Скиф-Эллин

Первым делом я купил в западной части города двухэтажный дом с портиком, конюшней с шестью денниками и сеновалом на чердаке, кладовыми, винным и обычным погребами, подземной емкостью для сбора дождевой воды и просторным двором, посреди которого росла раскидистая яблоня. Первый этаж был сложен из известковых блоков, а второй — из сырцового кирпича. Односкатная крыша с небольшим наклоном во двор была крыта черепицей. Глухая стена главного строения обращена к морю. В двадцать первом веке в ней обязательно сделали бы большие окна, чтобы любоваться морскими видами, но не сейчас, когда нападение можно ожидать отовсюду. Окна были в стенах, выходящих во двор, маленькие и закрываемые ставнями. Стекла пока что малы и непрозрачны, поэтому никому и в голову не приходит застеклить окна. В хозяйских комнатах первого этажа пол был вымощен светлой и темной галькой в шахматном порядке, который во многих местах был нарушен. Такое впечатление, что мастер время от времени становился дальтоником. Видимо, во время работы его угощали неразбавленным вином. В столовой стены расписаны эпизодами из жизни неугомонного Геракла, крадущего всё подряд: коней у Диомеда, пояс у царицы амазонок Ипполиты, золотые яблоки из сада Гесперид, коров у трехголового великана Гериона. В остальных комнатах стены покрашены в голубой цвет, который кое-где потёк и позеленел. Темные комнаты слуг и рабов и служебные помещения стены имели не крашенные и пол глиняный.

Дом мне продал богатый зерноторговец, отец одиннадцати детей от жены и двух наложниц, который решил перебраться в Гераклею Понтийскую из-за угрозы нападения скифов. Пока что гераклейцы считают херсонесцев своими согражданами, как и те их. Я не стал ему говорить, что на долю Херсонеса выпадет меньше бед, чем на города Малой Азии. Пусть удирает, а потом, когда начнется драка за наследство Александра Македонского, рвет волосы у себя в самых разных местах. В нагрузку к дому шли три раба: пожилая супружеская пара гетов, захваченная во время похода на этот народ, в котором участвовал и я, и египетский моряк тридцати шести лет от роду, попавший в плен к пиратам-таврам на пути в Пантикапей. Было понятно, почему не хочет тратиться на перевозку пожилой пары, но чем не угодил ему египтянин? Подозреваю, что помогал обзаводиться детьми. Я отказался покупать рабов, потому что догадался, что получу их при любой погоде. Так и случилось.

Я оставил Скилура в Херсонесе присматривать за домом и рабами, нагрузился прошлогодним зерном и отправился в Афины. Если успею добраться туда до прихода каравана галер из Египта, то прилично заработаю. В Афинах хлеб всегда в дефиците, а по весне — особенно.

46

В Афинах все было так же, как и до начала похода Александра Македонского, разве что бедных горожан стало меньше. Многие, услышав о захваченных у персов богатствах, подались служить в македонской армии фалангистами. Их брали с удовольствием, несмотря на то, что Царь Всего навербовал в фалангу азиатских молодых бездельников. Наверное, ставил своих новых подданных в задние шеренги, где, как сказал классик, толку было от них, правда, как с козла молока, но вреда, однако, тоже никакого.

Египетский караван еще не пришел, так что я продал зерно быстро и с хорошим наваром, отбив все свои затраты на херсонесское гражданство. На Амфиполис взял попутный груз — ширпотреб афинских мастеров, который вез македонский купец, живший на соседней улице. Он собрался нанять две галеры, но когда я сказал, что за ту же цену отвезу на своем судне намного быстрее, сразу согласился. Думаю, что важнее была не скорость доставки, а то, что купец знал меня. Иногда купцы пропадают вместе с грузом, а хозяин галеры и экипаж становятся немного богаче. Ветер нам был попутный, юго-западный, пусть и не сильный. В помощь ему днем гребцы отрабатывали зарплату. По пути в Афины они по большей части пинали кое-что, обленившись до безобразия, и теперь скидывали нагулянный жирок.

Дома меня уже заждались. Если честно, перед рейсом я с такой радостью сбежал от семьи, что в этом стыдно было признаться даже самому себе. В походе было много разных дел, которые отвлекали от жены и детей, а вот за зиму в Амфиполисе они мне чертовски надоели. Нет, относился я к ним хорошо, но надо было отдохнуть от семьи. Зато по возвращению мы все были искренне рады друг другу. У нас с женой даже случилось что-то типа второго медового месяца. Не месяц, конечно, но неделя — точно. В этом один из плюсов морской профессии.

Я опять нагрузил судно оливковым маслом, вином и разным металлоломом военного назначения и отравился с семьей к новому месту жительства. Не скажу, что Аня была рада переезду, но такова тяжкая женская доля — приходится постоянно улучшать свою жизнь из-за прихотей мужа. Это было ее первое путешествие по морю, если не считать пересечения пролива Дарданеллы на пароме. До выхода в Черное море, которое сейчас называется Гостеприимным, моей жене нравилось всё. На подходе к Крымскому полуострову у моря закончилось гостеприимство, нас прихватило, скажем так, некоторое ухудшение погоды, потому что назвать штормом волну высотой два метра у меня язык не поворачивается. Несмотря на волнение, такое опасное для галер, мы под парусами зашли в бухту Херсонеса, где на веслах добрались до причала, на радость Ане и к огорчению детей, которые сладко спали, убаюканные морем.

