Скорбь преисподней

– Неважно, Викентий, я – твой учитель.

Сеанс прекратился вместе с действием грибов, и теперь будущий маг размышлял: надо ли оно ему, и почему учитель не хочет представляться, не раскрывает своего предпочтения стороны, да и вообще, не станет ли ему потом худо за такие игры?! Но колебаться пришлось недолго, несформированный окончательно характер в совокупности с нездоровым интересом взяли своё, и обучение началось.

День за днём Вику открывались новые двери, и возможности его росли. Маг познал природу стихий, понял, что такое шаровая молния, узнал тайну огромных рисунков на полях… и, как ему казалось, познал смысл жизни.

Вик совсем недавно, буквально на днях, научился превращаться в ворону и теперь практиковал полёт. Его крыло ещё не окрепло, не могло набрать высоту, и нелепые фигуры пилотажа происходили непроизвольно. Со стороны, непросвещённому взгляду ворона казалась сумасшедшей, но взрослые не обращали на неё внимания, спеша по нелепым делам, не имеющим к миру никакого отношения, просто приближая неминуемую человеческую смерть каждым вздохом и лишним износом собственного организма, пропуская мимо сознания действительно важные вещи. А вот детям полёт Викентия нравился. Дети, в отличие от взрослых, понимали, что-то не так, и не птица это вовсе, но нелепые фигуры пилотажа и плескание в дорожной пыли вызывали восторг юного зрителя, перекрывая ощущение близкой опасности. Викентию было невероятно далеко до чайки по имени Джонатан Ливингстон, но всё же он летел, преодолевая расстояния воздухом, увеличивая скорость с ходом времени, выравнивая траекторию.

Солнце приближалось к горизонту, обдавая город красным, заставляло водителей жмуриться, потом ударилось о воду и приплющилось, создавая неизвестные, щекочущие разум цвета; постояло так немного, меняя оттенки, и пропало совсем, пустив в город прохладу и всякого рода жужиков.

Вместе с назойливыми насекомыми появились корыстные персонажи, корыстные, преступники, работающие по ночам. Двое в спортивных костюмах остановили растерянного паренька, следовавшего, по всему, с рыбалки безлюдным парком. Встретившиеся образовали треугольник, в котором один угол молчаливо и безучастно слушал, второй – эмоционировал, вызывающе жестикулируя руками в такт с гуляющей на словно шарнирной шее головой, третий же был приближен к эталону брутальности: стоял ровно, широко раскинув плечи, слов не ронял, возвратно-поступательным движением открывал-закрывал нож бабочку.

Судя по выписанным лещам, не время интересовало спортивных. Вик решил подлететь ближе, понаблюдать зрелище. Растерянный был морально сломлен и уже добровольно выворачивал карманы, покорно опустив голову, видимо, с целью вызывать жалость и прекратить издевательства. Вик решил воспользоваться случаем и попрактиковать навыки, вызвав у обидчиков желание уйти, сопутствующее внезапно наступившему недомоганию. Такое он уже вытворял однажды, в день первого знакомства с учителем, и с тех пор не было возможности отточить это умение.

Растерянный уже было обрадовался внезапной удаче и уцелевшим купюрам в кармане нелепых штанов, как вдруг ужас охватил его, и в памяти совершенно ясно стояла картина, как неведомый демон вышел из морских глубин, прервав незатейливую рыбалку. Чудовище походило на крокодила с человеческими ногами и зубами в два или три ряда, точно как у акулы. Парень в нелепых штанах помнил его до мельчайших подробностей: отвратительную пупырчатую кожу рвотно-зелёного цвета, выпавшие наружу глаза, как у ящерицы, и точно так же бегающие асинхронно, и раздвоенный костяной хвост… Или хвостов было два?.. Тут непонятно, но он казался одним-раздвоенным; эти хвосты волочились за своим хозяином, гремели, и было совершенно понятно, что хвост костяной, продолжение изощрённого позвоночника, мощного двойного позвоночника, вырвавшегося из тела без плоти и кожи, просто костью.

Колени у растерянного затряслись, ноги подкосило, но бежать всё равно захотелось. И он побежал, как старик с артрозом, спасался. А крокодил, вышедший из воды на ногах, теперь встал на четвереньки, к верху седалищем, так как передние лапы были сильно короче, и бросился вдогонку, подгоняюще громыхая хвостом и походкой изувеченного человека, воскрешённого после средневековых пыток находчивым некромантом. Несмотря на нелепость тела и наверняка неудобную походку, чудовище перемещалось быстро, норовя откусить часть нелепых штанов растерянного.

