Следователи

Смотрите, кто к нам приехал!

Существует мнение, что человек, совершивший опасное преступление, какое-то время находится в психологическом шоке. Он якобы склонен к неразумным поступкам, его охватывает страх там, где нет опасности, он ведет себя легкомысленно там, где требуется осторожность. Возможно, так и есть.

Если взглянуть на поведение Нефедова после преступления, то при желании можно обнаружить и неоправданный риск, и глупую самонадеянность, и браваду. Были в его поступках и страх, и боязнь возмездия, и растерянность, и надежда найти поддержку там, где ее и быть не могло. Однако все это случалось с ним и раньше, и, наверное, нет особой необходимости объяснять метания таинственным комплексом преступника. Поступки Нефедова легко укладываются в систему его предыдущих ценностей. В уголовном деле по часам расписаны все действия Нефедова от ограбления универмага до задержания. Поэтому о состоянии, в котором он находился, можно судить вполне обоснованно, с документальной строгостью.

Нефедов прибыл в свой городок вечером седьмого марта, через двое суток после ограбления Касимовского универмага. Он появился в том состоянии внутреннего довольства, о котором всегда мечтал. Предел его желаний — карманы, набитые золотом. И надо же, все сбылось в самом прямом смысле слова. Казалось бы, теперь и начнется та счастливая жизнь, к которой он всегда стремился. Свершилось. Распахиваются двери, раскрываются объятия, гремит музыка, небо полыхает радужными бликами. И все приятели, подруги, соседи, учителя, едва увидев высокого, стройного, красивого молодого человека, тут же забывают свои заботы, бросают дела и орут во весь голос: «Смотрите, кто к нам приехал!» Рдеют девичьи щечки, кусают локти те, кто когда-то обидел его, пренебрег им. А приятели... О, приятели знают, что нужно делать! Они, не сговариваясь, торопятся в магазин, чтобы купить несколько бутылок и отметить радостное событие! Вот так примерно...

Но на самом деле все получилось совсем иначе. Пришел Нефедов к давнему приятелю и попросился переночевать. А тот — о ужас! — отказал. Не проявилась в нем та дружеская близость, о которой грезил Нефедов. И побрел он по родному городу, и казался ему этот город маленьким и злым. Побрел, перебирая пальцами золото в карманах — золото, которое никак не повлияло на его жизнь. Это озадачило Нефедова, но ненадолго. Отправился он к знакомой девушке. По его расчетам, та должна была броситься ему на шею. Девушка на шею не бросилась, но прогуляться согласилась. Тут уж Нефедов не упустил возможность. О, как он расписывал свое пребывание на Севере, где ограбил крупнейший универмаг областного центра, показывал золотые перстни с янтарем, кулоны со знаками зодиака, часы. В общем, заправским коробейником предстал. Девушку все это поразило, но куда меньше, чем рассчитывал Нефедов. Если уж говорить о ее чувствах, то в них было больше настороженности, нежели восхищения.

— Знаешь, Юра, я никогда, конечно, не думала, что у тебя будет столько денег, — сказала девушка вымученно, так как не знала, что нужно говорить при виде такого количества золота.

— Ого! — воскликнул Нефедов. — То ли еще будет!

— Но тебя, наверно, ищут?

— Искать-то ищут! Наверняка! Но откуда им знать, что искать нужно меня? Послушай... Может, ты того... Предложишь кому-нибудь золотишко, а? Глядишь, кто и купит?

— Нет-нет, Юра, ты что? Я не могу... Спросят, откуда — что мне отвечать?

— Может, подруге отдашь, а? — Нефедов, гроза и восторг всего городка, даже не заметил, как в его голосе появились просящие нотки. — Пусть она попытается. Попробуй, а?

Рассказывая об ограблении универмага в Архангельске — дался ему этот Архангельск! — Нефедов пытался утвердиться в глазах у девушки... преступлением. В свои неполных восемнадцать лет он уже допускал возможность преступления и расценивал его как весьма почетное и достойное деяние, которым вполне можно было гордиться. И в козырный день девятого марта Нефедов вступил теоретически и практически подкованным: он был убежден в том, что ограбить, продать, предать — нисколько не постыдно.

Девушка ушла, неохотно взяв кое-что из золота. Время близилось к полуночи, лужи подмерзли. Нашел все-таки Нефедов приятеля, который разрешил у него переночевать. В знак благодарности он опять рассказал о том, как грабил магазин, да еще присочинил, как отстреливался от милиции, менял поезда, самолеты, такси. Приятель восхитился, с тем и заснули.

