Скорость. Назад в СССР 2

— Да. Игорь Николаевич.

— Если вы считаете себя виновником пожара, то самое время признаться в этом и раскаяться. Мы выслушаем вас, а потом все вместе решим, как нам поступить.

— Игорь Николаевич, я действительно послужил причиной того, что произошло, но совсем не так, как вы это увидели.

— Хорошо, тогда извольте объяснится, как нам нужно смотреть, на то, что произошло.

— Я не могу, простите, — я тоже разочарованно опустил голову. Я не мог себе позволить нарушить данное Андропову слово.

— Что же Александр, я вынужден вам сообщить, что вашу дальнейшую судьбу определит товарищеский суд. Я надеялся, что та ситуация с Москвичем уже забылась, но из-з событий сегодняешней ночи, руководство нашей автобазы вспомнило мне все. В том числе и то, что мы вас взяли на поруки.

— Хорошо, а когда состоится суд?

— Сейчас. В десять ноль ноль. В актовом зале.

Глава 10

— Что же Александр, я вынужден вам сообщить, что вашу дальнейшую судьбу определит товарищеский суд. Я надеялся, что та ситуация с Москвичом уже забылась, но из-за событий сегодняшней ночи, руководство нашей автобазы вспомнило мне все. В том числе и то, что мы вас взяли на поруки.

— Хорошо, а когда состоится суд?

— Сейчас. В десять ноль ноль. В актовом зале.

* * *

Судьба меня прямо балует. Вот так утро сюрпризов.

Дело не в том, что Константин повел себя, как урод. Я свое слово сдержал и моя совесть чиста.

Плевать на Константина. Хотя мне стоило труда подавить свое желание прямо здесь набить ему рожу.

Дело было в товарищеском суде.

Я мог, конечно, сейчас коротко рассказать Трубецкому про противостояние с синдикатом.

Про словесную перепалку с Давидом Махарадзе после катастрофы Соменко, про драку на рынке, а затем в ресторане с шайкой его брата.

Про то, что я узнал про поджигателей от Комбинатора, мы были едва знакомы с ним сутки, но за ним уже прочно закрепилось это прозвище.

Еще мне пришлось бы объяснять, почему я не «сдал» комбинатора ментам. Вряд ли мои планы на него воодушевили бы князя.

Про наши с Сашей подозрения, что ее отец погиб вовсе не случайно. Ведь ни прямых, ни косвенных доказательств вины Махарадзе у нас не было.

Но все это уже так скаталось в большой ком обстоятельств, деталей, взаимоотношений, что можно было писать целую книгу, а быстро «галопом по Европам» это не объяснишь.

К тому же я был связан обещанием Саше не обсуждать гибель отца и ее мотивы с кем бы то ни было без ее согласия.

С Трубецким я, конечно, еще объяснюсь с глазу на глаз. Сейчас надо думать о том, что говорить на товарищеском суде.

О них я знал, только из фильмов и порядочно волновался. Я уже привык к работе на нашей автобазе и чувствоал себя частью трудового коллектива.

Передо мной стояла дилемма: каяться во всем, и молча сносить все обвинения и укоры или возражать, активно сопротивляться и защищаться.

За короткое время работы на предприятии я завел множество знакомств и у меня почти во всех подразделениях появились приятели и хорошие знакомые.

Теперь мне просто было тошно представлять, что я должен неизбежно противопоставить себя этим людям, если я выберу сопротивление.

Угон, разбитая машина и пожар — это не тоже самое что просто разбитая машина.

Мне совершенно не хотелось принимать на себя и каяться за чужие грехи. Хотя разум подсказывал, что это и есть самая эффективная стратегия защиты из возможных.

В своих размышлениях я даже не заметил, как мы всей командой молча дошли до актового зала и оказались в нем. Слава и Артур похлопали меня по плечу.

— Ничего не бойся, чувак. Мы с тобой, — потом пошли и уселись на свободных местах в зале.

Меня поставили лицом к зрительному залу, даже не предложив отдельный стул, так, чтобы меня было хорошо видно из каждого уголка актового зала.

Мол, смотрите, любуйтесь вот он — нарушитель порядка и трудовой дисциплины, покушавшийся на социалистические устои и моральный кодекс строителя коммунизма.

Чувствовать это было неприятно. Мало того, что меня оговорили, что само по себе мне казалось несправедливым.

Так еще и придется отвечать за пожар, который я первый бросился тушить и между прочим на полном серьезе спас жизнь, того кто так подло подставил меня перед князем.

Ладно хрен с ним. Герои не ждут благодарности. Никто не знает, что я спас Андропова. Я не стану об этом рассказывать, достаточно того, что я сам это знаю.

Суд собирался для того, чтобы установить вину или невиновность. Я сижу отдельно ото всех, как преступник. Семь бед один ответ. В угоне Москвича я виноват на самом деле.

Буду считать, что второй эпизод с пожаром просто недоумение.

Люди потихоньку собирались, здоровались беседовали кучками. они улыбались и были в приподнятом настроении. Я ошибочно принял это за благоприятный признак.

Заседание началось с неприятных открытий, люди были в хорошем настрое просто потому, что у них появилась возможность прогулять работу не какое-то время.

Как только заседание объявили открытым, улыбки исчезли с лиц сотрудников автокомбината, и если на меня бросали строгие взгляды, то они все были полны осуждения и даже, как мне показалось, неприязни.

Никто не стал разбирать ситуацию по существу, сославшись на отсутствие времени в графике работы предприятия. Секретарь товарищеского суда просто зачитала обвинения.

Мне вменялись дерзкий угон и уничтожения автомобиля, являвшегося имуществом нашего автокомбината.

Халатное отношение к работе и результатам труда других участников трудового коллектива. Нарушение трудовой дисциплины, нарушения правил пожарной безопасности.

Еще до кучи обвинили в систематическом пренебрежении нравственностью и правилами поведения советского гражданина в обществе и в трудовом коллективе.

Последние два пункта я не понял. Неужели меня обвинили в том, что это я, а Андропов водил баб в вагончик?

А после того, как зачитали эти пункты просто предложили проголосовать за то, чтобы товарищеский суд рекомендовал руководству предприятия уволить меня.

От такого скорого «правосудия» у меня отвалилась челюсть. Ничего себе суд.