Следователи Петра Великого

Особенно подробно С. Ф. Попцов остановился на разоблачении высокопоставленного должностного лица, в расчете на действенное покровительство которого он так стойко выдержал кнут и подъем на дыбу. Психологически капитулировавший перед следствием Савва Попцов дал показания о взяточничестве главы фискальской службы России обер-фискала Алексея Яковлевича Нестерова^{657}.

Из откровений Саввы Попцова явствует, что взятки Алексей Яковлевич брал с размахом: деньгами, предметами домашнего обихода, продуктами питания, фуражом. Например, за содействие в определение самого Саввы Федоровича в фискалы А. Я. Нестеров получил с него 500 четвертей ржи. В другой раз, будучи у С. Ф. Попцова в гостях, Алексей Яковлевич прихватил с собой приглянувшееся ему стенное зеркало (в свою очередь, «позаимствованное» самим Саввой Федоровичем у Ивана Сутягина).

А вот с фискалов Г. Я. Терского, Г. Зиминского, Ф. Угрюмова и С. Я. Турчанинова Алексей Нестеров «брал… взятки денгами, лошедми и рыбою, белугами и протчими…». Справедливости ради надо отметить, что в поборах Алексея Нестерова проявились и его духовные запросы. Помимо иного обер-фискап «вытянул» из С. Ф. Попцова печатное Евангелие XVII века, а также книгу, «в которой изображены всякие звери и рыбы… с подписью латинскою»^{658}.

Уже в самый день подачи С. Ф. Попцовым повинной генерал-прокурор информировал о приведенных в ней эпизодах, касавшихся А. Я. Нестерова, Правительствующий сенат, тут же запросив санкцию на арест обер-фискала. Такая санкция была получена.

В первых числах сентября обер-фискала взяли под стражу. Алексей Нестеров с ходу потребовал отвода прокурора Е. И. Пашкова, заявив на него ничем не мотивированное «подозрение» ^{659} [129] . Это требование Алексея Яковлевича было отклонено как генерал-прокурором, так и Сенатом.

«Дело фискалов» набирало обороты, а производство следствия чем дальше, тем больше переходило в руки Егора Ивановича. Осенью 1722 года основное внимание следственная канцелярия сосредоточила на разбирательстве преступных деяний нескольких фигурантов: С. Ф. Попцова, ярославского фискала А. И. Никитина и А. Я. Нестерова.

129

Принявшее вскоре острые формы противостояние А. Я. Нестерова и Е. И. Пашкова было тем драматичнее, что еще за несколько лет до этого они работали почти что «рука об руку». Достаточно вспомнить, что в качестве асессора канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова Егор Иванович принимал деятельное участие в завязавшемся, благодаря неординарному упорству Алексея Нестерова, расследовании дела сибирского губернатора князя М. П. Гагарина.

Особенно ценные показания, изобличавшие обер-фискала, в сентябре дал посадский человек — откупщик А. К. Брыскин. В частности, Авдей Брыскин поведал о взятке в 500 рублей, полученной Алексеем Нестеровым от Л. Г. Воронцова за содействие в назначении его воеводой в один из сибирских городов^{660}.

Заодно Авдей Брыскин подтвердил и ряд эпизодов из повинной С. Ф. Попцова. К примеру, на допросе 11 сентября Авдей Кузьмич конкретизировал сведения Саввы Попцова о взятках, полученных А. Я. Нестеровым от фискалов Саввы Турчанинова и Григория Зиминского. По словам А. К. Брыскина, «Турчанинов ему, Нестерову… привез рыбы белуг и осетров воз… Да Зиминской пару жеребцов карих, ценою рублев в тридцать, дал»^{661}.

5 октября П. И. Ягужинский направил письмо с докладом о ходе следствия к находившемуся в Астрахани Петру I. При этом генерал-прокурор пожаловался на давление, которое кто-то из очень влиятельных лиц оказывал на Е. И. Пашкова в защиту Алексея Нестерова («к тому же не без приятеля у обер-фискала» [130] ). В связи с этим Павел Иванович попросил императора направить «особливый указ» Егору Пашкову, который без этого «в такие важные дела вступать не смеет» ^{662} .

130

Личность «приятеля» А. Я. Нестерова, столь глухо упомянутого генерал-прокурором, установить к настоящему времени не удалось.

Самодержец откликнулся незамедлительно. Уже 15 октября в Москву ушло высочайшее послание с указанием Е. И. Пашкову замещать при необходимости генерал-прокурора в делах следственной канцелярии [131] . Одновременно Петр I санкционировал применение к А. Я. Нестерову пыток ^{663} .

Со своей стороны Алексей Нестеров не только не признавал какие-либо обвинения, но и продолжал пытаться вывести из следствия Е. И. Пашкова. Так, 1 ноября Алексей Яковлевич сорвал очную ставку с С. Ф. Попцовым, заявив об отказе давать показания Егору Пашкову («перед ним, господином капитаном, ни о чем ответствовать он не станет») ^{664} . Однако вскоре ситуация переменилась.