Утром восьмого марта приятель побежал с двумя трешками за червивкой. Принес. Выпили. Отец приятеля тоже принял посильное участие. Для отца рассказ об ограблении ювелирного магазина не прозвучал как что-то ужасное. Бутылка на столе, о чем разговор! Выпивка придала Нефедову смелости — средь бела дня он отправился к подруге. А та еле дождалась его — поспешила вернуть золото, чуть ли не силком рассовала Нефедову по карманам. Продавай, дескать, сам, а мне еще на воле погулять хочется.

И опять золота полно, а жизнь остается какой-то гнусной. На улице слякоть, податься некуда, от каждого прохожего морду отворачивай, чтоб не узнали. А тут опять ночь близится, куда-то надо идти. Пошел к тому же приятелю, предварительно взяв две бутылки. Приняли. Выпили. Потешил хозяев новыми подробностями ограбления. Те ахают, ладошками всплескивают, языками цокают. Хоть и пьяные восторги, собственной червивкой оплаченные, а все на душе теплее...

Девятого марта с утра — те же проблемы. Что делать? Возвращаться в Касимов? Боязно. Там уж, небось, следствие идет, а может, ищут его, поджидают... Нет. Решил поискать давнего знакомого — Дергачева. Последняя надежда. Его можно назвать пройдохой, алкоголиком, но если посулить бутылку-вторую — в доску расшибется, а дело сделает.

Дергачев взял золото охотно. Уговорились встретиться, как только стемнеет.

До пожара оставалось совсем немного, несколько часов. Нефедов нервничал. Кругом стояли черные весенние сугробы, в лицо дул холодный сырой ветер. Встречу, не подумав, назначили на открытом месте на мосту. Правда, уже темнеть стало, людей почти не видно, но настроение гадкое. Не такое настроение должно быть у человека с карманами, набитыми золотом. Не должен он стоять на ветру, присматриваясь к каждому прохожему, прячась от всех. Сидеть бы ему сейчас в большом зале с хрустальными люстрами, с оркестром, в шумной компании, попивать вино из тонких бокалов, говорить красивые слова красивым девушкам, которые звонко хохочут, льнут к нему, в глаза смотрят...

Дергачев так и не явился, причем без всякого злого умысла. Не успел собрать деньги у тетушек, которые польстились на золотишко. Деньги все-таки серьезные. Одна по соседям побежала, вторая — пальто на плечи да в сберкассу, третья заколебалась, засомневалась. В общем, не пришел Дергачев в назначенный час на мост. И напрасно. Все было бы иначе. Не выдержав, Нефедов пошел к дому Жигунова. Там его охотно приняли, поскольку с червивкой явился. Дождался Дергачева. Тот честно и благородно вручил ему пятьсот рублей.

Несмотря на то, что репутация Дергачева была никудышной, психологом он оказался неплохим, четко понимал, кто чего стоит. Получив золото от Нефедова, он прикинул и безошибочно отправился именно к тем жильцам, которые должны были у него золото купить. Вроде и невысока должность — слесарь ЖЭКа, а вот надо же, жильцов дома видел насквозь, знал, кто захочет купить кольцо, кулон, знак зодиака. И что интересно: жильцы понимали, что у Дергачева не может быть честного золота, что краденое оно, но никого это не смутило. Какое смущение, если можно отхватить кольцо на две-три десятки дешевле.

После пожара Нефедов подходил к своему дому как раз в то время, когда мать увозили на милицейском газике. На допрос. Подождав, пока машина скроется за поворотом, он направился домой. Окровавленные джинсы затолкал под диван, не очень тщательно — чтобы мать нашла, как только вернется. Полусапожки поставил у вешалки. Подкрепился, прихватил плоский чемоданчик, набил его бутылками в ближайшем магазине и отбыл в Калугу.

И снова его беспокоила мысль о том, что преступление если и изменило его жизнь, то явно в худшую сторону. Он стремился к преступлению, надеясь увидеть за ним иную жизнь, свободную и раскованную, надеясь и себя увидеть иным. Ничего этого не произошло. На заднем сиденье автобуса трясся все тот же Нефедов. Правда, в карманах у него было полно золота, а в чемодане полно червивки.