Скитники

В красном углу киот с образами, а под ним широкие лавки вдоль продолговатого стола. Над ними деревянные гвозди для одежды, домашней утвари, пучков травы; небольшие полки для хранения мелких предметов. Возле домов ледники, сушильные навесы: скитники давно приноровились под их защитой сушить рыбу и нарезанное тонкими ломтями мясо. Обнесли все это временной оградой.

После работ и служб по Часослову** скитники, следуя правилам Варлаамова устава, собирались в избе Маркела. Вели душеполезные беседы. Вслух читали священное писание, жития святых, пели духовные песни и псалмы во славу Господа, милостивого к ним каждодневно. Порой под настроение слушали игру на свирели доморощенного музыканта Онуфрия, заводили на голоса старинные песни. Их знатоками и непревзойденными исполнителями были Марфа и жена Онуфрия - Ксения. Остальные душевно подпевали им.

В пору обживания нового пристанища в мир не выбирались. Работы всем хватало.

Выделывали шкуры добытых зверей, сучили волокно и на самодельных станках ткали из него полотно, шили одежды; ладили всевозможную утварь; выращивали за короткое, но жаркое лето репу и рожь. Ржи, из-за нехватки пашен, сеяли, понемногу, больше для просфоры и для выпечки в дни двунадесятых праздников. Повседневно же использовали муку из корня рогоза.

Несколько дуплистых деревьев, заселенных пчелиными семьями, разведали еще в прошлом году. В разгар лета, когда зацвели главные медоносы, оберегаясь дымарем, осторожно вынимали часть заполненных янтарным медом сот.

Так и зажили поселенцы, в трудах и моленьях, радуясь вновь обретенному надежному убежищу, воздавая Создателю благодарения.

Посещение ярмарки

Громада безлюдного пространства и непроходимые горы надежно укрывали новорожденный скит от мира. Раскольники прочно укоренились в щедром кедровом урочище, постепенно расширяя для себя границы приютившей их Впадины.

Четыре года они не покидали ее пределов. Но на пятый, в аккурат во время Великого Поста, все же пришлось снарядить ватагу из четверых мужиков в острог* на ярмарку за мануфактурой, инструментом, порохом и свинцом. Помянули добрым словом схимника, который не забыл изобразить, как из Впадины пройти к нему.

Чтобы иметь возможность менять товар, скитники еще с лета собирали самородки, мыли, наученные Лешаком, золотоносный песок, с осени взялись промышлять пушнину, в основном ценного соболя и крепкую, носкую выдру.

Путь к острогу пролегал через восточный стык Южного и Северного хребтов. Ходоки шли на снегоступах вдоль глубокой тропы-борозды, набитой горными баранами. Местами встречались их лежки, клочья шерсти, старый и свежий помет. Похоже, животные обитали здесь давно, добывая корм на малоснежных, прогреваемых солнцем террасах.

Тропа вилась по отвесным кручам, узким карнизам, нередко зависала над глубокими безднами: вниз глянешь - невольно дрожь пробирает до пят.

Наконец головокружительные участки остались позади. Путники выбрались на перевальную седловину и, перейдя на восточный склон, нашли безветренное место. Вырыли в снегу яму. Расстелили мягкие оленьи шкуры, поужинали и легли спать, прижавшись друг к дружке. Сквозь меховые одежды холод не проникал, спалось крепко. С восходом солнца, надев снегоступы, начали спуск.

Появились первые ели. По противоположному склону ущелья цепочкой, изящно прыгая с уступа на уступ, не обращая внимания на людей, продвигались хозяева здешних мест - бараны.

Сойдя на пойму большой, хотя явно уступающей размерами той, по которой раскольники уходили из Забайкальского скита, реки, путники соорудили на нижних ветвях старой березы лабаз. Сложили в него припасы для обратной дороги: лепешки, вяленое мясо, а сверху все укрыли корьем, придавили обломками сухостоин. От лабаза двинулись вверх по белой ленте реки, на которой четко выделялись многочисленные нартовые следы - оленные эвенки на ярмарку проехали. Воспользовавшись накатанной полозьями нарт колеей, ходоки сумели добраться до острога к середине следующего дня.

Располагался острог на высоком береговом куполе у подножья, изъеденного дождями и ветрами кряжа. В начале ХVII века здесь был заложен казачий пост, разросшийся со временем до деревянной крепости с двумя сторожевыми башнями: “воротной” - с выходом к реке и “тынной” - с бойницей в сторону леса. Они служили больше для устрашения, чем для огненного боя.

В этих диких и безлюдных местах острог был важным опорным пунктом для продвижения промышленного люда на север и на восток к Алдану, и дальше, на Колыму. Он издавна был известен во всей округе. В обязанность служивых также входил сбор податей и ясака с местного населения. Сюда, в начале каждой весны, по снегу, съезжались на оленьих упряжках все окрестные кочевники-эвенки и хитроглазые купцы-молодцы с Алдана. Шумное многодневное торжище проходило прямо на реке, перед крепостью.

В эти дни к десятку столбов печного дыма из острога, подпиравших остекленевший от мороза небесный свод высокими белыми колоннами, прибавлялось до двух сотен дымовых столбов из чумов понаехавших кочевников и промысловиков. Дым поднявшись до вершин горных гряд, обрамлявших острог, потоком воздуха смешивался в одну теплую белесую крышу, неподвижно зависшую над ярмаркой, словно специально для защиты многоликого торжища от стужи.

Пространство перед острогом заполняли нарты с товаром. Кругом лежали пухлые связки мягкой рухляди, туеса с мороженой брусникой, мешки с орехами, мороженой дичью, тюки с чаем и табаком, котлами и сковородами, топорами и ножами, ружьями, свинцом и порохом, гвоздями и скобами, сукнами и холстами.

Тут же ходили поп с дьячком. Читали проповеди, беседы вели, увещевали потомков многочисленного когда-то эвенкийского племени креститься в православие.

Торговые люди тоже времени даром не теряли. Поили “сердитой водой” доверчивых инородцев и скупали у захмелевших за бесценок таежные дары. С особым усердием выманивали соболей. Видя такой грабеж, скитники брезгливо отворачивались:

– Экая срамота! Не по совести поступают, а еще православные!

– Ровно басурмане какие. В прежние времена такого нечестия и в мыслях не допускалось.

А эвенки, дивясь пристрастию русских купцов к собольему меху, посмеивались над ними промеж собой:

– Лучи - глупый люди. Соболь любят, а оленя - нет. Соболь - какой толк? Мех слабый, мясо вонючий. Олень - много мяса, мех крепкий.

Непривычные к обилию народа, многоголосому гомону и пестроте скитники, чтобы побыстрее покинуть шумное скопище, не торгуясь, поменяли самородное золото и пушнину на искомый товар и ушли из острога кругами - следы путали.

Вернувшись с ярмарки, “опоганенные”, не заходя в избы, долго мылись в бане, стирали облачение - скверну смывали. Доставленный товар осеняли крестным знамением.

Того, что они принесли, хватило общине на два года. В очередной поход в острог определили Изота - старшего сына Глеба, повзрослевшего сына Никодима - Елисея и Колоду, назначенного у них старшим.

На обратном пути, утром второго дня, когда скитники переходили по своим следам замерзшую речку, неподалеку от устья впадавшего в нее ключа, Елисей заметил, что впереди вроде парит, и предложил обойти опасное место.

– И то верно, прямо только вороны летают, - поддержал Изот. Но Колода, не любивший долго размышлять и осторожничать, в ответ прогудел: