Сквозь божественную ложь 2

— Что у вас там произошло? Я спешила как могла, но проклятая улица растянулась, и…

Позади раздался пронзительный свист — какофония острой музыки. Это заиграла оставшаяся в развалинах флейта. Меня накрыл ужас, усиленный потусторонними завываниями инструмента. Я дёрнул за собой Чжинри, и вместе мы рванули прочь — вдогонку за Марком или просто подальше от дьявольщины. Но силуэт стрелка мелькал впереди, словно деревня нарочно заманивала нас удиравшим товарищем, а визгливые звуки флейты всё не умолкали.

Непривычная к таким нагрузкам, Чжинри быстро стала отставать. Она хрипло дышала, её шаги замедлились, и я поневоле притормозил, не желая бросать её в ловушке деревни. Потому до моста Марк добрался со значительным опережением. Стрелок одним прыжком покрыл последние метры и вскочил на него. Полуистлевшие перила задрожали, мост заходил ходуном. Трухлявые доски сыпались вниз одна за другой.

Наконец, нога Марка встретила пустоту. Он оступился и беззвучно рухнул в слякоть Змеиной, моментально уйдя в неё с головой. Прошла секунда, вторая… Он не показывался.

Я повернулся к раскрасневшейся после бега Чжинри и встряхнул её. Она согнулась и судорожно закашлялась, но я вынудил её распрямиться.

— Ты же магиус! Наколдуй что-нибудь! Вытащи его оттуда!

— Я… Я не… могу… Я… Я…

На глаза киноты навернулись слёзы.

— Магия… она… не даётся…

Я отпустил Чжинри, и она закрыла лицо ладонями, всхлипывая, как потерявшийся ребёнок.

Мне не было до неё дела. Я выждал минуту, однако стрелок не показывался. Молнией пронзило осознание: Область забрала его. Окончательно и бесповоротно.

Я вытащил пластину, и она, откликаясь на мой призыв, сгустила передо мной огненный шар, полетевший в проклятый мост.

Он вспыхнул, как пропитанная бензином ветошь. По гнилостной воде расползлись огненные пятна. Если бы баржа подплыла ближе и я использовал артефакт с палубы, то пламя перекинулось бы на судно.

Наверное, эта мысль должна была утешить меня. Но в памяти прочно застрял образ Марка, под ногами которого ломается гнилая доска.

Что теперь? Сжечь деревню? Чутьё подсказывало: не стоит. Нам ещё возвращаться к лодке. Можно попробовать пройти по крутому берегу, однако с него легко свалиться в реку… А та не выпустит свою добычу.

Внезапно стало тише.

Флейта, игравшая порочную, неестественную мелодию, замолчала.

Глава 24

После того как догорели сваи и потухли последние жирные пятна на реке, я пошёл к лодке. Чжинри плелась следом, размазывая слёзы по лицу чересчур просторными рукавами мантии — вот и пригодилась лишняя ткань. На меня кинота смотреть боялась, но и хищная деревня теперь пробуждала в ней лишь трепет. Энтузиазм, пробуждённый загадочными символами, сгинул без следа.

Чжинри воочию убедилась, что случается с теми, кто чересчур глубоко погружается в тайны Области.

На душе было погано. Раз за разом я прокручивал последний разговор с Марком в поисках слов, которые заставили бы того очнуться от наведённого миража, — и не находил. И чем дольше искал, тем тяжелее становился груз вины…

До песчаного откоса мы добрались относительно быстро. Насытившаяся деревня не стала играть со своей добычей; лабиринт ветхих домов вскоре расступился, и я увидел лодку, возле которой прохаживалась Йована. В обеих руках авиана держала по метательному ножу. При нашем появлении она напряглась и приготовилась к броску, — но опознала нас и опустила оружие.

Что из случившегося она увидела? Крутой берег скрывал начало моста, но середина отлично просматривалась отсюда. Вряд ли Йована пропустила бежавшую по нему фигуру.

Во взгляде авантюристки я обнаружил подтверждение своих догадок. Он не спрашивал; он обвинял. На лице Йованы застыла маска горечи и злости. А мне будто продырявили сердце, и боль этой раны растеклась по телу жаркой волной.

Я обещал Йоване, что присмотрю за Марком. Она доверила мне своего товарища. И теперь он мёртв.

На ум пришли оправдания: он-де взрослый человек и сам виноват, что не следил за собой, что я мог поделать, если он угрожал револьвером… Но я ничего не сказал. Ведь с Марком творилось что-то неладное ещё на барже. Что стоило оставить его на «Счастливом беглеце»?

Нарочито медленно Йована вновь подняла руку и бросила нож. Он свистнул возле уха и с глухим стуком вонзился в косогор. Красноречивый намёк… Она промахнулась намеренно, — и, должно быть, уже жалела об этом. Я даже не шелохнулся; текущей Ловкости хватало на то, чтобы увернуться, но её хватало и для того, чтобы оценить, действительно ли удар направлен в меня. Во всяком случае, столь издевательски подчёркнутый.

Чего ради я повышал характеристики? Враги из плоти и крови так и не объявились, а безумие нельзя остановить, набросившись на него с мечом.

Обратный путь мы проделали в тишине, нарушаемой лишь тихими всхлипами Чжинри. Она так и не пришла в себя до конца.

Чем вызваны её слёзы? Тем, что я накричал на неё? Собственным бессилием? Или же ей и вправду было жаль Марка? Я не знал, но твёрдо намеревался выяснить, что именно кинота — называть её магиусом уже не получалось даже в мыслях — скрывала за фасадом раздутого самомнения.

На барже следили за нашим возвращением. На носу собрались все, даже Верилий, который после поднятия лодчонки оттёр остальных и подступился ко мне первым. Впрочем, судьба Марка его не волновала. Он хотел убедиться, что дорога свободна. Когда я сказал ему, что под водой могли сохраниться остовы свай, он покровительственно похлопал меня по плечу и сказал:

— Глупости. Область получила жертву. Зачем ей запирать нас тут, когда впереди ещё полно сюрпризов?

Я поморщился — от циничного оптимизма его слов и от зловония, которое окутывало навигатора. От него разило, как от лежалого мертвеца. От моей одежды тоже попахивало, ведь мыться на «Счастливом беглеце» было негде и нечем, однако у старика к запаху немытого тела добавлялся смрад гнилых зубов и дрянной выпивки.

Как и ожидалось, известие о том, как погиб Марк, повергло в шок и Утимару, и Айштеру. Прониклась даже Энель, которая потрясённо пробормотала, что не чувствует проклятия, витающего над деревней. Но хуже всего восприняла рассказ Йована. Когда я описал, как Марк выскочил из дома, в её глазах загорелась ярость. Будь на моём месте авиана, она без колебаний набросилась бы на стрелка, и револьвер не остановил бы её.

Я не сомневался, что в этот миг она мечтает изменить прошлое, чтобы брошенный ею нож прилетел в живую цель.