На этот раз таможенник не появился, поскольку граждане Херсонеса таможенную пошлину не платили. Вместо него пришли местные купцы, желающие приобрести оптом мой груз. Я продал им только изделия из железа после того, как высадил семью и выгрузил барахло, нажитое непосильными грабежами Державы Ахеменидов. Привез и своих коней. Херсонесцы плотно общаются с кочевниками, поэтому разбираются в лошадях лучше, чем греки с Пелопоннеса. Жеребец Персеполь произвел на них неизгладимое впечатление. Мне сразу поступило множество предложений от хозяев племенных кобыл. Одна случка приносила мне три серебряных драхмы. Имея такого жеребца, можно было жить припеваючи, больше ничего не делая. Но, так уж повелось, я никогда не находил в жизни легких путей, поэтому, обустроив семью на новом месте, подался в Ольвию — полис на правом берегу Днепро-Бугского лимана, неподалеку от того места, где будет город Николаев.

Я видел развалины Ольвии в бытность византийским купцом, путивльским князем и запорожским казаком. К последнему периоду от города уже остались еле заметные руины, потому что аборигены растащили камни для сооружения собственных домов. Сейчас это большой город, превышающий пока что Херсонес и по размеру, и по численности населения и по высоте и ширине крепостных стен. Впрочем, стены и башни построены из сырцового кирпича, так что вопрос, какие надежнее, каменные херсонесские или ольвийские? Основан был выходцами из Милета, можно сказать, моими бывшими поданными, где-то два с половиной века назад. Точную дату, если она и была, никто не помнил. Сперва милетцы поселились на острове Березань, который сейчас полуостров, и назвали новый полис Борисфеном по реке. Полуостров оказался маловат, начали подыскивать, куда перебраться лишним гражданам. На месте Ольвии было небольшое поселение киммерийцев, не успевших или не захотевших убежать от скифов. Милетцам понравилось там, вот потихоньку и перенесли туда центр полиса, а Борисфен стал второстепенным городишкой. Как бы в отместку за это, все приезжие купцы называют Ольвию Борисфеном. Не из вредности, конечно. Ольвий у греков не меньше, чем Херсонесов, а Борисфен — один, не перепутаешь. Говорят здесь на ионийском диалекте греческого, который мне ближе, а не дорийском, как в Афинах и Херсонесе.

В последнее время полис стал данником скифов. В позапрошлом году ольвийцы попросили помощи у македонцев. Сатрап Фракии Зопирион пошел к ним с тридцатитысячным войском, надеясь прирастить владения своего царя Александра, доказать, что не зря сидит на своем месте, и, конечно же, прослыть великим полководцем, победителем скифов. Только вот если первое нападение македонцев под командованием царя Филиппа было неожиданным, застало скифов врасплох, то ко второму они подготовились. Не вступая с македонской армией в прямое столкновение, скифы применили тактику выжженной земли и постоянных налетов днем и ночью и обстрелов из луков, заставляя врага гоняться за ними по степи или бестолку часами стоять в боевой готовности под градом стрел и зазря терять воинов — ту же, что и почти два века назад против персидской армии под командованием Дария Первого. Изматывающая тактика сработала и на этот раз, причем намного быстрее, потому что македонцев было намного меньше, чем персов. Днях в трех пути от Ольвии македонское войско сломалось и побежало домой. До Дуная — неофициальной границы скифских владений — добрались только самые быстрые, в основном кавалеристы.

В Ольвии оружие и доспехи не в цене. Скифы захватили и продали по дешевке ольвийским купцам столько, что хватит еще лет на пять. Зато масло и вино ушли на «ура!». Я купил в Ольвии пшеничную муку, выделанные кожи и беличьи, лисьи и куньи меха. Афинские богачи, мужчины и женщины, обожают щеголять в мехах, причем не только зимой. Наверное, потому, что холодно на Пелопоннесе бывает от силы месяц в году, не успевают нахвастаться. Можно, конечно, нацепить на себя много золота и серебра, чтобы все видели, что ты крутой, но металлы эти тяжелы. То ли дело накидка из рыжего лисьего меха!

Торгуя, пообщался с горожанами, послушал, что рассказывают о разгроме македонцев под командованием Зопириона, о тактике, примененной кочевниками. Жизненный опыт подсказывал мне, что скоро придется воевать со скифами. Они добились дани с одного города, прикормились, вошли во вкус, так что скоро попробуют получить ее и с других. Тем более, что с оружием и доспехами у них теперь нет проблем. Как мне рассказали, осаждать и захватывать города скифы не умеют, но для этой цели наберут добровольцев из других народов, которые живут севернее, в лесостепи, и которых греки называют скифами-пахарями, а скифы — будинами. Видимо, это отдельный народ, проживавший в тех краях ранее и попавший под власть кочевников.