Скрытая бухта

– А вместо этого разбила ваш прекрасный кувшин, простите! Мне казалось, вы можете упасть с дивана, я кинулась к вам и задела его.

– Не волнуйтесь. Муранское стекло, Венеция. Мне давно надоела эта посудина, – улыбнулась старушка. – А с кем я имею честь разговаривать?

– Лейтенант Валентина Редондо из следственного отдела комендатуры гражданской гвардии Сантандера. А со мной сеньор Оливер Гордон. – Она указала на Оливера, предоставляя тому возможность включиться в разговор.

– Ясно, – спокойно ответила женщина. – Дорогая моя, вы, конечно, мне сейчас расскажете подробно о цели вашего визита, но позвольте сначала распорядиться, чтобы нам подали кофе. Вы же, надеюсь, составите мне компанию. Или вы предпочитаете чай?

Редондо взглянула на Оливера, тот кивнул.

– Кофе, пожалуйста. Если я правильно понимаю, вы сеньора Онгайо.

– Ну разумеется, моя дорогая. Простите мне мои дурные манеры, я ведь даже не представилась. Привыкла, наверное, что все и так меня знают. Обычно мое имя опережает меня. – Она потупила глаза, но тут же вновь посмотрела на Оливера: – Дорогой мой, вы не могли бы, если вас это не затруднит, выключить музыку? Сегодня я решила позавтракать в компании Карлы Бруни, но это, как видите, оказалось не лучшей идеей. От ее Quelqu’un m’a dit становится немного тоскливо. Да, выключите. Так мы сможем спокойно поговорить.

Оливер поискал глазами проигрыватель и обнаружил навороченный музыкальный центр, хотя старинная мебель в этом помещении, судя по виду, могла принадлежать самому Моцарту.

– Сеньора Онгайо, – заговорила Редондо, – меня несколько удивило, что все двери у вас открыты настежь, даже входная, а никого из слуг мы не видели. Вам бы стоило быть поосторожнее, ведь кто угодно может сюда войти, когда вы одна.

– Дорогая, вы прелесть. Очень трогательно с вашей стороны так беспокоиться о моей безопасности, но я никогда не бываю одна. Боюсь, это просто нелепая случайность. Садовник, видимо, занят гортензиями в дальней части сада, но он любит работать в наушниках, так что из-за своей жуткой музыки наверняка вас не услышал. А обе мои помощницы понесли сладости в пансион для пилигримов Ла-Пьедра, это в шаге отсюда. Там сейчас проводят важное мероприятие при участии мэрии, и мы решили внести свою скромную лепту… Хотя не знаю, куда запропастилась моя кухарка Марта. – Старушка помолчала, словно раздумывая, чем может быть занята кухарка. – Ах да, наверное, она в подвале разбирает стирку. Она уже скоро должна подняться.

И в тот же миг, будто материализовавшись из ниоткуда, в дверях возникла упомянутая Марта, встревоженная голосами. Получив распоряжения, она поспешила на кухню, и вскоре оттуда поплыл волшебный запах. А пока хозяйка дома разглагольствовала о высокой кухне, особенностях местного климата и Комильясе. Наконец им подали кофе в изящных чашечках английского фарфора, а к нему – свежеиспеченные кесады. Их аппетитный дух окутал помещение, создавая атмосферу надежного убежища, располагающего к доверительной беседе. К этому моменту Оливер и лейтенант Редондо уже выслушали несколько историй про особняк, узнали, что в отделке дома использовалась самая разная благородная древесина, привезенная специально из Фернандо-По, старой испанской колонии в Африке. Казалось невозможным остановить поток этих рассказов, одна тема причудливо переплеталась с другой. Им прочли целую лекцию о достоинствах местной кухни, поведали анекдоты о городском совете, они узнали, что уже через год после изобретения Томасом Эдисоном лампы накаливания Комильяс стал первым испанским городом, где установили уличное электрическое освещение – по случаю визита королевской четы. С наслаждением поведав, что в 1881 году Комильяс на целый день превратился в столицу Испании, пусть даже чисто символически, потому что именно тут Альфонсо XII созвал свой кабинет министров, старая дама перешла к другим любопытным фактам – например, оказалось, что во дворец Собрельяно провели первый во всей Кантабрии телефон и что там же устроили первое поле для гольфа на всем полуострове. Было очевидно, что сеньора Онгайо без ума от своего края. Лишь когда кофе был выпит, она словно осознала, что настал момент перейти к делу, к истинной причине их визита. Терпение лейтенанта Редондо как раз уже подходило к концу, и она собиралась взять быка за рога, но сеньора Онгайо ее опередила.

– Ну вот такие дела, дорогие мои. Расскажите же мне наконец, чему я обязана вашим визитом. Думаю, не ошибусь, если предположу, что он как-то связан с “ангелом виллы «Марина»”.

И уже во второй раз за сегодняшний день, как и ранее с сестрой Мерседес, Редондо и Оливер на несколько секунд потеряли дар речи. Однако Валентина, не выказав удивления, улыбнулась хозяйке:

– А я вряд ли ошибусь, если предположу, что нас уже опередила желтая пресса, пестрящая фотографиями сеньора Гордона. Раз уж, судя по всему, вы в курсе основных событий, я проясню ситуацию, а потом задам вам кое-какие вопросы, если вы не возражаете.

