Сквозь тьму

Ванаи этого не сделала. Теперь она сделала. “Это было ... три недели назад”, - сказала она.“И это пришло сюда только сейчас?”

Еще один глупый вопрос. Эалстан, к счастью, воспринял это как должное. Он сказал: “Да. Какое дело альгарвейцам до того, как проходит почта в Фортвеге, или даже ходит ли почта в Фортвеге? Нам повезло, что она вообще сюда добралась - если это можно назвать везением. Но ты прав, или я надеюсь, что ты прав - я хочу выйти и посмотреть, смогу ли я заставить альгарвейцев что-нибудь сделать с Сидроком. Я имею в виду, если он все еще здесь. Он, скорее всего, не будет ”.

“Не делай этого!” - воскликнула Ванаи.

“А? Почему бы и нет?” Спросил Эалстан, как будто намеревался отправиться в лагерь бригады Плегмунда в тот же самый момент. Шок, должно быть, притупил его остроумие.

Ванаи терпеливо ответила: “Потому что тебя все еще могут разыскивать в Кромхеорте, вот почему. Ты планируешь появиться там и попросить их арестовать тебя?”

“О”. В голосе Эалстана звучало изумление. Нет, это вообще не приходило ему в голову. Когда это пришло, он кивнул. “Ты прав, будь оно проклято. Что ж, возможно, его там даже нет. Силы свыше, я надеюсь, что его там нет. Я надеюсь, что он выйдет, и юнкерлантцы убьют его первым делом. Хотел бы я сделать это сам. Жаль, что я не сделал этого там, в Громхеорте. Миллион Сидроков не стоят одного моего брата ”.

“Прости”. Ванаи подошла к нему и обняла его. Они некоторое время цеплялись друг за друга. Ванаи надеялась, что это пошло Эалстану на пользу. Она сомневалась, что это сильно поможет. Но, может быть, если бы он думал, что она думает, что он чувствует себя лучше, он действительно чувствовал бы себя немного лучше. Она покачала головой. Она не привыкла нуждаться в таких запутанных мыслях.

“О”, - снова сказал Эалстан, на этот раз как будто вспомнив что-то.“В самом конце письма есть фрагмент, предназначенный для тебя”.

“Есть?” Ванаи прочитала не все; сокрушительных плохих новостей, которые были под заголовком, было достаточно. Теперь она отстранилась, чтобы посмотреть остальное. Конечно же, отец Эалстана написал: Дедушка твоей подруги спрашивал о ней. Мы сказали, что, насколько нам известно, с ней все в порядке. Мы больше ничего не скажем без твоего и ее разрешения. Ванаи сказала: “Я не хочу, чтобы он знал больше, чем это. Я даже не хочу, чтобы он знал так много, но ничего не поделаешь ”.

“Не волнуйся”, - сказал ей Эалстан. “Мой отец знает, как держать рот на замке - бухгалтер должен. И мои мать и сестра тоже не проболтаются ”. Мысли о ней отвлекли его от размышлений об остальных новостях - но только на мгновение. Затем его лицо сморщилось, потому что он продолжил: “Леофсиг ничего не скажет. Леофсиг ка-ка-не может ничего сказать, больше он не может”. Он снова начал плакать.

Ванаи пошла на кухню, достала бутылку спиртного и налила полный стакан Эалстану и полстакана себе. “Вот”, - сказала она, протягивая ему его. “Выпей это”.

Он опрокинул бокал, как будто в нем было слишком много воды. Ванаи моргнула: обычно он так не пил. Она отпила из своего бокала, позволив спиртному горячим проскользнуть в горло. Когда Эалстан заговорил, его голос был зловеще спокоен: “Может быть, Этельхельм сможет выяснить для меня, находится ли Сидрок все еще в лагере неподалеку отсюда. Если да...

“Что ты мог бы сделать?” Спросила Ванаи. Она подняла руку ладонью наружу, как будто хотела остановить его от того, о чем он думал, и она боялась, что знает, что это было. Словно ребенку, она сказала еще раз: “Ты сам туда не выйдешь”.

“Хорошо”, - сказал он с такой готовностью, что она посмотрела на него с удивлением и острой подозрительностью. Но он продолжал: “Я тоже бухгалтер, помнишь?Если вы читаете романы, бухгалтеры сами не делают свою грязную работу. Они нанимают кого-то другого, чтобы тот делал это за них. ” Он подергал себя за бороду. “Интересно, достаточно ли я велик, чтобы убить человека. Может быть, Этельхельм знал бы”. Он все еще говорил очень четко. Духи, конечно, не сильно влияли на него.

“Ты уверена, что хочешь спросить его?” Ванаи могла чувствовать, что она выпила, что было намного меньше того, что выпил Эалстан. Ей пришлось тщательно подбирать слова: “Он действительно выходил играть за Бригаду, не забывай”.

“Да, это так”, - несчастно сказал Эалстан. “Не знаю, кому я могу больше доверять. Не знаю, могу ли я кому-нибудь еще доверять”. Его голос снова был на грани слез. Возможно, в нем действовали духи, но это могло быть и простым горем.

“Ты можешь доверять мне”. Ванаи поставила свой бокал и взяла его руки в свои. “И я могу доверять тебе. Ты единственный человек в мире, которому я могу доверять, я думаю. В любом случае, у тебя есть твоя семья ”.

“То, что от этого осталось”, - сказал Эалстан, и Ванаи прикусила губу. Но затем он кивнул. “Да. Я знаю, что могу доверять тебе, милая”. На этот раз он потянулся к ней.

Он не очень часто использовал ласковые слова, что делало их еще более желанными, когда они появлялись. Если бы он хотел отвести ее обратно в спальню, ненадолго погрузиться в ее плоть, она бы с радостью отдалась ему. Но он этого не сделал. Он обнял ее, затем отпустил. “Ты можешь есть?” - спросила она, и он кивнул. Она вернулась на кухню. “Я что-нибудь приготовлю”.

Хлеб, оливки, сыр и соленая рыба в масле были не очень аппетитными, но они набили желудок. Эалстан методично съел все, что лежало перед ним в Ванайсе, но не подал виду, что заметил, что это было. Она могла бы накормить его землей, пеплом и опилками, и он бы избавился от них тем же способом. Она также дала ему больше спиртного. Опять же, они могли быть водой, судя по тому, как он их пил, и по тому эффекту, который они на него оказывали.

После того, как он закончил есть, он сказал: “Хотел бы я быть там на поминальной службе. Я не могу поверить, что все закончилось - теперь пройдет много времени. Будь проклят этот жалкий медленный пост ”.

Если бы он мог пойти на поминальную службу, он поехал бы без Ванаи. Теперь она не могла выйти на улицу без страха, не говоря уже о том, чтобы в одиночку сесть в фургон. Но Эалстан даже не думал о ней. Единственным человеком, о котором он думал, был бедный мертвый Леофсиг.

Она не могла винить его за то, что он в первую очередь подумал о своих кровных родственниках. Она продолжала говорить себе это. Он знал их всю свою жизнь, а ее, на самом деле, всего несколько месяцев. Но ей хотелось, чтобы он проявил еще несколько признаков того, что вспомнил, в чем заключались ее особые проблемы.