Служанка

Златка вздохнула, и глаза ее погрустнели, а я смотрела на нее и думала, что у каждой из нас своя беда. И все из-за чувств проклятых, над которыми ни она, ни я не властны.

– Вот что я тебе скажу, подруга, – голос соседки зазвучал решительнее. – Ты с лорда Штефана денег побольше стряси, да и забудь про него. Девки слышали, как управляющий кому-то из стражников говорил, что хозяин скоро уедет вотчины свои проверять, долго его не будет. Глядишь, ты за это время графа и разлюбишь. А что? Взять хоть меня. Уж как я Яцека любила, а прошло пару месяцев, так и думать про него забыла.

Я глядела на Златку, кивала, соглашаясь с ее словами, а сама понимала, что не получится у меня арна разлюбить. Не выйдет.

***

Штефан

Он смотрел на сидящую за столом Бранимиру и сам не знал, что чувствует. Какая-то часть его – темная часть – тянулась к прошлому, в котором были долгие южные ночи, наполненные горячей страстью и бешеным биением сердца, неистовство зверя и надежды на скорый брак, мечты о детях и о той, что будет идти с ним по жизни рука об руку. Тогда, два года назад, он готов был отдать все, только бы назвать Бранимиру своей. Эта женщина свела его с ума своим изменчивым нравом и резкими переходами от неприступной холодности до разнузданной страстности. Первая красавица Олендена. Дочь советника императора. Ох, сколько усилий пришлось ему приложить, чтобы добиться ее благосклонности! Но ведь добился. Она уверяла его в своей любви. Клялась, что будет ждать, и говорила, что ее сердце принадлежит только ему. А потом он получил то проклятое письмо, перечеркнувшее все надежды и обещания… И вот сейчас она здесь, рядом с ним. Смотрит своими загадочными глазами, а он так и не может понять, что скрывается за их непроницаемой чернотой.

– Так зачем ты приехала, Мира? – жестом отослав служанку, спросил он.

Зверь настороженно замер, прислушиваясь к его словам. Он помнил вкус сладкой плоти, его зверь. Помнил жаркие ночи и безудержную страсть. И он тосковал по той вседозволенности, которую ощущал в объятиях жадных рук Бранимиры. С ней ему не нужно было сдерживаться. Мира любила ходить по краю и смотреть в лицо опасности. Ее не останавливали ни боль от когтей, ни синяки, ни следы от укусов. Она готова была на все, лишь бы утолить голод своей плоти. «Ты один понимаешь меня, Штефан, – вспомнился ему ее шепот. – Ты один способен дать мне то, чего мне хочется». Толика магии, доставшаяся Бранимире от бабки, помогала его любовнице легко сносить боль и ласки зверя. И Мира никогда не осторожничала, погружалась в страсть с головой, без оглядки на то, что будет после.

– Я скучала без тебя, Штефан, – словно подслушав его мысли, тихо сказала Бранимира и коснулась его руки своей. Ее голос звучал так нежно, так просительно. Только вот взгляд оставался зеркальным, и неизвестно почему, его это разозлило. Хотелось заглянуть в душу, прочитать, понять, что думает эта непостижимая женщина, но он видел в темной глубине лишь собственное отражение.

– Я безумно хотела оказаться рядом, и вот я здесь, – шептала Мира. – Как же я соскучилась, Штефан...

Она поднялась со стула и подошла к нему, склонилась, окутала своими волосами, оплела руками, приникла к губам, напоила горечью поцелуя. И он сдался. Вопросы могут и подождать. Сначала он отпустит своего зверя, даст ему то, чего лишил прошлой ночью, позволит утолить черную страсть, а потом… Потом уже выяснит, в чем истинная причина приезда Миры, что привело ее в Белвиль и заставило быть такой нежной и настойчивой одновременно.

– Штефан…

Женское тело так близко, так доступно. И он отринул сомнения – рванул шнуровку корсета, положил ладони на обнажившуюся грудь, отодвинул мешающуюся ткань платья и почувствовал, как сорвалось дыхание.

