Следователи Петра Великого

В конце ноября — декабре 1722 года следственная канцелярия генерал-прокуратуры впервые допросила упомянутых в повинной Алексея Нестерова судью М. В. Желябужского, бывшего сенатора В. А. Апухтина, секретаря И. А. Хрипунова^{673}. К примеру, у Ивана Хрипунова Е. И. Пашков выяснял объем «подарков», поднесенных им А. Я. Нестерову, а также причины этих подношений. На допросе 30 ноября Иван Авксентьевич подтвердил, что в бытность его дьяком в Архангельске он «посыливал к нему, Нестерову, свечь вологоцких салных да рыжиков», но делалось это все исключительно «из любви, по приятелству, а не от дел»^{674}.

Между тем по мере разбухания «дела фискалов», появления в нем новых эпизодов и фигурантов перед Петром I обозначилась перспектива дополнительно закрепить за прокуратурой полномочия органа предварительного следствия, совместив тем самым в ее компетенции функции надзора и уголовного преследования. Если бы законодатель решился в 1723 году придать генерал-прокуратуре следственные полномочия, то уже тогда в России могла сложиться функциональная модель прокуратуры, существовавшая в 1928–2007 годах.

Однако в решающий момент Петр I не пожелал отказываться от изначально возникшей надзорной модели отечественной прокуратуры. Это выразилось в том, что в январе 1723 года император принял решение освободить генерал-прокуратуру от расследования «дела фискалов».

В конце января расследовавшиеся следственной канцелярией генерал-прокуратуры уголовные дела были переданы в только что основанный Вышний суд, занявший в реформированной судебной системе России место суда высшего звена. Сама же следственная канцелярия была преобразована в Розыскную контору — особое следственное подразделение суда (отдаленный прообраз следственной части Верховного суда РСФСР 1920-х годов).

От следственной канцелярии генерал-прокуратуры Розыскная контора унаследовала не только находившиеся в производстве дела, но и руководителя — Е. И. Пашкова. Тем самым Егора Ивановича возможно признать также одним из первых судебных следователей России [134] , предшественником судебных следователей 1860–1928 годов.

Интересное свидетельство о процессе перехода следственного подразделения генерал-прокуратуры в Вышний суд сохранилось в послужном списке канцеляриста А. Баженова от ноября 1737 года. Излагая обстоятельства прежней службы, Антон Баженов указал между иного, что в сентябре 1722 года он был направлен в «розыскную канцелярию господина генерала и ковалера графа Павла Ивановича Ягушинского да гвардии капитана… Пашкова, и был по 723-й год. А в том году взят на Генералной двор [135] и был у розыскных дел, а потом та канцелярия сообщена с Вышним судом» ^{675} .

134

Иными первыми судебными следователями явились уже упоминавшиеся бывшие асессоры все той же канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова Иван Бахметев и Авраам Шамордин, которые были временно привлечены Вышним судом в качестве следователей в январе 1723 года.

135

Изначальное местонахождение Вышнего суда в подмосковной государевой резиденции селе Преображенском.

В качестве главы Розыскной конторы Вышнего суда Егору Пашкову довелось расследовать не только дела, которыми он занимался прежде. В 1723 году в производство Розыскной конторы поступил еще ряд уголовных дел — в частности, многоэпизодное дело по обвинению руководителей канцелярии Преображенского приказа дьяков Я. В. Былинского и В. Н. Нестерова в преступлениях против интересов службы и против правосудия.

Изменение ведомственной принадлежности следственной канцелярии никак не отразилось на ходе расследования «дела фискалов». Следственные действия по данному делу продолжились в полном объеме.

Например, 13 февраля 1723 года состоялся длительный допрос А. Я. Нестерова, а, скажем, 29 мая того же года в Розыскной конторе был допрошен один из «дарителей» Алексея Нестерова новгородский провинциал-фискал И. П. Погребов, подтвердивший сведения о поднесении им обер-фискалу серебряной посуды, но при этом подчеркнувший, что «во взяток ему, Нестерову, ни от каких дел ничего не давывал» ^{676} [136] .

26 сентября 1723 года Вышний суд направил Розыскной конторе распоряжение о скорейшем завершении находящихся в ее производстве уголовных дел, «особливо ж по делам на бывшаго обор-фискала Нестерова и на дьяков Преображенского приказу» ^{677} . Е. И. Пашков не затянул с выполнением этого распоряжения.