Парень парком побежал на скамейку, перепрыгнул её с разгона, в надежде, что это притормозит недокрокодила, но секунду спустя услышал хруст разлетающегося в щепки дерева. Резко свернул налево, к ржавому памятнику, где и показались двое в спортивных костюмах, мило беседовавших о чём-то прекрасном, и державшихся под ручки. Растерянный кричал им, жестикулировал, но они были слишком увлечены друг другом, игнорируя происходящее. Растерянный пробежал через них, и вскоре заметил, что громыхание костей прекратилось. Он обернулся на бегу, остановился. Чудовище откусило первому голову, видимо, с целью умертвить, чтоб не убежал, а второго начало есть живьём, отрывая куски от орущей плоти, и крики о помощи хорошенько отпечатались на подкорке растерянного, теперь он ощущал вину и невероятный страх, но, пока у него была фора, бежать продолжил.

Внушение хорошо удалось Вику, в его арсенале появилась новая способность. Уцелевший отправился в ближайшее отделение полиции прямо в нелепых штанах, где и начал требовать у бедного дежурного сержанта принять его чистосердечное признание. Тот, в свою очередь, проработал в правоохранительных органах без году неделю и, кроме украденных с пляжа любимых тапок и недовольной бабы Глаши, подверженной домогательству, как оказалось, сексуально бессильным соседом, не видел.

Уцелевший выплёскивал эмоции, поревышал тон, переходил на личности, требовал арестовать его за непредумышленное убийство и немедленных действий – пока крокодил не съел ещё кого. Ошарашенный сержант часто и быстро задёргал левым нижним веком, обомлел, и телефонная трубка, наспех снятая с аппарата, выпрыгивала из рук будто намыленная.

Явился недовольный капитан, красный, по-видимому, вытащенный из бани, и, разумеется, при запахе свежего хмеля. Капитан допросил уцелевшего в кабинете, столь же неприятном, как и его хозяин, вышел, подозвал дежурного и облил его с ног до головы горячим неистовым матом. Мат был хорош! Ооо, как он ласкал ухо неестественной новизной формулировок, предавая старым словам изысканную шершавость и тонкое послевкусие, напоминающее зудение в заднем проходе или под лопаткой, в общем там, где почесаться невозможно, и по телу пробегают мурашки от возбуждения. Сладострастные буквы изящно вылетали изо рта находчивого капитана, вызывая у дежурного восхищение перед старой школой. К часто моргающему левому глазу, и потряхивающимся рукам теперь добавился широко раскрытый рот. Дурундуков стоял в оцепенении и блеял что-то невнятное; незавершенные слова и предлоги смешивались у него во рту, вылетая несуразицей, так что подошедшие санитары вначале его приняли за обезумевшего, и чуть было не скрутили, но бывалый капитан смилостивился, разъяснил ситуацию, и в компанию душевнобольных отправился уцелевший в нелепых штанах.

Человек вышел из подъезда, зацепился авоськой за ручку, хлопнул железной дверью и пробормотал в неё какое-то несерьёзное проклятье. По человеку было видно, что он из честных рабочих – заношенные кожаные ботинки, джинсы в мелкую дырочку, no name, по-видимому, с экономмаркета, и футболка от организации с буквами на спине. В общем, из порядочных. На беспокойном овале лица, сквозь небрежную щетину морщинами пробивалась доброта.

Но человек был чем-то расстроен, и это явно не из-за усталости, к ней он привык; и нищенская заработная плата, что не позволяла свести концы с концами, тоже не причём, с этим трудяга давно смерился; и даже не жизнью серой и скучной, потонувшей во вселенской несправедливости, к этому человек тоже давно привык. И всё же человек был расстроен.

Людей на пути было не слишком много, но они врезались в человека, по-видимому, привыкли к тому, что дорогу уступают им. Прохожий с авоськой сегодня был невнимателен и неуступчив, он смотрел прямо под ноги, что-то бормотал под нос и изредка ворчал на врезающиеся в него телефоны. Иногда люди оборачивались и ворчали в отместку, это было безобидно и взаимно.

– Где же я этой карге петуха найду? – полушёпотом бормотал человек себе под нос. – И почему курица не подойдёт? Отличный бульон из курицы получается. Ох уж эта…