Скитники
Шрифт:
Наступило решительное мгновение. Выручил союзник ветер - зашуршал листвой. Человек змеей проскользнул сквозь завал и сблизился с молодым рогачом на расстояние верного выстрела. Как только бычок стал поднимать голову, Корней отпустил стрелу вместе с туго натянутой тетивой. Олень рухнул, не сделав и шагу, - железный наконечник угодил в самое сердце.
Табун в течение какого-то времени в недоумении стоял неподвижно, насторожив уши и осматриваясь. Потом вдруг, словно подхваченный внезапным порывом ветра, лавиной понесся прочь, а за спиной охотника в это же мгновение раздался хриплый рев. Корней резко обернулся. Над кустами мелькнули бурые мохнатые уши.
Давая понять, что он здесь хозяин медведь на ходу устрашающе рыкал. Корней, хорошо зная, что звери способны чувствовать настроение и мысли на расстоянии, держался уверенно и не отводил взгляда от приближающегося хищника. Это несколько остудило косолапого: стоит ли нападать на могущественное существо, свалившее быка, даже не прикасаясь к нему и без страха смотрящее ему в глаза?
Хозяин тайги в замешательстве затоптался и, рявкнув для острастки, повернул обратно. Но и удаляясь, он то и дело оглядывался, угрожающе ворчал, надеясь, видимо, что соперник оробеет и уступит добычу.
Торжествуя двойную победу, Корней осмотрел оленя. Рогач оказался довольно упитанным для этого времени года. Его широко раскрытые глаза выражали, как показалось Корнею, немой упрек: “Я не сделал тебе ничего плохого. Зачем же ты лишил меня жизни?”.
Смущенный этим укоризненным взглядом, охотник поспешно закинул выпотрошенную добычу на спину и, зашагал в скит.
Несмотря на некоторое душевное смятение, ему все-таки не терпелось похвалиться знатным трофеем: добытого мяса обитателям скита теперь вполне хватит на три дня. И только по истечении этого срока Маркел, быть может, даст мужикам благословение на следующую охоту.
В дороге парнишке все чудилось, что кто-то следит за ним. Но сколько ни осматривался он, прощупывая цепким взглядом кусты и деревья, ничего подозрительного не обнаружил. И все же ощущение, что за ним наблюдают, не покидало его.
“Неужто медведь идет следом? Не может быть - он свой выбор сделал”.
Корней уже достаточно глубоко изучил повадки обитателей тайги и был убежден, что никто из зверей не станет обострять отношения с человеком, признавая его особое превосходство, и не в силе даже, а в чем-то им самим недоступном и непонятном, дарованном свыше. Но ведь кто-то все же следит за ним! Он это чувствовал!
До самого скита Корней ощущал взгляд таинственного существа-невидимки. Мысли все чаще возвращались к той минуте, когда он прочел мягкий укор в глазах оленя. “Неужто это его душа следует за мной? Тятя ж говорил, что у зверей, как и у людей, она бессмертна. Что убитая тварь теряет только телесную оболочку, а душа продолжает жить. Ей видимо сразу тяжело расстаться с телом, вот и сопровождает нас”.
Лютый
Лето выдалось знойным. Легкий ветерок покачивал сонные от жары вершины деревьев. Завершив порученные дела, Корней скользящей рысцой побежал к восточному стыку хребтов в Чертову пасть на каскад водопадов искупаться. Хотя до них было верст девять, легкий на ногу парнишка одолел путь всего за час с небольшим.
Обнаружил этот каскад Корней давно, еще лет пять назад, и влекло его к нему не столько желание искупаться (было много удобных мест и ближе), сколько возможность полюбоваться на красоту череды белопенных
водопадов.Уже за версту от них можно было расслышать волнующий сердце гул. По мере приближения он нарастал, и вскоре воздух начинал вибрировать от утробного рева воды. Сквозь деревья проглядывал крутой склон, широкими уступами спускавшийся во Впадину. По промытому в них желобу и низвергалась с заснеженных вершин речка, пролетавшая порой одним скачком по двадцать пять саженей.
Над самым мощным, четвертым по счету, уступом, к которому и направлялся Корней, всегда висели завесы водяной пыли. В солнечные дни в них трепетала живая многоцветная радуга. Верхняя часть более высокого, противоположного от Корнея, берега была утыкана круглыми дырочками стрижиных гнезд. Обитавшие в них птицы стремительно носились в воздухе, охотясь за насекомыми. Из-за рева воды их стрекочущих криков не было слышно. Казалось, что это и не птицы вовсе, а черные молнии разрезают радужную арку на бесчисленные ломтики.
Низкий каменистый берег, на котором стоял Корней, никогда не просыхал. Порывы ветра, налетавшие с водопада, обдавали его волнами мороси, от которой прозрачнокрылые стрекозы, висевшие над травой, испуганно вздрагивали и отлетали на безопасное расстояние.
Скинув одежду, Корней нырнул в быструю, прозрачную воду с открытыми глазами и, соперничая со стайкой пеструшек, поплыл к следующему сливу. Саженей за десять до него взобрался на теплый плоский камень. Лег на шершавую спину и, не слыша ничего, кроме утробного рева верхнего и нижних водопадов, бездумно наблюдал за рыбешками, сновавшими в глубокой яме за валуном.
Подошло время возвращаться в скит. Выбираясь к тропе, Корней чуть было не наступил на что-то светлое, пушистое. Отдернув ногу, увидел в траве маленького рысенка. Его мамаша, лежала поодаль, в двух шагах.
Парнишку удивило то, что она не только не бросилась на защиту детеныша, но даже не подняла головы. Такое безразличие было более чем странным. Приблизившись, Корней понял, в чем дело, - рысь была мертва. “Что же делать с котенком? Пропадет ведь! Может, еще один где затаился?”
Парнишка пошарил в траве, но никого больше не нашел. Протянул руку к малышу - тот смешно зафыркал, зашипел и вонзил острые, как иглы, зубки в палец.
– Ишь ты, какой лютый!
Прижатый теплой ладонью к груди, пушистый комочек, пахнущий молоком и травой, поняв, что его уносят от матери, поначалу отчаянно пищал, но ласковые поглаживания по спине постепенно успокоили.
Вид симпатичного усача привел сестру Любашу в неописуемый восторг. Она еще долго играла бы с ним, но малыша первым делом следовало покормить. Дети, не долго думая, подложили рысенка к недавно ощенившейся собаке в тот момент, когда та, облепленная потомством, блаженно дремала. Полуслепые щенята приняли чужака за брата и не протестовали. Котенок быстро освоился и даже сердито шипел, если те пытались оттеснить его от полюбившегося соска.
Когда у Корнея или Любаши выпадало свободное от работ и молитв время, они бежали на поветь позабавиться потешным малышом. Особенно любила играть с Лютиком Любаша.
Поначалу поведение котенка мало отличалось от поведения молочных братьев, но к осени у него все явственней стали проявляться повадки дикой рыси.
Маленький разбойник частенько затаивался на крыше сарая или на нижней ветке дерева и спрыгивал на спину ничего не подозревавшего “брата”, пропарывая иногда его шкуру до мяса. Бедные собачата стали ходить по двору с опаской, то и дело нервно поглядывая вверх.