Славичи

– Дитя Липки, которого она сегодня понесла, беречь как зеницу ока! Будет оно

непростое – самой богине Ладе предназначенное!

Глава 6

Закружила осень листьями, заплакала горючими беспросветными дождями по

умирающему солнышку, с каждым днем все больше терявшему и силушку свою, и

былую яркость.

Затаилось огнище, притихло в тревожном ожидании. Со дня на день придут в селище

звери лютые – слуги мрачной богини смерти Мары да подручные зловещего Чернобога,

чтобы увести из домов молодь и убить на глазах у всего рода. Будут их души

неприкаянными жить в лесах непроходимых, мучиться лютым холодом и голодом

изводиться, чтобы потом возродиться к жизни уже в другой ипостаси. И потому

кручинились матери, поглядывая на своих сыновей: как-то перенесет душенька ее

чадушки пытки злые, вернется ли родимая из мира Нави? А сын воротится ли домой

обновленным, мужчиною сильным все невзгоды преодолевшим?

И вот – дождались! Залаяли рано поутру псы, зашлись лаем злым, до хрипоты глотку

рвавшим. Пошли по огнищу волхвы в шкуры звериные переодетые, застучали клюками

по дверям землянок, вызывая на свет божий парней для испытания пригодных.

14 Гоило – фаллос.

45

Взвыли матери, нахмурились отцы, понурили головы и сами молодцы. Провожали их

всем селищем до самой реки, голосили матушки, вырывая волосы со своих голов и

раздирая от горя грудь белую. Плакали девушки, провожая тех, кто уж приглянулся.

Кручинились мужчины, зная, какой жизнью придется жить парням ближайший год – не

все выдюжат, не все вернутся к очагам родимым. Отбор будет суровым и

беспощадным, но такова уж жизнь – остаться должен только тот, кто докажет свое

право на продолжение рода.

А волхвы переправили парней на другой берег, где уж ждали приговоренных

жрицы-кикиморы. Схватили они ребят за кудри, с криками да диким смехом выволокли

из лодок. Засвистели плетки-семихвостки, батоги да пруты гибкие, обрушились на

спины парней, раздирая ткань и плоть. Залились кровью рубахи, а кикиморы сорвали их

и подняли высоко над головами, показывая стоявшим на другом берегу, что отныне нет

уж тех парней в живых. А потом уволокли, избивая, за болота, в чащу непроходимую, да

и бросили в овраге глубоком, как будто в могиле похоронили – должны ребята сами

прожить в лесу без помощи старших. Кто выживет, тот к следующему испытанию

перейдет.

Ком приподнял голову, еще гудевшую от ударов. Разогнул спину, залитую кровью,

сплюнул, закашлялся и снова со стоном повалился на мокрую пожухлую листву.

Глубокий овраг, куда скинули их кикиморы, густо зарос кустами малины, ежевики и

орешника. Солнца не было: серые тучи низко нависли над лесом, было сумрачно, сыро

и холодно.

– Ком, – тихо позвал кто-то из ребят, – что теперь делать-то будем?

Все знали, как уводят кикиморы из селища парней – не раз видели, но вот что

ушедшим предстояло дальше, никто из них не ведал. Ибо было то тайной, которую ни

один из вернувшихся из мужского дома не открыл: каждый сам должен преодолевать

трудности, да и были они для каждого своими.

– Что и собирались, – зло ответил Ком, с трудом поднимаясь на ноги. – Вместе

держаться нужно. Теперь, судя по всему, мы сами по себе. Землянку рыть надобно –

скоро большой снег ляжет.

С трудом передвигая ноги, Ком обошел всех по очереди и осмотрел раны. Ребята

были раздеты по пояс, разодранные рубахи, как доказательство их смерти, остались

лежать на берегу реки. В первую очередь нужно было добыть шкуры, чтобы укрыться от

холода. Ком со стоном уселся на склон оврага. Все тело болело от побоев, мышцы

вывороченных рук слушались плохо, но он понимал: он здесь за вожака, на него

смотрят его ватажники и если он выдержит, не растеряется – быть ему среди них

46

заглавного не только сейчас, но и всю оставшуюся жизнь, а это многого стоит. Ради

этого стоит претерпеть боль. Необходимо сплотить ребят вокруг себя, не дать

раскиснуть, испугаться, запаниковать.

В ватаге Кома было пятнадцать человек и он собирался сберечь их всех. Ком

поднялся и заставил всех двигаться, устраивая стоянку на ночь. Сам же отправился на

разведку – потому как оказались они далеко от дома в совершенно незнакомом лесу.

Поднявшись по крутому склону, он обнаружил рядом с их провальем другой овраг, в

котором из-под валуна пробивался крохотный родничок, заваленный ветками и

опавшими листьями. Ком вернулся к своим и позвал всех за собой, приказал омыть

раны, заклеить их уже пожухлыми листьями подорожника. Наиболее глубокие залепить

смолой.

Ночь надвигалась стремительно. Ребята наломали лапника, развели костер,

применив огниво, которое, к счастью, нашлось у кого-то из наиболее находчивых,

сумевшим спрятать его от кикимор, ведь у них отобрали все, что они всегда носили с

собой: ножи, огниво, обереги. Даже плащи из веретья и те сорвали с плеч и бросили на

ставшем уже родным берегу реки. После, продрогшие до костей, голодные и

измученные болью, они уселись вокруг огня, тесно прижавшись друг к другу.

На следующее утро, распределив неотложные работы, Ком вместе с Кленком и

Найденом – равными ему по возрасту – отправился на охоту. Нужно было спешить: день

уже был не долог, а без оружия много ли добудешь?

– Слышь, Ком, может нам всего-то и нужно, что в лесу год пожить? Не больно-то и

трудно. Луки сделаем, силки опять же поставим, на болотах ягод насобираем – до

весны как-нибудь уж продержимся, – проговорил идущий за Комом Кленок.