Сквозь тьму

Бринко взял конверт. “Это было бы моей особой привилегией для досо”. Он сдержанно кашлянул. “Надеюсь, вы понимаете, что мы можем изучить записку, прежде чем отправлять ее. Я не хочу никого обидеть, говоря вам это: я просто отмечаю, что сейчас трудные и опасные времена ”.

“Так оно и есть”, - сказал Корнелу. “Ваше королевство доверило мне присоединиться к рейду на Дукстас, поэтому, конечно, вы предполагаете, что я занимаюсь отправкой вашим магам подрывных сообщений”.

Секретарь гроссмейстера Пиньеро снова покраснел, но сказал: “Мы бы сделали то же самое, сэр, будь вы старшим сыном его Величества”.

“Ты...” Корнелу резко замолчал. Он собирался назвать Бринко лжецом, но что-то в голосе мага заставило поверить. Сделав небольшую паузу, Корнелу продолжил: “... говорят, что Фернао вовлечен в работу, имеющую некоторую важность”.

“Я ничего подобного не говорю”, - ответил Бринко. Теперь он послал Корнелу взгляд, такой же холодный, как тот, которым наградил его сибианский наездник на левиафане. “Будет ли что-нибудь еще, коммандер?”

Его ясный намек заключался в том, что лучше бы этого не было. И, фактически, Корнелу сделал то, зачем пришел. Поклонившись Бринко, он ответил: “Нет, сэр”, повернулся и зашагал прочь. Он не был магом, поэтому не мог почувствовать, как глаза Бринко сверлят его спину. Он не мог, но он бы поклялся, что почувствовал.

Выйдя из здания Гильдии, он остановился и задумался. Он знал, или думал, что знал, какой лей-линейный караван доставит его обратно в гавань, обратно в загоны левиафана, обратно в казармы, где он и его товарищи-изгнанники с трудом построили крошечную, душную реконструкцию Сибиу на этой чужой земле.

Но это удовлетворяло его едва ли больше, чем сам Сетубал. В отличие от некоторых своих соотечественников, он понимал, насколько искусственной была их жизнь в бараках. Он хотел настоящего. Он хотел вернуться в город Тырговиште и чтобы все было так, как было до того, как альгарвейцы вторглись на его родину.Желание этого и знание, что он не может этого допустить, разъедали его изнутри.

Вместо того, чтобы выстроиться в очередь на стоянке каравана, он протопал по улице в поисках... он не знал чего. Чего-то, чего у него не было - он знал это очень хорошо. Узнал бы он это, если бы увидел? Он пожал плечами, почти как альгарвейец. Откуда он мог знать?

Многим жителям Лагоаны, казалось, тоже было трудно понять, чего они хотят. Они остановились перед витринами магазинов, чтобы рассмотреть товары на витрине - даже сейчас, в военное время, товары богаче и разнообразнее, чем Корнелу мог бы найти в городе Тырговиште до начала боевых действий. Корнелю хотелось крикнуть им. Разве они не знали, сколько трудностей таится в мире?

Здесь, в Сетубале, это было видно только в одном месте: в меню ресторанов. Местным обычаем было вывешивать счет за проезд перед каждым заведением, чтобы прохожие могли решить, хотят ли они зайти и купить. Корнелу одобрил этот обычай. Он одобрил бы это больше, если бы упростил составление меню. Лагоанские названия домашних животных - коров, овец, свиней - произошли от алгарвийских корней, поэтому у него не возникло с ними особых проблем. Но слова, обозначающие блюда, происходящие от этих животных - говядина, баранина, свинина, - были каунианского происхождения, что означало , что ему пришлось остановиться и обдумать их, прежде чем он смог понять, что должно было быть чем. Подобные ловушки таились и в других местах.

В эти дни, однако, у него было меньше поводов для размышлений. Почти в меню каждой забегаловки было вычеркнуто несколько позиций, в основном те, которые включали продукты, импортированные с материка Дерлавай. Блюда из говядины также были меньше, чем раньше, и дороже. Корнелю вздохнул. Это, похоже, было недостаточным признанием войны.

