Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Прошу вас, господин штурмбанфюрер, - сказал Шмольде.
Он шагнул вперед, эсэсовцы расступились, и мы обошли барак. Зецлер следовал за мной.
Позади барака, совсем близко от него, стоял большой грузовик. От его выхлопной трубы поднимался шланг и, изогнувшись наверху, на уровне потолка, входил в барак. Мотор грузовика работал безостановочно.
– Отработанный газ.
– сказал Шмольде, - поступает в барак через отверстие рядом с центральной лампой.
Он прислушался к гудению мотора, нахмурился и подошел к кабине водителя. Я последовал за ним. У руля с сигаретой в зубах
– Не нажимайте так на газ!
– сказал Шмольде.
Мотор заработал медленнее. Шмольде обернулся ко мне.
– Они дают полный газ, чтобы побыстрее кончить. В результате вместо того чтобы уснуть, наши пациенты задыхаются.
В воздухе стоял терпкий, неприятный запах. Я огляделся. Кругом было пусто, и лишь человек двадцать заключенных в полосатой форме выстроились в два ряда в нескольких метрах от грузовика. Это были молодые люди, чисто выбритые, и они производили впечатление здоровых ребят.
– Особая команда, - сказал Шмольде.
– Их обязанность - хоронить мертвецов.
Некоторые из этой команды были блондины, прекрасно сложенные, с безукоризненной выправкой.
– Это евреи?
– Конечно.
Зецлер наклонился вперед.
– И они вам помогают? Просто с трудом верится.
Шмольде устало пожал плечами.
– Здесь все возможно.
Он обернулся ко мне и сказал:
– Прошу вас, господин штурмбанфюрер.
Я последовал за ним. По мере того как мы шли, неприятный запах все усиливался. Внезапно у наших ног оказалась огромная глубокая яма. В ней штабелями в три ряда лежали сотни мертвецов. Зецлер резко отступил и повернулся спиной к яме.
– Основная проблема для нас, - проговорил своим вялым голосом Шмольде, - это проблема трупов. Скоро не будет уже места для ям. Поэтому мы вынуждены делать их очень глубокими и не засыпать, пока не заполним до краев. Но даже так у меня вскоре не останется места.
Он окинул все своим пустым взглядом, поморщился и упавшим голосом проговорил:
– Мертвецы занимают слишком много места.
– И, помолчав, сказал: - Прошу вас, господин штурмбанфюрер.
Я повернулся, дал Шмольде немного опередить себя и подошел к Зецлеру. Лицо его было серым. Я проговорил сухо, тихим голосом:
– Возьмите себя в руки, прошу вас.
Потом я догнал Шмольде - он был уже около барака. Мотор грузовика все еще тихо урчал. Шмольде подошел к машине и эсэсовец снова высунулся из кабины.
– Вот теперь нажмите на газ, - сказал Шмольде.
Мотор сразу загудел так, что задрожал капот. Мы обогнули барак. Во дворе теперь находилось не более десятка эсэсовцев. Шмольде спросил:
– Хотите взглянуть?
– Конечно.
Мы подошли к двери, и я заглянул в смотровое оконце. Заключенные кучками лежали на бетонном полу. Лица у них были спокойные, и если бы не широко открытые глаза, можно было подумать, что они спят. Я взглянул на свои часы - было три часа десять минут. Я обернулся к Шмольде.
– А как скоро вы открываете двери?
– По-разному. Все зависит от температуры воздуха: когда стоит сухая погода, как сегодня, приходится ждать долго.
Теперь в оконце заглянул Шмольде.
–
Кончено.– Как вы узнали?
– Цвет кожи землистый, скулы розоватые.
– И вы никогда не ошибались?
– Вначале - конечно. Люди приходили в себя, когда открывали окна. Что ж, начинали все сначала.
– Зачем же вы открываете окна?
– Надо проветрить, чтобы могла войти особая команда.
Я закурил сигарету и спросил:
– А что дальше?
– Особая команда вытаскивает трупы через заднюю дверь барака, и одни грузят их на машину, вывозят к яме и там вываливают, а другие укладывают трупы в яму. Их приходится укладывать очень аккуратно, чтобы они занимали как можно меньше места.
– Помолчав, он устало добавил: - Скоро мне уже негде будет хоронить их.
Он обернулся к Зецлеру.
– Хотите посмотреть?
Зецлер растерялся, украдкой взглянул на меня и тихо ответил:
– Конечно.
Заглянув в смотровое оконце, он воскликнул:
– Да ведь они голые!
Шмольде вяло произнес:
– Нам дан приказ собирать одежду. Если убивать их одетыми, пришлось бы затрачивать много времени на раздевание.
Зецлер смотрел через оконце. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы лучше видеть.
– Кроме того, - сказал Шмольде, - когда шоферы чересчур интенсивно дают газ, заключенные задыхаются. При этом они выделяют экскременты. Одежда была бы вся загажена.
– У них такие спокойные лица, - сказал Зецлер, прижимаясь лбом к оконцу.
Шмольде обернулся ко мне.
– Хотите посмотреть, что будет дальше?
– Не стоит. Ведь вы мне все рассказали.
Я резко повернулся на каблуках и пошел от барака.
Шмольде последовал за мной. Пройдя несколько метров, я обернулся и крикнул:
– Вы идете, Зецлер?
Зецлер оторвался от оконца и догнал нас. Шмольде взглянул на часы.
– Ваш поезд уходит через час.
Я кивнул. Остальной путь мы прошли молча. В маленькой комнате нас ждали бутылка рейнского вина и бисквиты. Есть мне не хотелось, но вину я обрадовался. Немного погодя я спросил:
– А почему бы их не расстреливать?
– Это обходится дороговато, - сказал Шмольде.
– И требует много времени и много людей. Но все же иногда мы прибегаем к этому, когда грузовики не в порядке.
– А такое случается?
– Да, часто. Это старые грузовики, взятые у русских. Они слишком потрепаны, а запасных частей у нас нет. Да иногда и бензина не хватает. Или бензин плохой, и тогда газ недостаточно ядовит.
Я повертел стакан в руке и спросил:
– Как вы считаете, этот способ верный?
– Нет, - ответил Шмольде, - на него все-таки нельзя положиться.
Мы помолчали, потом Зецлер проговорил:
– Но, во всяком случае, это гуманный способ. Люди засыпают - и все. Смерть наступает совсем незаметно. Вы обратили внимание, какие у них умиротворенные лица.
Шмольде пожал плечами и добавил:
– Если я при этом присутствую.
Зецлер непонимающе посмотрел на него, и Шмольде пояснил:
– При мне шофер дает газ постепенно.
– А нельзя было бы поставить два грузовика вместо одного?
– спросил я.
– Дело пошло бы быстрее?