Следователи

Заглядывает на огонек кавказец с роскошными бакенбардами и пышнотелым предметом своих воздыханий. Но не задерживается, уходит, будто древняя и чуткая интуиция предков хранит его от беды. И красавицу свою уводит подальше от дома, от которого уже расходятся невидимые круги беды. Остаются те, для которых жизнь кончается. Для четверых — вообще, а для одного кончается прежняя жизнь, наступает другая, ничего общего с привычной не имеющая.

Да, каждый новый час поисков, допросов, обсуждений убеждал: в доме оставалось пять человек. По отдельным словечкам, даже по недомолвкам постепенно вырисовывался облик никому не известного молодого парня, оказавшегося вечером козырного дня в доме Жигунова.

Словесный портрет

Едва ли не каждый день мы все пользуемся словесным портретом. Описываем друзей, знакомых, продавцов, с которыми поругались, девушек, с которыми познакомились, описываем обидчиков и благодетелей, самих себя описываем, договариваясь с незнакомыми людьми о встрече по телефону. И настолько поднаторели в этом, что бывает достаточно двух-трех определений, чтобы мы безошибочно узнали человека в огромной толпе у метро или стадиона. Достаточно бывает сравнить человека с птицей, погодой, предметом домашнего обихода — и мы уверенно узнаем его в чужих коридорах, кабинетах, приемных. Стоит ли удивляться тому, что люди, для которых словесный портрет является чем-то вроде производственного фактора, выработали свои методы, способы, приемы, с помощью которых нужного человека представляют достаточно емко и зримо?

Уже к вечеру десятого марта, в первый же день следствия, был разработан настолько подробный портрет пятого собутыльника, что не узнать его, пройти мимо было просто невозможно. И все, кто участвовал в поисках, в следствии, знали четкие приметы этого пятого. Он мог оказаться случайным человеком, не имеющим никакого отношения к преступлению, но найти его было необходимо.

Итак, кого же искали? Высокого молодого парня, около двадцати лет, темноволосого и улыбчивого. Он развязен и нагловат, его манеры могут показаться даже вульгарными. На нем полусапожки примерно сорок четвертого размера, черная куртка из кожи или заменителя, меховая темная шапка, синие джинсы. Он охотно вступает в контакт, готов переброситься словечком с незнакомым человеком, явно ценит себя выше окружающих. Но самый заметный признак — рост. Все свидетели дружно отмечали, что он явно выше их, то есть рост его около ста девяноста сантиметров. Человек этот, по всей вероятности, при деньгах.

С портретом были ознакомлены соседи, дружинники, вольные и невольные участники событий, следователи, оперативные работники, водители, постовые. Вряд ли прошло более двух часов, а жители уже представляли себе, кого именно ищет милиция.

Нет, к тому времени еще не было снято подозрение с младшего Жигунова, еще допрашивали Борисихина, а кавказец угрюмо и сутуло мерял шагами коридоры отделения милиции (он мог понадобиться каждую минуту для уточнения той или иной детали), здесь же толклась и Борисихина. И незримо скорбными тенями маялись в полутемных печальных коридорах погибшие вчера люди. Они-то знали все, но не могли принять участия в поисках, как бы передоверив это живым.

Дело осложнялось тем, что никто из побывавших накануне в доме Жигунова не знал пятого собутыльника. Во всяком случае все так утверждали. Такие уж нравы царили в этом доме: достаточно было прийти с бутылкой — и ты уже свой человек.

И наконец, первый успех. Его не могло не быть, учитывая размах работы. Можно даже сказать, что успех был неизбежен.

Раздался не очень уверенный стук, и в кабинет Виктора Алексеевича Белоусова, где расположился штаб розысков, протиснулся сержант местной милиции.

— Разрешите войти?

— Докладывайте, — бросил Белоусов.

Наступила пауза, присутствующие повернулись к сержанту. Все ждали новостей, все были готовы к ним, и нетерпеливость проявлялась даже в служебных словах.

— Да особенно-то и докладывать нечего, — начал сержант. — Дело в том, что я вроде видел этого... длинного, которого ищем.

— Где? — выдохнули сразу едва ли не все сидящие за столом. Можно было ожидать чего угодно, но чтобы вот так просто пришел человек и доложил, что видел... На это и надеяться боялись.

— Где вы его видели? — спросила Засыпкина, стараясь говорить спокойно.

— Это... У себя дома, — сержант замолчал, ожидая следующих вопросов.

— Когда?

— Вчера. Утром.

— Обстоятельства?

— Это... Пришел, постучал... Я вышел. Спрашиваю, чего нужно. Он вроде удивился, когда меня увидел, как будто ожидал увидеть другого... Говорит — Дергачев нужен. Тот самый Дергачев, Анатолий... Который погиб.

— Почему же он пришел к вам? — спросила Засыпкина.

— Я тоже думал... А потом догадался. Все очень просто. Дергачев жил до меня именно в этой квартире. Вот парень и пришел. Он, видимо, надеялся, что Дергачев и теперь здесь живет. Я так думаю.

— Вы дали ему новый адрес Дергачева?

— Дал, — кивнул сержант. — Кто ж знал, что все так кончится?.. Дергачев, когда переселялся в дом к старику Жигунову, приходил несколько раз за вещами... Вот тогда мы с ним и познакомились, он мне сказал, где будет жить.

— Та-ак, — протянул Гурьев, удовлетворенно оглядывая всех. — Так. Это уже кое-что, а, Виктор Алексеевич? — улыбнулся он Белоусову. — Проходите, сержант. Садитесь. Будем говорить подробно. В котором часу он приходил?

— Утром. Часов в десять... Я так думаю. Перед этим я дежурил, торопиться мне было некуда... Откровенно говоря, еще спал. А тут он. И по описанию все сходится. Я бы еще добавил, это... усики.

— Большие? — быстро спросил Белоусов, который сам носил усы, большие, чуть закрученные, настоящие усы. И, надо понимать, разбирался в их форме, размере, характере.

— Да нет, какие там большие, — сержант махнул рукой. — Их в общем-то и усами назвать нельзя... Так, пушок. Знаете, как бывает, когда человек еще и не брился... Молоденькие, жиденькие усики. И это... Шарф. Пушистый такой, хороший шарф.

— Цвет?! — почти выкрикнул Белоусов.

— Это... Зеленый.

Общий вздох облегчения всколыхнул воздух небольшого кабинета.

Сержант сказал все, что знал, и его можно было отпустить. Он подтвердил предположения о пятом собутыльнике, подтвердил словесный портрет, более того, дал важные дополнения — зеленый шарф и жиденькие усики. Положение, казалось бы, исчерпано. Однако за исчерпанностью и начинается то, что можно назвать истинным мастерством, интуицией, настойчивостью — словом, то, что отличает исполнителя от человека творческого, который в самом простом, очевидном, на ровном месте находит новые и новые возможности для поисков.

— Каким он вам показался? — спросила Засыпкина. — Голодным? Злым? Может быть, он горел нетерпением побыстрее увидеть Дергачева? Постарайтесь припомнить.

— Скорее усталым, — ответил сержант. — Я так думаю. Он огорчился, что не застал Дергачева... Вроде того что Дергачев мог его выручить... Он даже растерялся... Так мне показалось. Начал расспрашивать, где тот живет...

— Зачем он искал Дергачева? Убить хотел? Свести счеты? Одолжить денег? Повидать старого друга?

— А бог его знает! — рассмеялся сержант.