Слепое пятно
Шрифт:
– Выйди из клоузнета. Сверни игру.
– Это ни черта не даст, - раздраженно сказал Ашшур.
– Ты удивительно туп, Маслов, - чересчур туп для человека со способностями креатора. Пожалуй, кашу с тобой не сваришь. Жаль, что я не могу убить тебя, - пока ты мне нужен…
– Это я тебя убью!
– влез в разговор Иштархад-дон.
– Убью тебя, Ашшур, хоть ты и бог…
– Заткнись, юнит, - брезгливо произнес Ашшур.
– Не хватало мне только с мультяшками разговаривать…
– Гад!
– взревел Хадди.
– Скотина! Урод!
Далее из его рта посыпался набор откровенного русского мата - такого забористого, что даже у видавшего виды Игоря уши свернулись
– Ну все, хватит, - тихо, зловеще сказал Ашшур.
– Надоели вы мне оба. Дворец я стираю. А вы выбирайтесь как хотите, герои…
Статуя Ашшура завибрировала. Затряслась крупной дрожью, заполнив зал утробным гулом. И разлетелась на куски.
Трясся весь дворец. Каждый камень кладки вибрировал в собственной частоте, диссонанс звуков пронзал тело Игоря - ему показалось, что гремят его кости. Трещали и скручивались деревянные колонны, подпирающие потолок, и огромные пальмовые балки проседали, стряхивая вниз покрывающие их украшения. Железные скобы, скреплявшие многометровые плиты барельефов, вылетали со своих мест и убийственными снарядами со свистом проносились в воздухе.
– Ну что, допрыгался, матерщинник Хадди?
– крикнул Игорь.
Голос его утонул в грохоте рушащихся стен.
Все. Пришла и её очередь.
Дверь безуспешно пытались взломать в течение десяти минут. И в конце концов прибегли к последнему средству - взорвали её гранатой.
Мила в ужасе забилась за диван. Пусть заберут все - ничего не жалко, только пусть не найдут её. Пусть заберут все и уходят.
Она лежала за спинкой дивана и почти не дышала. Грабители топали по комнате и с грохотом переворачивали все на своем пути.
– До чего же богато живут эти дикари, - сказал хриплый голос.
– Да простят меня боги, но они поступили несправедливо, дав этим ничтожным слабакам такую роскошь.
– Наши боги тут ни при чем, - проворчал второй.
– Вся эта изнеженная роскошь - дело богов Дикой страны; Ничего, мы наведем здесь порядок. Да пребудет с нами Ашшур, великий и непобедимый.
– Смотри, какой огромный телевизор, - воскликнул третий.
– Гляди-ка ты, он наш остров показывает! Это же дворец царя Ададашареда!
– Что это с дворцом? Он рушится!
– Точно. Рушится. О боги! А как же великий царь Ададашаред? Он может погибнуть!
– Пусть гибнет, - заявил тот, кто говорил ворчливым голосом.
– Боги дадут нам нового царя. Какое нам Дело до царей?
– Что-то слишком смело ты заговорил, мушкен Боршшу! Не боишься, что останешься без языка?
– Не боюсь. Ничего уже не боюсь. Если мы захватим трусливое Дикое царство, мушкенов больше не будет. Нам разрешат отрастить бороды и стать полноценными людьми. Мы будем авелу, клянусь вам! Все люди из Ашшура станут авелу! А нашими слугами и рабами станут местные дикари. Они будут трудиться на пашне, а мы будем только смотреть телевизор, вкушать мясо быков и львов, а наши слуги будут мыть нам ноги и умащать нашу кожу душистым маслом. Вот это жизнь!
– В этом доме живет девка, - перебил его другой.
– Чую, девка здесь живет. Хочу эту девку.
– Может, и живет, Идиннаху. Только сейчас здесь никого нет. Забираем то, что нам нужно, и уходим. Времени нет - мы ещё полдома не обшарили.
– Здесь она!
– заорал Идиннаху.
– Я сейчас найду её и отдеру как следует! Во все дыры! А потом съем её сердце!