– Возьми меня, Штефан, – как безумная шептала Бранимира, впиваясь ногтями в его спину. – Так, как ты умеешь! – она стонала, извиваясь у него на коленях, подставляла под его губы бесстыдно торчащие соски, умоляла не сдерживаться. – Я не могу без тебя… – горячечно выкрикивала она. – Бери меня, сильнее, выпусти своего зверя, не сдерживай его!

И зверь услышал, вырвался на свободу, взял свое. То, что считал своим по праву сильного. Женщины, враги, добыча – он не различал разницы. Догнать, повалить, присвоить или убить – у зверя все было просто и понятно. И Штефан позволил ему насладиться победой, дал возможность получить то, чего лишил вчера, с той невинной девочкой, безыскусные поцелуи которой до сих пор бередили душу воспоминанием сладости и особого, ни с чем не сравнимого ощущения молодости и весны. Но его все больше затягивало в темный омут, и все осталось позади: и бездонные синие глаза, и неумелые прикосновения маленьких пальчиков, и робкая, как расцветающий варнийский лотос, страсть.

– Ты мой, Штефан! – почти рычала Бранимира, и его зверь согласно рычал в ответ. – Не отпущу… Не отдам…

В той фурии, что скакала сейчас на нем, никто не узнал бы благонравную и утонченную леди Берден. И это сочетание льда и огня, которое в ней было, привычно будоражило, взывая к самым темным струнам его души, искажало реальность, заставляло забыть обо всем, кроме кипящей черной бездны, в которую его утягивало безвозвратно. Застонав, Штефан отпустил себя, позволив зверю делать то, что хотелось, и впился зубами в заманчиво пульсирующую на белой коже шеи вену.

А дальше все слилось в бесконечный калейдоскоп страсти, стонов и одуряющего запаха крови, из которого они оба вынырнули лишь ближе к рассвету – обессиленные, измученные, потерявшие человеческий облик и само представление о том, где они и что с ними происходит.

***

Илинка

Я стояла у гостевых покоев и с отчаянием смотрела на дверь, из-за которой доносились громкие звуки чужой любви. Приезжая леди не стеснялась в проявлении чувств. Она стонала, кричала, даже рычала, и ее вопли разносились по всему этажу, вызывая понимающие усмешки женщин и одобрительные возгласы мужчин.

Не знаю, какая нелегкая принесла меня к комнатам гостьи и удерживала, не давая уйти, но я не могла пошевелиться, слушая бессвязные слова и низкий, утробный рык зверя. Я чувствовала, что эту, приезжую, своенравный зверь арна признает. Возможно, не любит, но и не отталкивает, как меня. Не считает угрозой своему хозяину. И если ему придется выбирать, он выберет Бранимиру Берден, способную разделить с ним животную страсть.

Я стояла, вслушивалась в бесстыдные звуки чужой любви и медленно умирала. Сгорала на острие ревности и боли. Мучилась, но не могла сделать шаг назад.

– Штефан, скажи, что ты мой! – послышался страстный выкрик. – Скажи!

– Твой, – словно ножом ударил меня в грудь низкий голос арна. – Весь твой…

Штефан добавил что-то еще, но я уже не слышала. Медленно, точно слепая, ничего не видя перед собой, побрела к лестнице. Вот и все. Арн сам подтвердил, что принадлежит этой оленденской чужачке, сам отрекся от того, что было между нами. Да что там? Он, наверное, уже и не помнит прошлую ночь. Это для меня после нее жизнь изменилась, а для него все было обычным развлечением.

– Илинка?

Встревоженный голос дана Кражича вырвал меня из тисков боли, что сжали душу и не давали вздохнуть. Управляющего не было в замке минувшей ночью, он за Владко охотился. Видно, поймал, раз так быстро вернулся.

– Что это с тобой, девочка?

Дан Кражич оказался на моем пути. Я хотела его обойти, но дан не позволил. Крепко взял меня за подбородок и заглянул в глаза.

– Ты чего? – спросил он. – Случилось что?

Я покачала головой. Ничего не случилось. Ничего… И говорить не о чем.