Скорость

— Почему в Читу?

— К брату. Надо же зацепиться где-то. На Черниговщине у меня, сам знаешь, никого не осталось. — Зиненко вздохнул, лицо его заметно погрустнело.

— О Танечке думаешь? — догадался Ракитин.

Зиненко, опустив голову, долго молчал, потом словно очнулся:

— Думаю, Борис Иванович. Все время думаю. Она ведь на моих глазах погибла.

Секунду, другую помолчали. Зиненко сказал тише прежнего:

— Ты не все еще знаешь, Борис Иванович. Танюша не одна погибла. Она готовилась стать матерью…

Ракитин взял друга за плечи и внимательно посмотрел в глаза ему.

— Слушай, Аркадий, ну почему бы действительно не ко мне? Я тебя знаю, устрою без всякой волокиты.

— Да нет, Борис Иванович, не могу. Брат ждет в Чите. Телеграмму дал, что еду.

— Вот ведь причина — телеграмму дал. Дашь вторую. Телефон закажи. Что еще? Может, город не нравится? Не верю. Смотри, как развертываемся. — Он подвел майора к окну и показал на строительную площадку, где раскрасневшиеся от мороза каменщики уже выводили четвертый этаж огромного дома. — Здесь будет автоматическая телефонная станция. А вон там, — рука его вытянулась в направлении торчащей из-за городских крыш высокой мачты, — телевизионный центр возводим. Чем не столица, а? Вместе, брат, воевали, вместе и коммунизм строить будем. Идет?

— Нет, Борис Иванович, не могу.

— Брось ты, Аркадий. Ну кто тебя в Чите знает? Куда ты пойдешь? В цех учиться на токаря?

— Зачем на токаря. Я техник-дизелист.

— А что техник? Сейчас техников хватает. Почти каждый рабочий с техническим образованием. А вот хороших партийных работников не хватает. Иди к нам инструктором. Поработаешь годик, потом в секретари парткома на завод рекомендуем. Понял?

— Все понял, Борис Иванович. Спасибо. Но я ведь к тебе так просто, як запорожский казак, на денек повидаться.

— Ох и уперся. — Расстроенный Ракитин медленно заходил по кабинету. И вдруг снова оживился, повернулся к Зиненко. — Все решено, Аркадий. Будешь инструктором. На первых порах сам помогу. А дизельное образование твое… Так у нас же заводы. Транспорт на тепловозную тягу переходит. Ну, лады?

Зиненко пожал плечами и опять сел на диван. Ракитин сел рядом. Он заверил гостя, что с квартирой устроиться поможет, а пока даст комнату или в гостинице, или в общежитии горкома, где понравится.

— Ну, соглашайся, черт тебя побери?

Зиненко, опустив голову, молчал. Казалось, он уже свыкался с предложением Ракитина.

— А я, как видишь, Аркадий, осел здесь. Семья убывает. Дочь на свои хлеба уехала. Правда, с замужеством у нее не склеилось что-то. Ну, кажется, поправила. Теперь с одним Митькой воюю. Тринадцать лет парню. Кстати, ты завтракал?

— Все в порядке, Борис Иванович, не беспокойся.

— Тогда вот что, — Ракитин выпрямился, кивнул на окно. — Покажу тебе город, Аркадий. Вызовем сейчас машину и часок, другой покатаемся. Лады?

— Не знаю, Борис Иванович. У тебя работа.

— Ох, ты, скромник! Работа! Что же мы с тобой двух часов для себя не завоевали? Поедем, поедем. Такую экскурсию организуем, залюбуешься. А на обед ко мне. Договорились?

Зиненко уступчиво улыбнулся.

— Нехай буде гречка.

— Вот и правильно, — засмеялся Ракитин. — Гречка — каша солдатская.

6

Дубков еще с моста заметил, как маневровый паровоз подталкивал к входным деповским воротам новенький тепловоз «ТЭ3». Его свежая зеленая окраска на фоне снежной белизны казалась такой яркой, что Роман Филиппович даже прищурился, точно от солнца.

На путях возле поворотного круга он встретил начальника депо Алтунина. Тот стоял, заложив руки в карманы меховой куртки, и тоже смотрел на красивые тепловозные секции. Из распахнутых ворот цеха валили облака густого пара, ласково окутывая машины.

— Принимаем? — спросил Дубков.

— Да, шестой уже, — Алтунин повернулся и протянул руку. — Здравствуйте, Роман Филиппович. С приездом. Извините, что вчера не пришел. Не мог. — Он еще раз посмотрел в сторону тепловоза, подумал о чем-то, затем предложил: — Пойдемте ко мне наверх!

Поднимаясь по каменной лестнице на второй этаж, Дубков пропустил начальника вперед и невольно загляделся на его хромовые сапоги. Вернее, не на сапоги, а на то, как они ловко сидели на мускулистых ногах. У этого невысокого подбористого человека не только ноги, а все: плечи, шея, руки были крепкими, точно отлитыми. Скуластое лицо имело бронзоватый оттенок. И Роману Филипповичу, вспомнившему вчерашние слова Кирюхина, никак не хотелось, чтобы у Алтунина была какая-то червоточина. Однако не думать о ней он не мог!

Длинный, с двумя большими окнами кабинет выглядел пустовато. Войдя сюда, Дубков сразу вспомнил, что когда-то здесь было много фикусов, гераней, роз. Цветы стояли всюду: на подоконниках, тумбочках, табуретках и даже на полу. Кабинет напоминал тогда маленькую оранжерею. Начальники менялись, а цветы оставались на месте. Новый же начальник сделал по-своему. То ли от нелюбви к цветам, то ли по другой какой причине, он приказал перенести весь этот «сад» в механический цех. И вот уже более четырех месяцев в кабинете стояли только стулья да огромный дубовый стол с мраморным чернильным прибором и тремя телефонными аппаратами.

Самому Алтунину тоже не сиделось в этой пустынной обстановке. Не стал он и сейчас раздеваться. Только снял шапку. Поглаживая стриженные под ежик волосы, взглянул в лицо машинисту.

— Признаюсь, Роман Филиппович, не головная боль удержала меня вчера. Совсем другое. Не хотел портить вам настроение. А умолчать едва ли бы смог. Вот полюбуйтесь.

Он взял со стола небольшую металлическую деталь и подал Дубкову. Тот повертел ее в руках, спросил недоуменно:

— Дышловой валик, что ли?

— Как видите, — сурово ответил Алтунин и на щеках его проступили бугроватые желваки. — Красиво разделан, правда? Ваш зятек постарался. С его паровоза сняли.

Вся гладкая поверхность детали была вспахана, будто резцом. Глубокие рваные бороздки местами пересекались. Дубков потер их пальцами, ковырнул ногтем и вернул валик начальнику, не сказав ни слова.

— Такие вот дела, — вздохнул Алтунин и положил деталь обратно на стол. — Паровоз только отремонтировали. Вышел из депо как новый. А сейчас извольте видеть: опять на канаве. Это же преступление.