Следователи
Шрифт:
— Этого человека я видел в доме Жигунова, когда приходил за женой.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, я хорошо его запомнил.
— Прекрасно! Давайте сюда Жигунова-младшего.
— Я видел его в доме отца накануне пожара! — твердо сказал Жигунов и для верности прижал фотографию пальцем к столу.
— Благодарю вас! — Белоусов сиял. — Оформляем опознание и начинаем розыск. Теперь знаем, кого искать. Нефедов Юрий Сергеевич. 1964 года рождения. Образование среднее. Родители живут в нашем городе. В центре, между прочим, недалеко от рынка. Потапов! — крикнул Белоусов, увидев в дверях инспектора уголовного розыска. — Входи. Поздравляю! Сбылись самые смелые твои предсказания. Нефедова ищем.
— Неужели он?!
— Четыре человека в один голос утверждают, что именно он был пятым в доме Жигунова. То-то след
— Да, у него примерно такая нога... Я ему многое предсказывал, — проговорил Потапов, — но такое... Если это сделал Нефедов, то он превзошел самого себя.
— Ты знаешь его лучше всех в городе. Он мог пойти на такое?
— Он может пойти на многое... если ему наступить на мозоль самолюбия.
— Как же ты его упустил, а, Потапов? — укоризненно спросил Белоусов.
— Так ведь он уехал от нас, Виктор Алексеевич. В Архангельск. Он здесь уже не прописан.
— Где же вы все-таки взяли его портрет? — спросила Засыпкина.
— В паспортном столе, где же еще! — засмеялся Белоусов. — Первый час ночи, а вы посмотрите с улицы — все окна светятся. Работаем, Галина Анатольевна!
Чувство хозяина
Привычное словосочетание, не правда ли? Оно подразумевает больше ответственность и заботу, чем владение, и настолько прочно вошло в нашу жизнь, что в него трудно вложить новый смысл. Мы стараемся прививать малышам чувство хозяина к детскому саду, потом к школе, заводу. Однако не так уж мало людей, которые куда охотнее видят в этом словосочетании именно второй смысл — владение. Собираются компании этаких юных «сверхлюдей» и пытаются утвердиться в качестве хозяев улицы, двора, подъезда — часто им хватает даже подъезда, чтобы ублажить это самое чувство хозяина. А иные «осваивают» электрички, автобусы, детские и танцевальные площадки, кинотеатры. Характер владения не имеет большого значения. Зато каковы яростность, беспощадная озлобленность, с которыми проявляется это «чувство хозяина»!
Подобные соображения невольно возникали при знакомстве с делом Нефедова.
Он учился в нескольких школах. Не уживался ни с учениками, ни с учителями. И родители переводили его в очередную школу, надеясь там найти более чутких педагогов, более воспитанных товарищей. Но и там учителя оказывались «нравственно грубыми и неспособными понять возвышенную душу юноши». Именно так каждый раз расценивали положение родители и не отказались от своего мнения, даже когда стали известны подробности событий в доме Жигунова. Отец выразился так:
— Юрий понимал хорошее, мечтал о хорошем, стремился к хорошему, но почему-то все делал наоборот.
Нефедов рано познакомился с работниками милиции городка. Как-то угнал мотоцикл. Надо было заводить уголовное дело, но, учитывая нежный возраст, просьбу родителей, положительное слово педагогов — а педагоги в подобных случаях иногда восхищаются своим воспитанником, поскольку его осуждение вызовет сомнение в их собственных профессиональных качествах, — ограничились полумерами: поставили на учет в инспекции по делам несовершеннолетних, погрозили пальцем и даже, было дело, голос повысили.
Потом похищение лошадей в колхозе. Нет-нет, не корысти ради. Шутка. Шалость и озорство. Правда, колхозники оказались людьми грубыми, юмор не поняли, подняли шум, крик, вызвали милицию. Опять неприятности. Особенно огорчительно было папе с мамой, поскольку о сыне складывалось мнение, никак не соответствующее его истинному характеру и наклонностям.
А вскоре еще эти разнесчастные «Жигули». Кто-то оставил без присмотра свою машину. Ребята ходили, ходили вокруг да и решили проучить ротозея. Сияли с машины все, что можно было снять с помощью отвертки и кусачек. Что тут началось! Милиция, объяснения, опросы...