– Остынь, мушкен. Ты сегодня отодрал и убил уже пять девок. Мало тебе?
– Мало!
– Идиннаху уже бегал по комнате, заглядывал во все места, искал её,
– У дикарей такие красивые девки - с нашими грязными варду не сравнить! Красивые девки, вкусные! Это нам сейчас волю дали, не стоят над душой. А заберем город - опять загонят нас в бараки, и трахай тогда вонючих рабынь раз в месяц! Нет, я сейчас натешиться хочу! Чтоб потом всю жизнь помнить!
– Жеребец ты, Идиннаху, - констатировал один из солдат.
– Это точно!
– Идиннаху заржал радостно и гордо.
– А вот и она. Вылезай, сучка! Я тебя нашел!
Диван рывком уехал в сторону, и Мила увидела ассирийца. Более уродливого существа ей не приходилось видеть в жизни. Ростом в полтора метра, с руками, свисающими почти до колен, напоминало это скорее орангутанга, чем человека. Орангутанга, бритого наголо. Нос мушкена был сломан в трех местах, красные глазки воспалены, нижняя губа отрезана (наверное, за какую-то провинность). Мушкен наклонился над Миленой, пытаясь схватить её. И тут же получил пинок в промежность.
Он мешком свалился на пол, скорчился и заголосил, схватившись за свое растоптанное мужское достоинство. Мила пружиной выскочила из-за дивана. Их всего-то трое или четверо. Промчаться мимо них и выскочить за дверь… И бежать. У неё все получится…
Она обомлела, ноги её подкосились. Какое там четверо! Не меньше десятка грязнопахнущих полуживотных, вооруженных автоматами, толпилось в комнате. И двое из них стояли в проеме выбитой двери.
– Ого, а девка-то ничего!
– сказал один из мушкенов, самый рослый и мощный, одетый в ассирийский чешуйчатый панцирь и российские камуфляжные штаны.
– Такую, пожалуй, я и сам отдеру. Идиннаху она теперь без надобности. Отдеру её первый. А кто будет следующий, вы сами разберетесь…
Все дружно захохотали. Грязные пальцы потянулись к Милене. Она завизжала, рванулась к двери… Не тут-то было. Чудовищный удар по лицу сшиб её с ног, Мушкен навалился на нее, с пыхтением завозился, срывая с неё одежду. Слюнявый его рот обдавал тошнотворным смрадом гнилых зубов, грубые руки шарили по телу…
У него ничего не получалось. Мила сжала ноги, уперлась коленями в его живот. Пусть её лучше убьют. Все равно её убьют…
Мушкен приподнялся, встал на колени, сгреб лапищей волосы девушки и с треском впечатал её затылок в пол.
– Злая девка!
– крикнул он.
– Это хорошо! Люблю злых, горячих девок…
– Хадди, где ты?
– прошептала Мила. Она цеплялась за остатки сознания из последних сил. Кажется, она начала галлюцинировать. В плывущем мареве полуобморока она увидела, как голова насильника отделяется от тела и, кувыркаясь, летит в воздухе. Обезглавленное тело мушкена начало медленно валиться на нее, но чьи-то мощные руки схватили его за плечи и отшвырнули в сторону. Вопли, пыхтение, глухие удары, оглушительные выстрелы. Милена попыталась приоткрыть глаза шире, рассмотреть хоть что-то, но заплывшие от удара веки не дали ей сделать это. Они решили, что с них достаточно. Они устало сомкнулись, задернув штору, отделяющую её от реальности. Жестокой реальности. Плохой реальности.
Мила погрузилась в добрую, спасительную темноту.
Часть четвертая
Глава 1
Что-то холодное, склизкое, противное, как дохлая жаба, лежало у неё на лбу, глазах, носу и не давало дышать. Мила с криком схватила эту гадость и сорвала с лица. Мокрая тряпка… Ох ты боже… Всего лишь компресс. Кто-то поставил ей компресс.
Она лежала на диване - одетая в джинсы, рубашку, теплый свитер, заботливо прикрытая одеялом.