Сквозь божественную ложь 2

— Пожалуй.

Кинота нисколько не напоминала гениального махинатора, который годами водил за нос церковь, собирая еретические труды, а после — обманул и Культ Ночи. С другой стороны, если она рассказала правду, нельзя было не восхититься тем, что она провернула всё, почти не владея магией.

Трудно не испытывать сочувствия к той, кто обладает мечтой, схожей с твоей.

Конечно, Чжинри гналась не за магией как таковой. Она нуждалась в признании. В том, чтобы её выдающийся ум оценили по достоинству.

Но я не мог избавиться от ощущения близости к ней.

— А что случилось с твоим учителем? Его так и не нашли?

— Он объявился в университете спустя полгода после моего побега. Просто завернул по дороге к дварнам и застрял у них. По крайней мере, так говорили в братстве…

Живот Чжинри предательски забурчал, и она прижала ладонь ко рту. Я пожелал ей поскорее выздороветь и получил в ответ то ли всхлип, то ли стон.

К вечеру над водой поднялись завитки тумана, извивающиеся в закатном солнце, как тонкие щупальца. Прежде ничего подобного не происходило. Я спросил у Верилия, не боится ли он посадить баржу на мель, если мгла сгустится. Навигатор хрипло расхохотался:

— На твоём месте я переживал бы совсем о другом!

Он ткнул правее:

— Нас провожают мертвецы. Недобрый знак.

Я похолодел.

Из тумана выступила деревня — та самая, которую мы миновали несколько часов назад. По левую руку расстилалось пожарище, в котором ещё тлели угли; а справа… у самого берега, перед домами, стояли три скелета, два больших и один маленький. Они обнимали друг друга. Казалось, из провалов их глазниц за нами наблюдает тьма.

— Они… угрожают нам?

— Обещают, — ухмыльнулся Верилий.

Когда баржа проплыла мимо селения, местность изменилась. Исчезла буйная растительность — да и берега пропали. Река расширилась и посветлела. Вода в ней слилась с серыми небесами, затянутыми облаками. Я почувствовал странную раздвоенность, словно разум ненадолго застрял позади тела, а затем, когда привязь натянулась слишком сильно, резко дёрнулся следом. Момент переноса длился едва ли миг, но ощущался нескончаемым.

— Озеро, — сказал Верилий и поскрёб густую щетину. Звук был такой, будто наждачной бумагой провели по дереву. — От озёр сплошные неприятности. Они зеркала, которые показывают суть. Но у них прожорливые пасти.

Дымка сгустилась в плотный липкий туман, скрадывавший расстояние. Верилий вдруг яростно повернул штурвал, однако баржа не сдвинулась с прежнего курса.

— Ага, — произнёс навигатор, — так просто нас не отпустят.

Глава 25

Течение, подхватившее баржу, было так сильно, что даже полностью выкрученный руль не заставил её сменить курс. Поднятые паруса бессильно обвисли; на озеро опустилось душное, липкое безветрие.

Из кают, подгоняемые смутной тревогой, выбрались остальные. Они сгрудились на носу вокруг меня, будто искали спасения в толпе. Даже Верилий оставил штурвал, чтобы подойти ближе. Вонь застарелого пота и махорки едва пробивалась сквозь пелену смрада, источаемого озером.

Небосвод затянули тучи, однако с ними не пришла тьма. Её разгоняло зловещее зеленоватое свечение, поднимавшееся из толщи воды. Оно придавало коже авантюристов нездоровый землистый оттенок. Я спросил у Энель, не ощущает ли она магии в этом излучении, и ашура растерянно пожала плечами:

— Кажется, нет. Но в Области пространство искажено, а рассеянная мана, она… будто запятнана. Это трудно описать тому, кто не может самостоятельно ощутить магический фон.

— То есть ты не можешь творить заклятия?

— Могу, но… Я бы не хотела. Здесь повсюду скверна, природу которой я не понимаю. Но её намерения читаются легко: она жаждет проникнуть в моё тонкое тело. А что будет тогда, я и предположить не возьмусь.

Словно откликаясь на её слова, сияние начало пульсировать, словно пыталось что-то нам передать. Предупредить. Испугать. Пообещать.

В коварных сумерках волны неспокойного озера напоминали пасти, которые разбивались о борт «Счастливого беглеца», обламывая о него жидкие игловидные клыки. В глубине каждой распахнутой глотки моргало разъярённое зелёное око, беспрестанно менявшее размеры и форму. Озеро наблюдало за нетерпеливыми попытками волн сокрушить наше судно. Оно выжидало.

Справа ко мне прижалась Айштера. Она не отрывала взгляда от воды, зачарованная её хищным танцем. Тело фелины слегка подрагивало от волнения и страха. Она пробормотала:

— Оно манит… Хочет, чтобы я прыгнула…

Внутренности скрутило ледяной судорогой. Я отвернулся от зелёного мерцания и накрыл глаза Айштеры ладонью. От неожиданности она фыркнула, и пальцы обдало волной тёплого воздуха.

— Не смотрите на воду! — крикнул я. — Она подавляет волю!

Предупреждение было излишним. Никто больше не осмеливался вглядываться в лукавую пучину. Даже Чжинри не притронулась к записной книжке, чтобы сделать зарисовку, хотя в её случае преградой выступил не страх. Она, без кровинки на лице, сидела на палубе и громко проклинала усилившуюся качку.

Первой остров заметила Йована — рукой указала на белёсую дымку. Из неё выступил скалистый берег, перед которым тут и там вспучивались искривлённые холмики полуобнажённых коралловых рифов. Между ними плавали тёмные сгустки неясной формы.

— Озеро требует, чтобы мы причалили! Оно тащит баржу к острову! — воскликнул Верилий.

— Больше похоже на то, что оно хочет посадить нас на мель, — заметил Утимару, кутаясь в плащ. Его вновь знобило.

— Если не сопротивляться течению, оно отпускает руль, — возразил старик, — я проведу «Беглеца» между рифами, но дальше дело за вами. Или вы выполните желание Клубка, или он проглотит нас всех.

При всех недостатках навигатора кораблём он управлял мастерски. Баржа огибала опасные рифы, не поддаваясь напору зубастых волн. Я убедил себя в том, что мы достигнем отмели и успешно высадимся на берег. Или, по крайней мере, попробуем, ведь мощные волны могли запросто опрокинуть хлипкую лодку, не внушавшую доверия и в обычную погоду.

Баржа едва заметно содрогнулась. Поначалу я испугался, что она всё-таки напоролась на камни, и, пересилив нежелание, выглянул за борт — вдруг есть пробоина?

В ответ на меня вытаращился мертвец.

Те самые сгустки, что болтались между рифами, оказались наполовину обглоданными телами — кучами костей в истлевших балахонах, соединённых обрывками плоти и тонкими жилами. Одно из них проплывало совсем близко. Свечение, извергаемое озером, усилилось. Изъеденные мышцы содрогнулись, когда скелет вернулся к подобию жизни. Зелёный огонь проник в его череп, вырвавшись через глазницы, — и голова начала стремительно обрастать мясом. За считанные мгновения скелет превратился во вздувшегося, но цельного мертвеца. На его шее темнела цепочка кровоподтёков.