Однако, когда он увидел закусочную, предлагающую крабовые котлеты, он зашел внутрь.Во-первых, лагоанское название было почти идентично его сибианскому эквиваленту, так что у него не было сомнений в том, что он получит. Во-вторых, он любил крабовые котлеты и не мог вспомнить, когда их в последний раз подавали в казармах.

Внутри заведение выглядело совсем не изысканно, но было достаточно чисто. Повар с рыжими седеющими волосами потрошил крабов за стойкой.Корнелу сел. К нему подошла молодая женщина с фамильным сходством с поваром. “Что будем?” - оживленно спросила она.

“Крабовые котлеты. Пирог с ревенем. Эль”. Корнелу мог бы ужиться в Лагоане, особенно в таких элементарных вещах, как еда.

Но официантка склонила голову набок. “Вы из Сибиу”. Это был не вопрос. В его голосе также не было презрения, что несколько удивило Корнелу: большинство жителей Лагоаны были хорошего мнения о себе, не так хорошо о ком-либо другом.По его кивку женщина повернулась к повару. “Он из старого королевства, отец”.

“Это случается”, - сказал повар по-лагоански. Затем он перешел на сибианский с акцентом представителя низшего класса, которому не научился бы в школе: “Мой отец был рыбаком, который обнаружил, что зарабатывает в Сетубале больше денег, чем на пяти островах, поэтому он поселился здесь. Он женился на леди из Лагоаны, но я выросла, говоря на обоих языках ”.

“Ах. Я вышел, когда люди Мезенцио захватили город Тырговиште”, - сказал Корнелу, наслаждаясь возможностью использовать свой собственный язык. Он кивнул официантке, впервые по-настоящему заметив ее. “А вы ... вы тоже говорите по-сибийски?”

“Я слежу за этим”, - ответила она по-лагоански. “Говори немного”. Это был сибийский, с гораздо большим лагоанским привкусом, чем у ее отца. Она вернулась к языку, с которым, очевидно, была более знакома: “Теперь давайте позаботимся о вашем ужине. Сначала я принесу эль”.

Оно было крепким, с ореховым привкусом и вкусным. Крабовые котлеты, когда их подали, напомнили Корнелу о доме. Он съел их и сладкий-предельно-сладкий пирог с ревенем с настоящим удовольствием. И говорить по-сибиански с поваром и его дочерью тоже было действительно приятно. Мужчину звали Балио, что почти походило на сибиана; его дочь звали Джанира, имя настолько лагоанское, насколько Корнелу мог себе представить.

“Это все замечательно”, - сказал он. “У вас должно быть больше клиентов”. В данный момент он был единственным в заведении, вот почему он мог продолжать говорить по-сибиански.

“Сегодня вечером станет оживленнее”, - сказал Балио. “У нас довольно веселая публика”.

Джанира подмигнула Корнелу. “Тебе просто нужно вернуться сюда и съесть все, что у нас есть. Тогда мы разбогатеем”.

Она говорила по-лагоански, но он мог ответить по-сибиански: “Ты разбогатеешь, а я растолстею”. Он рассмеялся. Он не очень часто смеялся в эти дни; он чувствовал, как его лицо исказилось так, как он не привык. “Может быть, это был бы не собад”. Джанира тоже засмеялась.

Кутуз сказал: “Маркиз Баластро здесь, чтобы увидеть вас, ваше превосходительство”. Его ноздри дернулись. Ему до боли хотелось сказать больше; Хаджадж мог рассказать многое.

И, поскольку его посетителем был министр из Алгарве... “Позвольте мне угадать”, - сказал Хаджадж. “Он пришел с визитом в том, что мы, зувайз, сочли бы подходящим костюмом?”

“Да”, - ответил его секретарь и закатил глаза. “Это необычно”.

“Он все равно будет делать это время от времени”, - сказал Хаджадж.