131

Примечательно, что государево послание имело двух адресатов. На лицевой стороне конверта, в который оно было запечатано, сохранилась запись: «Господину генералу-лейтенанту и генералу-прокурору Ягушинскому в Москве. А в небытность ево роспечатать и чинить по сему прокурору Колегии воинской Егору Пашкову».

8 ноября, обобщив добытые следственной канцелярией материалы, уличавшие обер-фискала, Е. И. Пашков вынес постановление о пытке Алексея Нестерова^{665}. И тут подследственный дрогнул. 9 ноября, не дожидаясь привода в застенок, А. Я. Нестеров заявил Егору Ивановичу о готовности дать признательные показания^{666}. Расследование «дела фискалов» вышло на следующий виток.

Еще не разобравшейся в полном объеме с показаниями С. Ф. Попцова следственной канцелярии генерал-прокуратуры предстояло теперь проверять не менее содержательные откровения Алексея Нестерова. Подобно Савве Попцову, Алексей Яковлевич не ограничился признанием собственной вины, но и поведал много интересного о иных должностных лицах. А. Я. Нестеров рассказал о взятках и казнокрадстве бывшего московского вице-губернатора, а ныне главы Монастырского приказа В. С. Ершова, о подлоге завещания бывшим обер-фискалом, а ныне судьей Московского надворного суда М. В. Желябужским, о многообразных злоупотреблениях комиссара А. С. Сергеева и дьяка А. Г. Ратманова.

Тем не менее, заподозрив Алексея Нестерова в недостаточной искренности, Егор Пашков 25 ноября вновь распорядился подвергнуть его пытке ^{667} [132] . Допрос в застенке не состоялся, однако, и на этот раз. Согласно помете в деле, «обор-фискалом не розыскивано за полученным имянным его императорского величества указом» ^{668} · Иными словами, в ноябре 1722 года Петр I пытать Алексея Яковлевича воспретил.

132

Необходимо заметить, что постановление от 25 ноября 1722 года вряд ли свидетельствовало о каком-то жестокосердии Е. И. Пашкова или его негативной пристрастности к сановному подследственному. Как представляется, в данном случае Егор Пашков действовал сообразно духу процессуальной нормы, закрепленной в статье 58-й главы 21-й Уложения 1649 года (сохранявшего в полной мере юридическую силу в первой четверти XVIII века). Согласно этой норме, уличенный в особо тяжких преступлениях обвиняемый подлежал пытке в обязательном порядке, даже если он сразу давал признательные показания.

Не вполне ясно, что за соображения побудили императора отменить собственную недавнюю санкцию о «розыске» А. Я. Нестерова. Вероятнее всего, отличавшийся повышенной подозрительностью Петр 1 рассудил, что глава фискальской службы мог владеть такой разоблачительной информацией, которую небезопасно было доверить даже генерал-прокуратуре. По этой причине монарх решил допросить Алексея Нестерова лично.

В итоге допрос Алексея Нестерова императором состоялся 31 января 1723 года. К этому допросу Петр I даже собственноручно написал вопросные пункты, в которых выразил, в частности, уверенность в весьма значительной информированности А. Я. Нестерова о криминальных деяниях государственных служащих: «Первое, по чину фискалскому, вторые, понеже прибежище всех воров был»^{669}. Однако, несмотря на то что допрос проводился лично монархом и под пыткой, никаких новых откровений Алексея Яковлевича на нем не последовало^{670}.

Что бы там ни было, независимо от высочайших колебаний в решении вопроса о телесной неприкосновенности А. Я. Нестерова конец ноября и весь декабрь 1722 года следственная канцелярия генерал-прокуратуры работала с прежней интенсивностью.

Так, в декабре наступил перелом в следствии по делу фискала Алексея Никитина. 30 ноября Е. И. Пашков вынес постановление о пытке А. И. Никитина, упорно отрицавшего всякие обвинения. Поднятый 3 декабря на дыбу, Алексей Никитин сознался в четырех эпизодах получения взяток на общую сумму 111 рублей (плюс бочонок вина)^{671}.

Впрочем, эта сумма, вероятнее всего, не исчерпывала криминальных доходов Алексея Никитина. Как видно из материалов дела, ярославский фискал жил более чем безбедно. Согласно описи арестованного имущества А. И. Никитина от сентября 1722 года, в Ярославле он владел каменным домом, обставленным дорогой мебелью (среди которой был, например, «стол здвижной дубовый с ящики, зеркало осмил истовое»), А для передвижений фискал располагал обитой кожей коляской голландской работы — «в ней убито [133] сукном голубым с подзоринами» — и не менее роскошным зимним возком ^{672} .

133

То есть обито, обтянуто.