Сломанные сны
Шрифт:
— Таких милых кошечек пускают везде. Давай уже, забегай.
Мизуки кивнул головой на вход, и Никки, пожав плечами, лёгкой походкой с ниоткуда взявшейся энергией пробежала мимо, предварительно выкрикнув «Ня»!
В отдельной вип-кабинке стояла приглушённо-интимная атмосфера, идеально подходящая для разговора с глазу на глаз. На один из уютных диванчиков Никки тут же забралась с ногами, задвигав ушками, которые будто выражали её любопытство, Акабаяши невольно усмехнулся такой картине. Никки, заметив его реакцию, хотела стянуть ушки, но он остановил.
— Оставь, они тебе даже идут.
— Вам
— Может, ты проголодалась? Заказывай, что душе угодно.
— Мое брошенное сердце потеряло всякий аппетит! — напыщенно фыркнув, Никки демонстративно отвернулась, но Мизуки наоборот будто потешался над всеми попытками выразить своё недовольство и злость.
— Может, бокал вина растопит брошенное сердце?
Почему? Вопрос грыз изнутри, не позволяя вести себя как обычно. Никки всё ещё терзала обида. Она была искренна, всегда, в каком-то своем извращенном понятии. Она действительно была влюблена в человека, назначенного её личным палачом. И как бы иронично ни звучало, наверное, если ситуация примет критический поворот, она бы даже согласилась умереть только от его руки. Но Никки было больно из-за того, что она не могла доказать искренность своих чувств, понимая, что Акабаяши наверняка считает, что она всё это время играла, чтобы выбраться на волю. Это была полуправда. Правда и ложь одновременно. Может, она пыталась уверить себя изначально, что играет, когда всё это не было игрой?
Но могла ли знать дочь якудза, что в обыденном человеческом понятии означает «любовь». Не получившая должного семейного тепла и любви. Не испытавшая подростковой первой влюблённости. Принявшая своё одиночество и не способная любить даже саму себя. Могла ли она понять, как на самом деле называются её чувства.
Даже если она сейчас прокричит на всю округу: «Я люблю тебя», будут ли эти слова значить то, чем они являются на самом деле? Этот эфемерно-мерцающий порыв потухшего сердца уже ничего не изменит.
Девушка не знал о таких же противоречивых чувствах мужчины, что должен был стать её палачом.
Акабаяши казалось, что его тянут в пропасть, но он не мог отпустить тянущую руку. Он всегда плохо понимал собственные чувства. Они всегда накатывали неуправляемой волной. И сейчас это ощущение не было похоже на слепую влюблённость. Скорее что-то более серьёзное: понимание, ответственность. Если бы она сейчас прокричала на всю округу: «Я люблю тебя», смог бы он ответить то же? Единственное, что говорило его сердце — он не смог бы ответить нет, даже под страхом смерти.
— Почему ты назвалась Куклой Вудой? — пытаясь отвлечься от собственных мыслей, спросил Акабаяши, взболтнув алую жидкость в принесённом официантом бокале.
Никки вздрогнула, резко вырванная из собственных сакрально давящих мыслей, и уставилась на свой бокал.
— Потому что Кукла — телесная красиво-сверкающая оболочка души. Она никто. Потеряв свою душу, я стала никем, просто куклой.
— Слишком много философии для простой наркодилерши, не находишь?
Никки не отрывала колкого взгляда. Именно таким он всегда и представлял взгляд из-под скрывающих линз глаз злодейки.
Выпив залпом сливовое вино, он скрыл улыбку, пытаясь прочитать человека, что всё это время в какой-то мере была его противником.— Что будет с моей сестрой? — холодным голосом, не терпящим нового игнорирования, отчеканила Авакусу, отпив немного вина.
— Так сильно переживаешь за сестру?
— За себя спрашивать бесполезно, вы всё равно не ответите.
Акабаяши тяжело вздохнул, покачав головой, давая понять, что и сам-то не знает ответов на её вопросы, всё обстояло слишком сложно.
— Скажем так, возможно, твоя сестра находится куда в худшем положении, чем ты.
— О чём вы? — янтарные глаза хищно сузились.
— Наверное, потому что именно она барыга Акатацу, да ещё и повар.
— Но вы ведь поможете ей?
— С чего это ты взяла? — рассмеялся мужчина, взметнув бровями.
— Но мне ведь вы помогаете.
— А с чего ты взяла, что именно сейчас получаешь «помощь»?
Улыбку Мизуки перекосило, по его тону трудно было понять, шутит он или говорит серьёзно, но Никки уже научилась отличать эти едва различимые интонации — сейчас он говорил всерьёз.
— Тогда отпустите меня. Я помогу ей сбежать, а потом сдамся. Я не могу оставить свою сестру сейчас одну! — резко выпалила она. — Да ещё и с этим Шизуо.
Акабаяши жутко, но завораживающе рассмеялся, иронично замахав рукой.
— Если Мики с Шизуо, волноваться не стоит. Он голой рукой может автомобиль пополам разрубить. К нему-то мои люди не особо стремятся подходить. Думаю, Акатацу это уже тоже должны были понять. К тому же, в своё время он спас Акане-чан. Так что твоя сестра в безопасности.
— В безопасности? — возмутилась Никки, стиснув зубы. — Он меня одной рукой в небо запустил!
— А я тебя с крыши сбросил, но тем не менее ты сейчас рядом со мной.
Никки на такое замечание напыщенно фыркнула и откинулась на мягкую обивку, нервно царапая хрусталь бокала и всматриваясь в алую жидкость, что лениво болталась на дне.
— Иди сюда, — Акабаяши поманил дочь босса пальцем. И Никки с желанием мотылька, почуявшего тепло огня, невольно поднялась, направившись к своему личному языку пламени, источающему огонь, несущий смерть для её сердца. Не отрывая глаз, она присела рядом, чуть наклонив голову.
— Я не могу ручаться за то, как сложится обстановка. Но хочешь ты этого или нет, меня назначили по твою душу и так и будет до самого конца, пока конфликт не будет разрешен. Ты будешь полностью слушаться меня и делать то, что я скажу.
— Попахивает ролевыми играми, — Никки наигранно накрутила искусственный локон на палец. Акабаяши перехватил её руку, одним прижимающим к стене взглядом заставив замолчать. И от вновь волнующей близости Никки была просто не в силах противиться, она сдалась: — Клятвенно обещаю слушаться вас во всём и при любых обстоятельствах, — на последнем слове сделав заискивающий акцент.
— Прекрасно, мой первый приказ — прекрати общение с Орихарой Изай.
— Что? Но…
— Тс-с. — Акабаяши приложил указательный палец к её губам, наклонившись чуть ближе, так что она чувствовала его обжигающее дыхание. — Неужели ты до сих пор не поняла, кто твой настоящий враг?