Случайные соседи
Шрифт:
У меня трусились поджилки, и виноват в этом был не Михаил Леманн, а мой Давид. Его реакция на мои слова.
«Мой»… Ну называет же он меня своей? Даже одна мыль об этом, была сладкой, сахарной, и рот наполнялся слюной.
Из открытых окон гостиной доносились обрывки фраз и громких обвинений.
– Мне нравится, как он отстаивает свое мнение. Как защищает тебя, Мири… Мое материнское сердце просто ликует! Миша не простой человек, со сложным характером, но кто, если не Давид, может его урезонить?
– По моему, Давид может урезонить вообще кого угодно! – Анна кивнула.
– Но у медали две
Анна Альбертовна повторила слова Йошки. Если в тот раз я посмеялась над Иосифом, то сейчас, вспомнив полубезумные глаза Давида, когда я собиралась уйти ночью, решила прислушаться.
– Да… - пробормотала я. – Но это не важно. – Моменты, когда он настаивал на своем были, по большей части правильными. И в случае с лекарствами. И с починкой машины. И когда просил не ходить в клуб. Все равно этот поход закончился плохо!
– Важно, девочка. Но, если захочешь, ты и с этим справишься. Мы женщины – гибкие, словно кошки, не бесхитростные создания. Иначе бы нам пришлось тяжко. Захочешь поменять его решение – поменяешь!
Я обожгла язык чаем.
– Давида не просто так избрали главой общины. Он может не рассказывать всего тебе, скрытничать, или просто не посчитать нужным, так что слушай меня…
Дверь из дома распахнулась, и в сад вошли двое мужчин. Оба смуглые, рослые, широкие в плечах, голубоглазые и … злые… Я подскочила со своего места, едва не перевернув чашку, и не сводила глаз с Леманна.
– О, а вот и мальчики! – Анна не выглядела взволнованной, а вот я боялась надвигающейся бури. – Садитесь дорогие! Я приготовила сэндвичи. Хлеб только-только из печки!
– Мириам?
– Да? Я здесь… - Давид пошел на мой голос, сминая на своем пути маленький кустик ландышей. Я потянулась вперед, и только когда дотронулась до обнаженной кожи предплечья, выдохнула. У него были закатаны рукава. Ладони сжимались в кулаки.
– Мы уезжаем!
Михаил Леманн кричал еще что-то, активно жестикулировал, подойти к нам ближе не пытался. Анна все склоняла его выпить чаю, но шум не смолкал.
Мой отец редко повышал голос. Да, и что бы он ругался, я не слышала. Может быть раньше, когда была жива мама? Но точно я не помнила.
Сейчас же обстановка явно была накаленной!
Я чувствовала, как клокотало утробное рычание внутри Давида. Завела его руку себе за спину, безмолвно прося обнять меня, и спряталась от всего мира у него на груди. Носом я уткнулась в яремную впадинку, зашипела тихо:
– Тшшш… тшшш… - Не видела ничего и никого вокруг. – Успокойся. Я люблю тебя, не забыл? – Повторила эти слова, и больше не испытывала за них неловкости.
Еле слышно, только для него одного. – Тшшш… - Точно так же, как и он сам успокаивал меня ночью. Отец Давида попытался сказать еще что-то обидное в мою сторону. Леманн дернулся с места, но я держала мертвой хваткой. – Я люблю тебя. – Тихонечко. Снова и снова.Большими ладонями, сдаваясь, он зарылся в мои волосы, наводя беспорядок. Вены надулись и проступили под его золотистой кожей.
Главное – что бы семейная встреча, не закончилась из-за моего появления дракой!
– Все. Я успокоился. Поедем домой. – Только для меня сказал Давид, а потом поднял свой подбородок с моей макушки.
– Разговор выдался, не таким, как я ожидал, но смысл я думаю, ты понял отец? – Давид повысил голос, обращаясь уже к родителю. Михаил уже сидел рядом с женой, на другом конце огромного стола, и выглядел немного виноватым, но все таким же воинственным, с зажатым в кулак бутербродом. По обе стороны от двух смятых булочек, безвольно свисали листики салата, и краешки ломтиков сыра и ветчины.
Анна справилась быстрее меня. Мужа уже практически накормила!
Хотелось бы ошибаться, но, по всей видимости, такие стычки были вполне обыденными в семье Леманн! Как же хрупкая Анна живет в окружении столь взрывоопасных мужиков? Одна одинешенька?
Изи когда то давно читала мне притчу: «Остерегайся не силы внешней, бойся силы внутренней, спрятанной от глаз!». Очень хорошо описывают эти слова Анну Альбертовну Леманн!
– Я есть хочу… - Поджав губы, пропищала я. – И ехать нам далеко…
– Что с тобой поделаешь?
– С громким, практически страдальческим вздохом, Давид сел за стол, и усадил меня вплотную к себе. С родителями нас разделяло очень уж большое расстояние, но никто не предпринимал попыток сдвинуть чашки или тарелки. Оно и правильно! Зачем лишний раз провоцировать конфликт? Пусть остынут!
Мама Давида улыбнулась мне, и незаметно подмигнула. Я почувствовала себя причастной, к какой-то секте, или к особо тайному заговору!
Беседа не клеилась, но и пения птиц было достаточно! Мы кушали, пили горячий чай. Анна изредка спрашивала меня о работе, и как я вообще стала художником.
Под столом Давид сжал мою ладонь.
– Мири?
– Ммм?
– Обещай, что не будешь забирать свои слова обратно?
– Про то, что я люблю тебя? Или про то, что знакомство с родителями, не самая лучшая затея?
– Первое. Во втором ты не права – это необходимо было сделать. Иначе, я бы не смог уехать, и спокойно заниматься делами.
– Слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Как же мне…
– Просто пообещай! Знаю, что ты разволновалась, поэтому и начала сыпать поговорками.
– Ты мне руку сейчас сломаешь… - От хватки Давида впору было плакать. – Знаешь, сколько ты мне синяков наставил на последние сутки? Не знаешь! Но я тебе подробненько так опишу!
– Прости. – Он расслабился, и нежно погладил меня. – Дома опись проведем, ладно? Я не хотел…
– Дети, мы пойдем с отцом камин разтапливать! Вечереет! – Родители ушли в дом, оставив нас с Давидом наедине.
Проскользнув под бедра, Давид поднял меня, и посадил к себе на колени. Потом он снял свой джемпер, оставаясь в одной футболке, укрыл меня, и заговорил.