Да, опять не повезло Нефедову. Ничего в жизни дельного не украл, ничем не поживился, а уже несколько эпизодов значится. Между тем каждый провал, каждая неудачная попытка вызвать восхищение приятелей и приятельниц требовали возмездия, толкали на новые попытки снять с себя унизительное клеймо неудачника. К тому же приятели ждали новых подвигов. Да и душа рисковать привыкла, хотелось внимания к собственной персоне...
А история с вытрезвителем?! Надобно ж было случиться, что перед самым Новым годом в вытрезвитель попал лучший друг Нефедова, без которого
и праздник не праздник. Другие бы смирились, тем более что компания и без него подбиралась развеселая. Можно было выпить за скорейшее освобождение приятеля или в знак солидарности привести себя в соответствующее состояние и явиться в вытрезвитель собственным ходом. Во всяком случае цель была бы достигнута — встреча Нового года с лучшим другом. Но не таким был Нефедов. Да и предыдущие «подвиги» как-то исподволь убедили его в том, что личность он явно способная на преодоление препятствий, перед которыми никнут другие. В общем нашел Нефедов выход: собрал несколько девиц, опрокинули по стакану червивки для поддержания духа и, подбадривая себя воинственными кличами, ринулись на штурм городского вытрезвителя. Случай, надо признать, едва ли не единственный в истории отечественных вытрезвителей вообще.И вот долговязый Нефедов и повизгивающие девицы, принимая угрожающие позы, в слабом свете уличных фонарей, под мирно падающим снегом приближаются к заветной двери. Но с каждым шагом уверенности у них все меньше, и те дикие пляски, которыми они вначале пытались смутить местную милицию, тоже поутихли. А кончилось совсем пошло. Вытрезвитель располагался в маленьком деревянном домике с крылечком-верандой и почти без перестроек был приспособлен к новым надобностям. Отчаянные освободители, в полнейшем восторге от собственной отваги, разбили стекла, подперли входную дверь подвернувшейся палкой и растворились в ночной темноте, растревоженные пережитым.
Это случилось в последних числах декабря. До мартовского пожара оставалось два с половиной месяца.
В нашем народе принято с симпатией относиться к людям, способным пошутить, разыграть ближнего, посмеяться над ротозеем. В сказках, былинах, поговорках часто действуют озорники, шутники, скоморохи-насмешники. Чаще всего шалость идет все-таки от любви к ближнему. Разыгрывая кого-то, мы тем самым проявляем к нему внимание, любовь, показываем, что верим в его ум и чувство юмора, верим, что наш розыгрыш будет понят правильно, не вызовет обиды, что человек не почувствует себя униженным и в свою очередь тоже когда-нибудь разыграет нас, сделав объектом дружеской шутки.
Но если за шалостью стоит стремление унизить человека, выставить дураком, самоутвердиться за счет достоинства другого, тут уж не до шуток. Хотя часто именно шуткой прикрываются хамство и ненависть, зависть и недоброжелательство. Есть люди, которым для счастья не хватает самой малости — унизить кого-нибудь при народе. И если это удается, жизнь для них расцветает всеми красками, небо становится ослепительно голубым и не терзают никакие сомнения. Чье-то унижение как бы дает возможность испытать чувство хозяина, совершенно изуродованное, искаженное чувство.
Женщина с прошлым
Утром на допрос к следователю прокуратуры Засыпкиной была доставлена на машине мать Нефедова, Лидия Геннадиевна. Женщина с прошлым — так ее определила для себя Галина Анатольевна. За годы работы ей пришлось повидать немало людей, нередко удавалось добраться до их сути. И постепенно выработалась привычка, даже необходимость стремиться до конца понять сидящего перед ней человека, выступает ли он в роли свидетеля, обвиняемого, подозреваемого.
Взглянув на Нефедову, Засыпкина отметила ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь обо что-то запачкаться. И золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, знала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала сама дать утренний спектакль? И еще заметила Галина Анатольевна нагловатую уверенность этой женщины в собственном превосходстве. То ли недостаток образования и культуры, то ли избыток самолюбия, а, может, и то и другое создавали впечатление вульгарности, за которой чувствовалась готовность говорить о чем угодно, не очень стараясь при этом быть честной. «Да, — подумала Засыпкина, — женщина с прошлым. Была у нее другая жизнь. Впрочем, не исключено, что она одновременно живет не одной жизнью. А золото, очевидно, убеждает ее в своей исключительности, как бы ограждает от «обычных» людей, держит их на почтительном расстоянии».