Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Ничего...
У комендатуры я вышел и велел Дитсу ждать меня около сторожевой вышки. Машина отъехала, и я обратился к Луеку:
– Где он?
– Я перенес его в кабинет.
Я взбежал по ступенькам, поспешно прошел коридор - дверь кабинета Зецлера была заперта.
– Разрешите, господин штурмбанфюрер, - сказал Луек, - я счел необходимым запереть дверь.
Он открыл кабинет, и я зажег свет. Зецлер лежал на полу. Глаза у него были чуть приоткрыты, лицо - умиротворенное. Казалось, он спит. С первого взгляда я понял, что вызвало его смерть.
– Слушаю вас.
Луек встал навытяжку.
– Минутку, Луек.
Я сел за письменный стол Зецлера и вставил лист бумаги в пишущую машинку.
– В одиннадцать часов, выходя из комендатуры, я услышал, что в гараже номер два на медленном ходу работает автомобильный мотор...
– Не спешите...
Он выждал несколько секунд и продолжал:
– ...Железная штора была спущена и закрыта... Я сначала как-то не обратил на это внимания... и зашел в столовую выпить стакан вина...
Я сделал знак Луеку остановиться, стер резинкой слово "вина" и написал "лимонада".
– Продолжайте.
– ...и послушать пластинки... Когда я вернулся в комендатуру, мотор все продолжал работать... Я взглянул на часы... было половина двенадцатого. Мне это показалось странным...
Я допечатал слова "половина двенадцатого" и спросил:
– Отчего?
– Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор.
Отстукав: "Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор", я приказал Луеку продолжать.
– ...Я попробовал поднять железную штору. Она была закрыта изнутри. Я прошел через коридор комендатуры и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж... Зецлер сидел, как-то сникнув, за рулем машины... Я выключил мотор... затем вытащил тело из машины... и перенес его сюда...
Я поднял голову.
– Один?
Луек расправил широкие плечи.
– Один.
– Продолжайте.
– ...Я стал делать ему искусственное дыхание...
– Зачем?
– Было совершенно очевидно, что Зецлер отравился выхлопными газами...
Я отстукал эту фразу, встал из-за стола и прошелся по комнате, глядя на Зецлера. Он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, слегка раскинув ноги. Я поднял глаза.
– Что вы по этому поводу думаете, Луек?
– Как я уже сказал, это отравление, господин...
Я сухо оборвал его:
– Я вас не об этом спрашиваю.
Я посмотрел на него в упор. Голубые глаза его помутнели, и он сказал:
– Не могу знать, господин штурмбанфюрер.
– Но у вас все-таки есть на этот счет какое-то мнение?
Наступило молчание, затем Луек медленно произнес:
– Можно высказать два предположения: или самоубийство, или несчастный случай.
– Он продолжал еще медленнее.
– Лично я думаю...
Он запнулся, и я продолжил за него:
– ...что это несчастный случай.
Он поспешно подхватил:
– Да, да, я думаю, что это несчастный случай.
Я снова сел за стол и отстукал на машинке: "По-моему, это несчастный случай".
–
Подпишите, пожалуйста, ваш рапорт, - сказал я.Луек обогнул письменный стол, я протянул ему ручку, и он, даже не давая себе труда прочесть, подписал бумагу. Я снял телефонную трубку:
– Говорит комендант. Пошлите сюда моего шофера.
Я повесил трубку, и Луек отдал мне ручку.
– Вы поедете на машине за Хагеманом и лагерным врачом. Хагеман сейчас у меня. Ни слова в машине о том, что произошло.
– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер.
Он уже был у дверей, когда я окликнул его:
– Вы обыскали тело?
– Я не мог себе этого позволить, господин штурмбанфюрер.
Я сделал ему знак, и он вышел. Закрыв за ним дверь, я нагнулся и обыскал Зецлера. В левом кармане кителя лежал конверт на мое имя. Я вскрыл его. Письмо было отстукано на пишущей машинке и составлено по всей форме:
Коменданту КЛ Освенцим,
штурмбанфюреру СС Лангу
от оберштурмфюрера СС Зецлера.
КЛ Освенцим
Я кончаю с собой потому, что больше не в состоянии выносить Этот ужасный запах горелого мяса.
Р. Зецлер,
оберштурмфюрер СС.
Я выбросил окурки из пепельницы в корзину для бумаг, положил в пепельницу письмо с конвертом и поднес зажженную спичку. Когда вся бумага превратилась в пепел, я поднял штору, открыл окно и развеял пепел по ветру.
Вернувшись к письменному столу, я сидел минуту, ни о чем не думая. Затем вспомнил о револьвере Зецлера, вынул его из своей кобуры и положил в ящик стола. Я внимательно осмотрел один за другим все ящики и наконец нашел то, что искал, - бутылку водки. Она была едва начата;
Я встал, вылил две трети бутылки в раковину, облил спереди, около самого ворота, китель Зецлера водкой, открыл кран умывальника и спустил воду, закрыл бутылку и поставил ее на письменный стол. В ней оставалось еще немного водки.
Отодвинув дверную задвижку, я закурил сигарету, сел за письменный стол и стал ждать. С того места, где я сидел, тела Зецлера не было видно. Взгляд мой остановился на его шинели. Она висела на вешалке справа от двери. На спине она топорщилась - Зецлер сутулился.
В коридоре раздались шаги. Первым, с бледным, взволнованным лицом, вошел Хагеман, за ним - лагерный врач гауптштурмбанфюрер Бенц. Последним, возвышаясь над ними на целую голову, следовал Луек.
– Но как же?.. Как же это?.. Не понимаю...
– забормотал Хагеман.
Бенц нагнулся, приподнял веки покойного и покачал головой. Выпрямившись, он снял очки, протер их, снова надел, провел рукой по своим блестящим седым волосам и молча сел.
– Можете идти, Луек, я позову вас, если будет нужно, - сказал я.
Луек вышел, Хагеман не шелохнулся. Он все еще не мог оторвать глаз от распростертого на полу тела.
– Слов нет, это большое несчастье, - сказал я и продолжал: - Я прочту вам рапорт Луека.
Я заметил, что все еще держу в руке сигарету, и почувствовал неловкость. Отвернувшись, я поспешно придавил ее в пепельнице.