136

Мотивы указанного подношения фискал Иуда Петрович объяснил, впрочем, двояко: с одной стороны, «из любви», с другой — «чтоб он, Нестеров, был к нему впредь благоприятен».

Уже в октябре глава Розыскной конторы направил в Вышний суд подборку итоговых процессуальных документов по М. В. Желябужскому, А. И. Никитину и С. Ф. Попцову. Составление документов по Алексею Нестерову было отложено, вероятнее всего, до времени новых допросов бывшего обер-фискала Петром I. Каковые состоялись только в январе 1724 года.

Помимо традиционных «выписок» (и их сокращенных версий — «экстрактов»), содержавших выстроенные по пунктам эпизоды обвинения по соответствующему фигуранту, в Розыскной конторе были впервые подготовлены принципиально новые процессуальные акты. В этих документах, подписанных Е. И. Пашковым, оказались соединены: краткое изложение эпизодов обвинения, квалификация этих эпизодов по действовавшему законодательству, а также предложения о назначении меры наказания. Такой документ, являвшийся с точки зрения обобщения материалов следствия шагом вперед по сравнению с «выпиской» и «экстрактом», явился отдаленным прообразом современного обвинительного заключения, оформляемого следователем при передаче дела в суд.

Подобные обвинительные заключения были в итоге составлены Егором Ивановичем по М. В. Желябужскому, А. Я. Нестерову, А. И. Никитину, С. Ф. Попцову^{678}. Согласно выпискам и обвинительным заключениям, Алексею Нестерову было вменено 39 (!) эпизодов преступной деятельности (главным образом получение взяток), Алексею Никитину — пять эпизодов (исключительно получения взяток), Михаилу Желябужскому — два эпизода (подлог завещания и лжесвидетельство по этому поводу).

Что касается исходного фигуранта «дела фискалов» Саввы Попцова, то ему Розыскная контора вменила в итоге 11 эпизодов: от злоупотребления должностными полномочиями («имел съезжий двор, держал колодников многое число и… на разных чинов людей полагал штрафы») и казнокрадства до получения взяток (общая сумма которых была весьма внушительной — 6420 рублей). А вот длительно проверявшийся следствием эпизод о якобы совершенном С. Ф. Попцовым убийстве посадского человека Афанасия Жилина был при подготовке обвинительного заключения снят за недоказанностью.

В отношении мер наказания в обвинительных заключениях Е. И. Пашков предлагал санкции в основном в соответствии с действующим законодательством. Лишь к А. Я. Нестерову Егор Пашков предложил применить санкцию, прямо не предусмотренную ни в одном из законодательных актов, по которым были квалифицированы предъявленные бывшему обер-фискалу обвинения, — колесование ^{679} . Нельзя исключить, впрочем, что в данном случае при подготовке обвинительного заключения глава Розыскной канцелярии принял во внимание некую устно выраженную «рекомендацию» Петра I, весьма болезненно воспринявшего разоблачение криминальных деяний А. Я. Нестерова [137] .

137

В первые три недели января 1724 года (когда составлялось обвинительное заключение по А. Я. Нестерову и вообще завершалось следственное производство по «делу фискалов») Петр I регулярно посещал Вышний суд. Согласно походному «Юрналу», император «изволил быть в Вышнем суде» 4, 15, 16, 18, 20 и 22 января. Так что времени пообщаться с Егором Ивановичем у государя было достаточно.

Вместе с тем Егор Иванович предпринял решительную попытку не допустить вынесения смертного приговора деятельно раскаявшемуся С. Ф. Попцову. По всей очевидности, обещавший Савве Федоровичу сохранение жизни в обмен на сотрудничество со следствием глава Розыскной конторы предложил в обвинительном заключении назначить бывшему провинциал-фискалу наказание в виде двух лет каторжных работ с последующей пожизненной ссылкой.

Столь либеральное (с учетом характера предъявленных обвинений) предложение Егор Пашков обосновал тем, что иные подследственные в дальнейшем «взирая на милостивое исполнение [сохранение жизни С. Ф. Попцову]… могли к показанию вин признатца существом»^{680}. В данном случае остается только признать, что Е. И. Пашков предвосхитил институт «сделки с правосудием», появившийся в отечественном уголовном судопроизводстве лишь с изданием Федерального закона от 29 июня 2009 года № 141 —ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»^{681}.