Славичи

прижаты, зубы оскалены. Он с раздражением разглядывал того, кто посмел ему

мешать.

Ставр вновь резко качнулся к медведю и тот, не выдержав, встал на задние лапы,

взревев громко и грозно.

Медведи всегда охотятся на четырех лапах, сбивая добычу лапой, но против

соперника-медведя встают во весь рост, чтобы казаться больше. Опытные охотники

знают это и провоцируют медведей, чтобы подтолкнуть их на свои рогатины. Вот и

Ставр вновь шумнул, качнулся, не сходя с места, и медведь шагнул навстречу своей

смерти. Одним движением Ставр вогнал килограммовый наконечник рогатины в грудь

27

громадного зверя, а стружие6 прочно упер в землю. Медведь, продолжая движение,

сам все глубже проталкивал лаврообразное перо копья себе в сердце.

Наконец, потеряв равновесие, матерый зверь упал к ногам охотника, и еще

некоторое время его могучее тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, но Ставр

этого уже не видел. Он вернулся к раненому, который очнулся и в полном изнеможении

следил за поединком большака.

– Ставр Буриславович …

Голос Суховея был слабым и хриплым, он попытался приподняться, но тут же упал на

траву, закрыв от боли глаза.

Ставр, задрав его рубаху, стал осматривать тело в поисках ран.

– Отставь … это не люди … сохатый напал, – вновь прохрипел Суховей. – В бок,

вражина, саданул … распорол … крови много потерял … не ведаю, как и жив остался. Но

видно нужен я еще роду-то, а Ставр Буриславович?

– Как же ты так? А? Проворонил-то? – укоризненно проворчал большак, поворачивая

Суховея на бок и осматривая разодранный бок.

– Бежал вчерась весь день … торопился, – пробормотал Суховей. – Уснул, как в омут

провалился … не помню, как и где свалился – знал ведь: уже почти дома. Чужих здесь

нет, вот и … не остерегся. – Он судорожно охнул, когда Ставр надавил на края раны,

проверяя, не порвана и брюшина.

– Знамо дело: бежал-торопился, – ворчал Ставр, деловито ощупывая Суховея. – Дома-

то, небось, не только мамка дожидается.

Молодой воин отвел глаза в сторону и прошептал смущенно:

– Спал я … не знаю, как и получилось.

– Спал он. Воин ты или кто? Так во сне дуриком и помрешь. Горазд ты спать, спору нет.

От твоего храпа вся мшица в округе дохнет.

– Говорю же: устал я … не знаю, как получилось … а он старОй … был, шибко злой.

Помял меня здорово … покатал по землице. Харю вон мою … об ветки всю измочалил.

Да я это … как от боли-то и страха очухался, с спросонья-то, так мечом и маханул …

почитай, голову-то напрочь ему срубил. Это его кровь на мне … Там он лежит …

недалече.

6 Стружие – древко копья.

28

Ставр стащил с Суховея окровавленную одежду, осторожно отвел к воде, обмыл тело

и еще раз осмотрел рану, которая оказалась глубокая, но не смертельная. Вытащив из-

за пазухи сверток, достал из нее иглу с мотком тонкой сыромятной нитки. Вдев ее в иглу

и всунув в рот Суховея сломанную веточку, принялся зашивать рану.

Суховей лежал, не дергаясь и не произведя ни звука, только сжатые кулаки,

побелевшие губы да капельки пота указывали на дикую боль, причиняемую ему

большаком.

Закончив зашивать рваную с неровными краями рану, Ставр нарвал цветов ромашки,

ноготков, смешал все со смолой сосны и растер в кашицу, уложив ее тонким слоем на

листья подорожника, примотал все это по краям шва широкой полосой полотна,

оторванного от своей рубахи.

Работал споро, молча, все больше чувствуя волнение и тревогу за сына и остальной

дружины. Но лечение нельзя прерывать пустой болтовней – дело то серьезное, духами

предков оберегаемое.

Сходил к зарослям малинника, нарвал листвы и ягод, потом набрал горсть голубики,

заварил взвар и подал лежавшему насуплено Суховею.

– Ставр Буриславович, мне ж теперь от стрыя7 достанется – проговорил понуро

Суховей.

– А то как же, – сурово подтвердил Ставр, – он же пестун твой и за тебя перед воями

слово держал. А ты … сохатого проспал.

– Позору-то теперь не оберешься, – промямлил Суховей, коротко взглянув на Ставра.

Ставр усмехнулся, пряча улыбку в бороде и усах.

– Ну, так ж ему башку-то снес? Снес. Значит – победил ворога. Вот сошьет тебе мамка

из его шкуры знатные замшевые штаны, а батька сапоги – Липка глаз не отведет.

Суховей покраснел и ничего не ответил.

– А теперь поведай-ка мне чего один-то? – посуровел Ставр. – Остальная дружина

где?

– Ратьша меня вперед послал, чтобы, значит, не волновались, – ответил Суховей,

умащиваясь поудобней на хвойной подстилке. – Мы там странных людей встретили. На

7 Стрый – дядя по отцу.

29

нас похожи, а бают по чудному. Ратьша их до ихнего селища пошел проводить,

поглядеть, что там да как. Потом придут. К праздникам Радогощи8 как раз вернутся.

– Что за люди-то? Далеко отсюда?

– Шесть дён в одну сторону. Все лесом, да болотами. Трудно им до нас добраться.

Ратьша так, из интереса, решил посмотреть. Говорят они чудно, и одеты не как мы, а

струмент как у нас почти. Жальников9 не городят, гробы на столбах вдоль дорог ставят.

Их покойники там лежат ногами-то вперед – така жуть.

– Чудно, – удивился Ставр.

– Ага, Ратьша так и сказал, что они чудью зовутся.

– Слышал я о таком племени от странников, но думал, что они отсюдова подалее на

север живут. Ты давай-ка поспи чуток, а я к сохатому схожу, да и с медведя шкуру тоже

надобно снять – не оставлять же тако добро.

– Силен ты, Ставр Буриславович, эка каку махину уложил, – вздохнул Суховей. – Ему,

поди, не меньше двадцати лет было, матерый.