочевников коновалы пользуются почетом, им даже разрешается не воевать, кроме судьбоносных сражений, и при этом присутствовать на пирах, куда не допускаются не убившие ни одного врага. Видимо, кастрация жеребца, чем по большей части занимаются коновалы, приравнивается к уничтожению всадника.

— Что ищет воин? — поинтересовался старший по возрасту скиф, лоб и левую щеку которого пересекал наискось старый шрам.

Обращение ко мне можно было бы перевести и как «честный, благородный, уважаемый человек». Это были синонимы, потому что, по мнению скифов, таким может быть только воин.

— Мне нужны две-три кобылы на племя, — ответил я.

Видимо, у этих кочевников таких не было, поэтому он спросил:

— А племенной жеребец не нужен?

— У меня есть прекрасный жеребец из Ниссы. Захватил его в прошлом году в Персеполе — бывшей столице бывшей Державы Ахеменидов, — рассказал я.

Скифы переглянулись. О походе Александра Македонского знала вся Ойкумена. Большая часть сожалела, что не присоединилась к нему и не поучаствовала в разграблении самой большой и богатой страны. Кочевники, скорее всего, относились именно к этой части. К тому же, побеждены были персы, которыми управлял царь царей с запомнившимся им именем Дарий, что для скифов, имеющих крепкую память и мстительный характер, было елеем на душу.

То, что я участвовал в походе, повысило мой статус еще выше, что и подтвердил старший скиф, предложив:

— Пойдем, я проведу тебя к воину, который продает двух очень хороших кобыл.

Продавал их пожилой скиф, правый рукав кожаного кафтана которого был укорочен так, чтобы наружу выглядывало окончание культи ампутированной по локоть руки. Одна кобыла была четырехлеткой, вторая прожила на земле на год дольше. Обе гнедые и на вид здоровые.

— Проедь на них галопом, — предложил я Скилуру.

Пока он, на ходу перескакивая с одной кобылы на другую, нарезал круги по окрестностям, я коротко поведал скифам о походе Александра Македонского, о трех главных сражениях, о захваченных крупных городах и взятой в них добыче. Слушали меня внимательно, не перебивая. У скифов не принято говорить долго и, как следствие, перебивать говорящего. Уточняющих вопросов не задавали и сомнений не высказывали. Тебе верят, что бы ни говорил, пока не докажешь, что врун. После этого больше никогда не будут верить.

Когда вернулся Скилур, я еще раз осмотрел лошадей, убедился, что никакие скрытые изъяны не проявились, не хромают, дышат ровно и чисто, без хрипа. Продавец запросил пять мин серебра за обеих, на что я сразу согласился, потому что в Македонии такие кобылы стоили бы раза два дороже.

Когда я отсчитывал деньги, безрукий продавец спросил Скилура:

— Ты скиф?

— Да, — подтвердил юноша. — Меня ребенком захватил в плен македонцы.

— Ты его раб? — кивнув в мою сторону, задал продавец второй вопрос.

Скилур посмотрел на меня, потому что не знал правильный ответ. Мы с юношей никогда не обсуждали, кем он мне приходится.

— Он мой младший брат, — ответил я и добавил: — Скилур принимал участие в последнем сражении, убил двух конных персов.

Убить всадника — это не какого-то там пехотинца, хотя оба пойдут в зачет для получения разрешения присутствовать на пирах. Скифы посмотрели на своего молодого соплеменника с уважением, а он в свою очередь посмотрел с симпатией на меня, признавшего его своим братом. Сироты очень падки на такое.

— У тебя есть жена? — задал продавец третий вопрос.

— Нет, — признался юноша и покраснел.

Черт, я как-то упустил из виду, что Скилуру пора бы жениться!

— Это плохо, — сделал вывод продавец, но развивать тему не стал.

Мы с ним договорились, что к следующему моему приходу в Ольвию пригонит купленных мною двух племенных кобыл и еще двух и привезет выделанные шкуры, собранные со всего рода. Выгоднее было покупать товар без посредников-ольвийцев. Наверняка это им не понравится, но вряд ли отважатся конфликтовать со скифами, своими сюзеренами.

47

Члены моего экипажа не сильно удивились, когда я повел судно к Босфору напрямую, а не вдоль северного и потом западного берега Черного моря. Кстати, греки на галерах добираются до Дуная вдоль западного берега моря, а потом идут на Крым напрямую. Правда, только летом, когда мало шансов нарваться на штормовую погоду. Шли мы под парусами при свежем ветре и днем, и ночью, держа курс по компасу, пока что неизвестному эллинам. Точный выход к проливу поразил моих матросов. По прибытию в Афины они наперебой рассказывали коллегам об этом невероятном факте, но мало кто верил им.

К тому времени в Афины уже прибыло несколько караванов с зерном из Египта, на подходе был сбор своего урожая, так что цены на муку сильно просели. Это не помешало мне получить за нее двойную цену и отбить все расходы на рейс. Привезенные меха и шкуры пошли в чистую прибыль. В обратную сторону нагрузил судно вином и всякими изделиями греческих ремесленников. В Афинах работают мастера со всего Средиземноморья в условиях жесткой конкуренции, что положительно сказывается на качестве продукции. В Амфиполисе, Херсонесе и Ольвии тоже трудятся греки, но явно уступают своим афинским коллегам.