Сломанная кукла

Чо блять за херня...

– Вкусно?

– Я не ем сладкое обычно. Мне очень вкусно, - неуверенная короткая улыбка трогает трепетные губы.

– Почему не ешь?

– Я... балерина. Нельзя.

– Балерина?! Да ладно?

Балерины для меня - это что-то из альтернативной реальности. Не встречал никогда.

Поднимает вверх руку изгибая изящно пальцы и пускает волны от плеча до кисти. Словно... двигается крыло лебедя!

Точеный рельеф рук создаёт плавные порхания крыла.

Открыв рот, подаюсь вперёд, вглядываюсь в эту нереальную пластику.

Прижимает к себе руку, настороженно следя за моей реакцией.

Очухавшись, делаю глоток чая.

– Балерина. Ладно.

Дёргаю обескураженно бровями, принимая эту новую реальность.

– Что-нибудь ещё мне расскажешь?

Кусает губу, поднимая взгляд наверх.

Огонь трещит в печи и мне приходится прислушиваться к ее шепоту.

– Отвези меня, пожалуйста, к отцу.

– Как его найти, кто он?

– Четыре года назад мы жили в Питере...
– сглатывает, глядя в сторону.
– Сейчас я не знаю.

Мед капает с ложки.

Подставляю блюдце.

– Папа... он подполковник. Тогда был. Сейчас - я не знаю. Его зовут Лазарев Георгий Алексеевич, - внятно артикулирует она.

– А Мансуров?

– Мансуров...
– дрожат ее губы.
– Он очень опасный человек. У него очень много власти. Он меня ищет... Если найдёт, я никогда не попаду домой.

– То есть, свободно мы до твоего отца не доедем, правильно?

Качает отрицательно головой.

– Не доедем.

– Сообщить отцу я как-то могу про тебя?

– Я помню только наш домашний номер.

Двигаю ей своей телефон, который забрал на базе. Связи здесь, жаль, нет.

– Вбей. А ещё адрес. И всю информацию, что может понадобиться.

Она зависает пальцами над экраном.

– Ну...

Иду за чайником, чтобы долить нам в кружки кипятка.

Везти ее самому риск. Отберут на первом же посту.

– Я знаю кому тебя отдать, чтобы тебе помогли.

– Гордей...
– подходит ко мне со спины.

Ручка приподнятого чайника выскальзывает из руки. Он грохается обратно.

Разворачиваюсь.

Наши тела соприкасаются в узком пространстве.

Теряя тормоза, голодно смотрю ей в глаза.

Поднимает лицо.

– Не отдавай меня никому, пожалуйста.

И я как Варг, которому наступили на хвост. Только, мля, не на хвост! И не совсем наступили...

– Иди... Сядь... Там, - хриплю я ей в губы.

Дурёха! Сожру ведь.

Испуганно дёргается назад, слишком уж послушно и поспешно садясь на место. Взгляд опускает вниз. Не шевелится.

Разливаю кипяток по чашкам.

– Ешь своё сладкое...
– хмурюсь я.

– Благодарю.

Ковыряет ложкой в меду, не поднимая глаз.

"Благодарю", - передразниваю про себя. Принцесса, ё-моё.

– Не хочешь больше?

Отрицательно качает головой.

– Ложись, отдыхай, тогда.

Иди отдышись, капитан! Подрочи накрайняк, но не вот это всё...

Тяну к себе пачку.

– Покурю пойду.

Спи давай уже! Принцесса... Хоть рассмотрю тебя нормально.

Глава 32 - Одной породы

Чувствую сквозь сон, как меня омывает морозным воздухом. Глухо хлопает дверь.

Меня окрывают чем-то. Укрытой становится уютнее и спокойнее.

Слышу тихие голоса. Женский, мужской...

Мне снится сон, что я маленькая. И говорят - родители. А я сплю и упираюсь кому-то из них ступней в бедро. Потому что она замёрзла.

Ощущаю, как ее сжимает горячая ладонь.

Переворачиваюсь удобнее, складывая ноги на бедра хозяину этих рук.

И сон становится глубже.

Через некоторое время снова поднимаюсь из глубин своего сна на поверхность. По деревянной доске стучат кости. Отец любитель нард. Я узнаю этот ритм и звуки.

Пахнет чаем с листом смородины и медом.

– Всё спросить хотела, - женский голос.
– Откуда у тебя шрам такой?

– Отчим был мудаком. Пиздил меня мелкого всем, что под руку попадалось.

– М. А мать чего?

– А мать его выгораживала. Вот один раз мне чем-то спящему всёк. Так я лет десять потом во сне подпрыгивал. Испугался. Заикался долго.

– Не посадили?

– Ментом он был. Измывался безнаказанно.

– Надеюсь, он сдох.

– Неа... Но он в процессе.

– Ты единственный ребенок?

– Был старший брат, умер до того как я родился. Мать недоглядела.

– А мать-то живая?

– Живая...

– Жаль.

– Ну... Если я всех начну утилизировать, кто не должен жить, Москва сильно поредеет. Хотя соблазн бывает сильный. Потому я туда особо и не люблю возвращаться. Вот... тайга - моё. Здесь всё просто и честно.

– Ну ты приезжай, я хорошим людям всегда рада. В нарды поиграем...

Хозяйка гремит посудой.

Варг недовольно ворчит.

– Вот тоже характер у соба твоего, - вздыхает хозяйка.
– Не погладить.

– А его тоже всё детство пиздили - и током и ремнем. Он ласку не понимает. Руки для него - угроза.

– Где ты его взял?

– Кент у меня в Альфе служит. И как-то был у них рейд на цыганского барона, по наркоте. А там стая волкособов на людей надроченных. Они всех постреляли. А этот - не кидался. Уже не маленький щенок, но ещё не взрослая собака. Подросток. Иван пожалел его, втихаря увел с территории.

Слышу, как чокаются кружками. И дальше кидают кости. Чувствую, как он сжимает мою ступню, скользя пальцем от пятки к пальцам и обратно.

– Ну и пошел соб этот по рукам. Один за другим все отказывались - не дрессируемый, самовольный, альфач, доминант. Характер сильно испорчен жестокостью хозяев, но сломать не смогли. Сам не нападает, но принуждения не терпит. В общем, очередной кинолог сказал - только усыплять. Непредсказуем, внезапно агрессивен. А я забрал, мне компаньон нужен был в тайгу гонять. Подумал, не справлюсь, хоть к своим выпущу. Он же не виноват, что они хищника пытаются на цепь посадить.