Сквозь божественную ложь 2

Боль молнией металась вдоль позвоночника, выжигая всякие мысли. Я стиснул зубы, чтобы не завыть, как дикий зверь.

Пытка продлилась, быть может, секунд пять, но для меня прошла вечность. Когда багровая пелена перед глазами потускнела, я приподнялся и обнаружил, что остальным приходится ещё хуже. Они по-прежнему валялись на полу без сознания.

Исключением стала Чжинри. Она обнимала сползшую с кресла Айштеру, которая дёргалась в конвульсиях. Энель лежала возле магов — по всей видимости, ей и предназначался приказ Рен.

Она не шевелилась, крепко сжимая в ладони рукоять Аскалона. Под головой ашуры растекалась лужица крови.

На подкашивающихся ногах я добрался до Энель и с облегчением выдохнул, обнаружив, что она дышит.

— Это… ты… сотворил?.. — выплюнула ашура с новой порцией крови.

— Я разбил ядро, и…

Моё объяснение прервала череда взрывов. Они раздавались и вдалеке, и поблизости; какой-то закономерности в расстоянии обнаружить не удавалось. Резко запахло дымом.

— Проклятый… недоумок… — прошептала Энель.

Я подхватил её. Она отозвала Аскалон, после чего потребовала поставить её на ноги. Я подчинился, и ашура, схватившись за моё плечо, потянула меня прочь из зала. Оглянувшись, я увидел, что Чжинри привела в чувство Айштеру. Они обе хромали ко мне.

Культисты, разбросанные по залу, тоже принялись шевелиться, однако их задело сильнее, чем знахарку.

Ступая между стонущих тел, Энель выдавливала из себя:

— В ядре… много маны… рассеянной… Когда так много… концентрация… Она бьёт по тонкому телу… Поглощается аурой… Чем сильнее аура, тем жёстче откат…

Она закашлялась и сплюнула кровавую слюну. Кожа ашуры посерела, черты лица заострились, как у голодного вампира.

От творившегося хаоса я перестал рассуждать здраво. В голове билась нелепая мысль: отчего Чжинри, университетский магиус, очнулась едва ли не раньше меня?

— Живее! Скоро тут всё взлетит на воздух! — крикнула Энель.

Мы проковыляли мимо магов. У скорчившихся Рен и Ран я приостановился.

Они были врагами. Невероятно опасными и безжалостными. Дважды я спасался от них. Но если они сядут на хвост опять, кто знает, чем закончится третье противостояние?

В руке сам собой возник нилис.

— Ты всех их собрался перебить? — дёрнула меня Энель. Ей определённо становилось лучше. — Выброс рассеянной маны сломал контуры! Они не были рассчитаны на удар изнутри. Сбились, переплелись и взрываются один за другим! Вот-вот может рвануть и над нами!

Времени на колебания не оставалось. Я глубоко вдохнул — и вонзил нилис в грудь беспамятной Рен. Перевёл взгляд на Ран и увидел, что та очнулась. Её рот приоткрылся в безмолвном крике. Голубые волосы слиплись от крови. Она протянула руку — не ко мне, к сестре.

Здание заходило ходуном, как карточный домик. В паре метров рухнул кусок крыши, раздавивший несколько магов. Мерзко хрустнули ломающиеся кости. Мелкие камешки просвистели в опасной близости от моей щеки. Я стряхнул с себя оцепенение и ударил Ран — точно в сердце.

Проклятье, я думал, что свыкся с убийствами.

Но добивать беззащитных девушек мне ещё не приходилось.

Из особняка я выбирался как в тумане. Усадьба рушилась, помещения одно за другим охватывал пожар. Однажды нам пришлось пересечь стену огня, к счастью, ещё не набравшую силу. Когда показался выход, я едва не упал в обморок от облегчения.

Но на улице выяснилось, что испытания ещё не закончены.

Скульптуры, населявшие двор, ожили. Часть взорвалась ещё до того, как там появились мы; часть двигалась медленно и рассыпалась на глазах. Зато оставшиеся набросились на нас с яростью, неожиданной для каменных големов. К тому моменту Энель вернулась в строй и смогла на пару со мной отбиваться от их атак.

— Где карета?! — завопил я, уворачиваясь от пинка мраморного великана.

Уши Чжинри дёрнулись. Она ткнула в группу пристроек, на крышах которых весело плясало пламя.

— Конюшни там. Я слышу, как ржут лошади.

Конюшни пустовали: взбесившиеся животные выбили перегородки загонов и вырвались наружу. Далеко они не убежали, и Чжинри, проявив внезапную сноровку, подобралась к парочке. Ласковым шёпотом и поглаживаниями она успокоила их достаточно, чтобы запрячь в экипаж. Запрыгнув на козлы, она взялась за поводья и прокричала:

— Все на борт!

Нилис резал камень как масло, но скульптуры умирать отказывались, даже после того как их рубили на куски. Я рассёк подкрадывавшегося мраморного льва, но его последний замах едва не сломал мне лодыжку. Я добрался до кареты на четвереньках, и Айштера втащила меня внутрь.

Вслед за мной запрыгнула Энель; Чжинри хлестнула лошадей, и экипаж сорвался с места. Сыграло ли роль мастерство возницы или просто удача, но карета не врезалась ни в одно ожившее изваяние.

От чугунных ворот остались жалкие обломки. Вступившие в конфликт плетения разорвали их на куски. Экипаж вылетел на дорогу.

Я откинулся на сидении.

— Обошлось… Всё обошлось… — пробормотал я.

В глаз попала капля. Брови насквозь промокли. Я провёл рукой по лбу и с недоумением уставился на ладонь, выпачканную в крови. В ушах зашумело.

— Вот чёрт.

Навалилась чернота.

Глава 22

Устроившись на носу потрёпанной баржи, я вглядывался в серо-зелёное месиво, что колыхалось внизу. Воды Змеиной напоминали простоквашу, которая кишела мерзкими липкими водорослями.

От них несло гнильём так сильно, что первые сутки я провёл в тесной каюте, надеясь спастись от вездесущей вони. Затем — нет, не привык, но смирился с тем, что она будет отравлять меня всё то время, пока мы путешествуем по реке.

Энель и Айштера проявили схожий стоицизм, хотя фелина предпочитала не вставать с койки лишний раз. Лишь Чжинри оказалась слаба на желудок. Знакомство с Областью Аномалий она отметила на палубе, свешиваясь с шаткого борта. Я был практически уверен, что когда содержимое желудка магиуса попадало в мутную жижу реки, то делало её чище.

Я покосился на мостик «Счастливого беглеца». Верилий безмятежно стоял у штурвала, покуривая препаршивейшую махорку. Ради интереса я как-то попросил у навигатора отсыпать мне немного, чтобы проверить, пробьёт ли она Сопротивляемость Простым Ядам. Старик так обрадовался, что отдал мне запасную трубку и кисет.