– Возьмете у меня показания по всем правилам, дорогая? Конечно, не возражаю. В моем возрасте все важное уже позади. Лгать вам буду только при крайней необходимости, – шутливо, но дружелюбно ответила сеньора Онгайо.

Валентина Редондо вздохнула. Этой старой даме явно нравилось играть, и она умна. Но им-то не до игр. Кроме тела ребенка на них висит еще один труп, совсем свежий, и другой на подходе, пусть даже случай пока неясный.

– Как вы наверняка знаете, на вилле “Марина”, некогда принадлежавшей вам, были найдены останки – скорее всего, скелет новорожденного, в данный момент они на экспертизе, чтобы установить время и причину смерти. Нам известно, что строительство дома началось в 1948 году, а закончилось в начале лета 1949 года. Возможно, тело было спрятано в фундаменте дома во время строительства, но это мы узнаем лишь после экспертизы. Так что мы бы хотели, чтобы вы рассказали о том времени, когда вы поступили домработницей к Онгайо.

– Домработницей? Как вы деликатны, дорогая. Я была обыкновенной служанкой. Мы вкалывали как проклятые, и у себя дома, и в домах сеньоров. Такая тогда была жизнь, не как сейчас… Я несколько раз прислуживала в доме Онгайо, когда была совсем молоденькой, лет в семнадцать, но на постоянное место к ним поступила в конце лета 1949-го. И не в Суансесе, а в Торрелавеге. В Суансес Онгайо наезжали только летом. Так что я впервые оказалась там летом 1950 года. И еще до конца того года я вышла замуж за Эладио… старшего сына господ, – она пренебрежительно выделила слово “господ”, – а свадебным подарком стала как раз вилла “Марина”. У свекров было много домов, а лето они предпочитали проводить в Сантандере.

– Понятно. А у вас нет предположений, откуда могли там взяться эти кости?

– Боюсь, что нет, дорогая. Будь у меня предположения, я бы выложила все как на духу. Как знать, сколько лет мы прожили бок о бок с этим маленьким “ангелом” в нашем подвале.

– Но вроде бы вы не так уж часто проводили лето на вилле “Марина”. Меня интересует, почему вы вдруг подарили дом паре, которая присматривала за ним в ваше отсутствие.

Старушка помолчала, глядя на Оливера.

– А я ведь знала твою маму в детстве. Она просила называть ее принцессой Лусией. Чудесный ребенок.

Редондо проявила настойчивость:

– Так могли бы вы объяснить, зачем было нужно дарить, по сути, незнакомцам ваш свадебный подарок?

Сеньора Онгайо перевела взгляд на лейтенанта:

– У вас есть дети?

– Нет, – сдержанно ответила Редондо.

– Жаль. Вам стоит завести детей, они наполняют жизнь смыслом. Вы молодая женщина, у вас есть характер. Послушайте меня и не теряйте времени.

Хозяйка сделала паузу, прекрасно понимая, что испытывает терпение Редондо. Помолчав, она снова заговорила:

– В то время, в пятидесятые, я полагала, что не могу иметь детей. Меня лечил молодой прогрессивный врач из Сантандера, но все было бесполезно. Супружеская чета, поселившаяся на вилле “Марина”, была помоложе, но тоже бездетная, и однажды они удочерили малышку Лусию, взяли ее в монастыре в Сантильяне-дель-Мар. Это произошло в пятьдесят первом году, кажется. Всякий приезд туда наполнял меня дыханием жизни, радостью. Супруги Перейро сделались мне как родные, их жизнь напоминала о том, кем я была когда-то, – скромные бедные люди, но знающие себе цену, работящие. А эта чудесная девчушка… После смерти первого мужа мне пришлось взять на себя все дела, бесконечно путешествовать, проводить по нескольку месяцев в Южной Америке, налаживать торговлю в Европе и даже в Советском Союзе, а потом и в Азии. Я попросту не успевала посещать все наши владения. Их было столько! Некоторые сохранились до сих пор, хотя ныне мои вложения не окупаются, как прежде. Конечно, я больше не инвестирую в рынок недвижимости. – Она покачала головой. – Так что я решила, что со временем, если ничего не изменится, передам дом в собственность Перейро – с единственным условием, что потом виллу унаследует Лусия, а она уж пусть действует по своему усмотрению. Я хотела, чтобы у этой девчушки было будущее, чтоб хотя бы ее не мучило такое же серое и трудное прошлое, каким было мое. Может, вам это покажется романтичными бреднями, но их семья помогла мне почувствовать собственные корни. Я искренне их любила.

– Простите, но я никогда не слышал, чтобы мама о вас упоминала, – сказал Оливер как можно деликатнее, чтобы не обидеть старушку.

Она улыбнулась ему:

– Думаю, для Лусии я была просто одной из маминых подружек, которые со временем стираются из памяти. И это нормально. К тому же она уехала в Англию совсем молодой, когда познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж. А у меня было полно работы. Во втором браке, слава богу, наперекор всем медицинским прогнозам, у меня родилась дочь, и я, само собой, обрушила на нее все свое внимание, хотя давалось мне это нелегко, поскольку мой супруг умер, и мне пришлось возглавить все наши предприятия. У меня было очень много работы и очень мало времени на простые радости. Сложно сохранять равновесие между ними, сложно понять, в чем истинная ценность. Амбиции – слишком мощная штука, милый мой.