Смерть — мое ремесло

Через несколько минут какой-то гауптшарфюрер ввел нас в кабинет коменданта лагеря. Окно в кабинете было открыто настежь. Как только я вошел, это сальное зловоние одурманило меня до тошноты. Войдя, я вытянулся и приветствовал начальника лагеря.

Штандартенфюрер сидел за письменным столом. Он небрежно ответил на мое приветствие и указал мне на кресло. Я представился, представил Зецлера и сел. Зецлер сел на стул справа от меня, немножко позади.

– Штурмбанфюрер, - приветливо сказал Кельнер, - я счастлив видеть вас у себя.

Он повернул голову к окну и на минуту застыл в этой позе. Кельнер был блондин, с тонким как на медали профилем, с моноклем в глазу. Для штандартенфюрера он выглядел очень молодо.

– Прежде всего, - заговорил он, продолжая смотреть в окно, - я должен сказать вам несколько слов о порученном мне деле.

Он обернулся, взял со стола золотой портсигар, открыл его и протянул мне. Я взял сигарету, он щелкнул зажигалкой и поднес мне огня. Я наклонился к нему - у него были белые, холеные руки.

– Рейхсфюрер, - сказал Кельнер своим бархатным голосом, - велел мне разыскать все скопления трупов на всем протяжении наших восточных владений. Речь идет, конечно, о трупах гражданского населения... Прошу прощения, вдруг спохватился он, обращаясь к Зецлеру, - я не предложил вам сигарету.

Он снова открыл свой портсигар и, наклонившись над столом, протянул его Зецлеру. Зецлер поблагодарил, и Кельнер вновь щелкнул зажигалкой.

– Итак, - продолжал Кельнер, снова поворачиваясь к окну, - я должен разыскать все общие могилы на востоке, то есть не только те, что появились в результате польской кампании...
– он сделал легкий жест рукой, - ну и последствий ее... но и те, что появились в результате продвижения наших войск в России... Вы, конечно, понимаете: евреи, гражданское население, партизаны, особые операции...
– он снова сделал небрежный жест рукой, - ну и прочее.

Помолчав, не меняя позы, он продолжал:

– Итак, я должен разыскивать могилы, вскрывать их... и уничтожать трупы...
– Он повернулся ко мне лицом и слегка поднял правую руку.
– И уничтожать их, по выражению рейхсфюрера, так основательно, чтобы никто впоследствии не мог узнать количества ликвидированных нами людей...
– Он мило улыбнулся.
– Это был приказ... как бы сказать... довольно трудно исполнимый. К счастью, я добился от рейхсфюрера некоторой отсрочки... чтобы изучить вопрос. Ну и в результате... вот... экспериментальный центр.

Он посмотрел в окно, и снова мы могли лицезреть его безукоризненный профиль.

– Вы должны понять... Ничего общего с Треблинкой... и с подобными ей лагеришками... Конечно, я иногда тоже применяю газ, но только для того, чтобы иметь под рукой достаточное количество трупов.

Он сделал паузу.

– Я проделал различные опыты. Так, например, я попробовал взрывчатку.

Он снова взглянул в окно и слегка нахмурился.

– О господи!
– вполголоса произнес он.
– Ну и вонь!

Поднявшись, он быстро подошел к окну и закрыл его.

– Извините, пожалуйста, - вежливо проговорил он, возвращаясь на свое место.

Запах не исчезал. Он продолжал стоять в комнате - густой, сальный, тошнотворный.

– Взрывчатка, штурмбанфюрер, - какое разочарование! Тела разрывало на клочья, вот и все. А как избавиться от этих кусков? Ведь это не основательное уничтожение, как того требует рейхсфюрер.

Он приподнял правую руку.

– Короче говоря, осталось одно - сжигать трупы...

"Печи! Как это я не подумал о печах?" - подумал я и вслух произнес:

– Печи, господин штандартенфюрер?

– Разумеется. Но заметьте, штурмбанфюрер, этот способ не всегда подходит. Так, например, если я обнаруживаю трупы в пятидесяти километрах отсюда, в каком-нибудь лесу, само собой разумеется, не могу же я переносить туда свои печи. Пришлось поискать что-то другое...

Он поднялся и приветливо улыбнулся мне.

– И я нашел.

Он сунул портсигар в карман, взял свою фуражку и сказал:

– Прошу вас.

Я встал, Зецлер последовал моему примеру. Кельнер открыл дверь и, пропустив нас вперед, закрыл ее за собой. Затем он снова произнес: "Прошу вас", прошел вперед и сделал знак гауптшарфюреру следовать за нами.

Выйдя во двор, Кельнер сморщил нос, слегка потянул воздух и украдкой взглянул на меня.

– Конечно, - сказал он с усмешкой, - воздух здесь не курортный.

Он пожал плечами и добавил по-французски:

– Que voulez-vous 1!

1 Что поделаешь! (франц.)

Я шел справа от Кельнера. Солнце освещало его лицо - оно было все изрезано морщинами. Кельнеру было по крайней мере лет пятьдесят.

Он остановился перед гаражом и приказал гауптшарфюреру открыть его.

– Грузовик - газовая камера, - сказал он, кладя руку в перчатке на заднее крыло машины.
– Вот видите, выхлопной газ через шланг подается внутрь. Предположим теперь, гестапо арестовало тридцать партизан и любезно предоставило их в мое распоряжение. Грузовик едет за ними, и, когда привозит их, они уже трупы.
– Он улыбнулся.
– Понимаете, мы, так сказать, одним ударом убиваем двух зайцев. Бензин используется одновременно для транспортировки и для отравления. Отсюда... экономия.

Он сделал знак, гауптшарфюрер закрыл гараж, и мы пошли дальше.

– Заметьте, - продолжал он, - я не рекомендую никому этот способ. Он не дает гарантии. Бывало на первых порах - откроешь двери грузовика, думаешь, что имеешь дело с трупами, а оказывается - люди находятся лишь в обмороке. Бросаешь их в огонь, а они начинают кричать.

Зецлера передернуло. Я сказал:

– Но, господин штандартенфюрер, ведь можно узнать по цвету кожи, когда все кончено. У мертвецов цвет лица землистый с розоватостью на скулах.

– Отравление газом меня не интересует, - пренебрежительно бросил Кельнер.
– Как я уже сказал, я применяю этот способ только для того, чтобы иметь под рукой трупы. Меня интересуют только трупы.

Показалось длинное здание из цементных блоков, над которым возвышалась красная кирпичная заводская труба.

– Это здесь, - сказал Кельнер.

У двери он вежливо пропустил нас вперед. В помещении никого не было.

– Печи сдвоены, - объяснил Кельнер.

Он сам открыл тяжелую металлическую дверцу печи и показал нам ее внутренность.