Следователи
Шрифт:
— Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?
— Сын? Дома. Спит. Вы младшего имеете в виду?
— Нет, я говорю о вашем старшем сыне — Юрии.
— Могу ли я узнать, чем вызван ваш интерес к нему?
— Вы, очевидно, слышали о пожаре?
— Да! Кошмарная история! Какой ужас! Знаете, в городе ходят такие страшные слухи, что я не решаюсь им верить. Вы наверняка знаете больше. Скажите же мне, что там произошло на самом деле? Говорят, погибли люди?
— Есть основания полагать, что ваш сын Юрий имеет к случившемуся какое-то отношение.
— Вы хотите сказать, что он знал погибших?
— Девятого
Нефедова снисходительно посмотрела на следователя, щелчком алого ногтя сбила с рукава невидимую пылинку, вздохнула, как бы жалея себя за то, что приходится маяться в таком обществе.
— Этого не может быть, — с легкой усталостью проговорила Лидия Геннадиевна. — Его больше двух месяцев нет в городе. Скажу по секрету, — она наклонилась к следователю и с улыбкой вполголоса произнесла: — Я сама его выписала.
Нефедова говорила правду. Она работала в паспортном отделе домоуправления и собственноручно выписала сына сразу после нашумевшего штурма вытрезвителя. Пока суд да дело, глядишь — все и заглохнет.
В кабинет вошел прокурор города Павел Михайлович Кокухин. Присел к столу.
— Дело в том, Лидия Геннадиевна, — вступил он в разговор, — что Юрия видели и в городе, и в доме Жигунова накануне происшествия. Среди погибших его не обнаружили. Судя по вашим словам, нет его и дома. Ведь его нет дома?
— Н-нет, — с заминкой ответила Нефедова, несколько сбитая с толку.
— И он не заходил?
— Нет.
— И вы не знали, что он в городе?
— Нет, хотя... — Нефедова пошевелила пальцами, давая понять, что не стоит так уж категорически воспринимать ее «нет». — Знаете, сейчас я припоминаю... Какой-то парень бросил мне на улице фразу... Понимаете, я сделала ему замечание. Он дружил когда-то с Юрием, бывал в нашем доме... Я полагаю, что имела право сделать ему замечание, — Нефедова обращалась к Кокухину: видимо, разговор с прокурором не так уязвлял ее самолюбие. — А он мне в ответ: смотрите, дескать, за своим сыном. Тогда я подумала, что он сказал это вообще, а теперь... Возможно, он и видел Юрия в городе.
— Фамилия этого парня? — спросила Засыпкина.
— Не помню. Не то Савельев, не то Завьялов...
— Постарайтесь вспомнить. Это важно.
— Он живет в доме напротив нашего. Его там все знают. А фамилия... Может быть, Соколов? — почему-то спросила Нефедова у прокурора.
Все помолчали. Конечно, Нефедова знала больше. Ее половинчатые показания были всего лишь попыткой сохранить спокойствие, чтобы и в дальнейшем вести себя уверенно, не будучи уличенной во лжи.
— Куда уехал ваш сын? — спросил Кокухин.
— В документах указано. Я не верю, что вы пригласили меня сюда, не заглянув в документы, — она усмехнулась.
— Заглянули, — спокойно кивнул Кокухин. — И в данный момент, — он посмотрел на часы, — два оперативных работника находятся в воздухе на пути в Архангельск.
— Уже? — искренне удивилась Нефедова, и сразу что-то неуловимо изменилось в ее облике — она стала скромнее. Чуть опустила подбородок, повернула лицо к прокурору, положила ладони на колени. — Видите ли, Павел Михайлович... Видите ли... Вполне возможно, что они его там не найдут.
— Они его там наверняка не найдут. Ведь его видели здесь сутки назад.
— Зачем же их послали
в такую даль? — простодушно спросила Лидия Геннадиевна.— Необходимо установить, где он жил, как жил, с кем общался, чем увлекался... И так далее. Вряд ли нужно перечислять все детали нашей работы.
— Да-да, конечно... Вы правы...
Прокурор и следователь переглянулись: перемена в поведении Нефедовой была явной. Вдруг стало заметно, что Лидии Геннадиевне гораздо больше лет, чем это казалось на первый взгляд. Косметика, манеры, золото словно бы в один миг потеряли свою силу и обнажили возраст хозяйки — ее слабое место.
— Видите ли, — продолжала Нефедова, — вовсе не исключено, что он там и не жил... — она исподлобья посмотрела на Кокухина, на Засыпкину, пытаясь определить, насколько строго они отнесутся к ее сообщению.
— Это уже что-то новое, — протянул Павел Михайлович. — Но как же тогда понимать запись в выписной карточке? Там вашей рукой записано, что Юрий отбыл на постоянное местожительство в Архангельск.
— Как бы вам объяснить... — Нефедова на секунду задумалась. Ее тон снова изменился, она снова готова была говорить бездумно и бесстыдно. И в этой готовности легко менять отношение к разговору, к собеседникам проглянула всеядность. — Юрий действительно собирался в Архангельск. Одно время. Да, собирался. Дело в том, что как-то в поезде он встретил мужчину. Тот обмолвился, что сам из Архангельска или направляется в Архангельск, во всяком случае у них в разговоре что-то промелькнуло об этом городе. И мы с мужем подумали, что неплохо бы и Юрию туда поехать...
— Это после истории с вытрезвителем?
— Ох, Галина Анатольевна, — усмехнулась Нефедова. — И дался вам этот вытрезвитель! Не понимаю, зачем связывать разные события... Все мы были молоды, всем хотелось чего-то необычного. Вы согласны со мной, Павел Михайлович?
— Я не очень четко уловил вашу мысль, — Кокухин развел руками. — Скажите, когда уехал ваш сын?
— Не помню точно, где-то в январе.
— Он выписан второго января. А нападение на вытрезвитель совершено тридцатого декабря. Другими словами, вы отправили его в течение трех дней. Так?
— Отправили! — воскликнула Нефедова. — Павел Михайлович, зачем же так? Произошло некоторое наложение событий...
— К тому же в документах указан один город, а поехал он совсем в другой, — заметила Галина Анатольевна.
— Юрий передумал, — холодно пояснила Лидия Геннадиевна, поняв, что люди, сидящие перед ней, не желают вникнуть в ее тонкие переживания. — Да, он не поехал в Архангельск. Он поехал в Рязанскую область, если для вас это так важно.
— Куда именно? — спросил Кокухин.
— В Касимов. К тетке, сестре моего мужа. Я сама отвезла его в Москву и проследила, чтобы он сел на поезд, идущий в Рязань.
— Вы ему не доверяли?
— Я — мать! — значительно, с ноткой оскорбленности произнесла Нефедова.
— С какой целью вы внесли в документы о выписке заведомую ложь? — бесстрастно спросила Галина Анатольевна. — Зачем вы указали Архангельск, если сами посадили его на рязанский поезд?
— Ах, Галина Анатольевна! — опять горько воскликнула Нефедова. — Как бездушно вы раскладываете по полочкам святые материнские чувства! Как просто у вас все укладывается в графы протокола!