Смерть под занавес
Шрифт:
– Нет, нет, со мной все в порядке, - наконец выдавила Катя, - не беспокойся, сейчас пройдет.
* * *
Ураган налетел внезапно. Слепой вихрь пронесся по Москве, рикошетом ударяя в окна домов и витрины магазинов. Ураган напоминал гигантского осьминога, случайно разбуженного в океане. Медленно поворачиваясь, он все проворнее и проворнее шевелил своими щупальцами, пытаясь проникнуть ими в каждый закоулок города. Вырванные с корнем деревья, искореженные машины, выбитые стекла окон. Несколько рекламных щитов, как обыкновенные белые листы бумаги, рухнули на тротуар и автостраду... Катя забилась в ванную, сидела там, не зажигая света, и не заметила,
Проснулась она от того, что у нее затекли ноги. Она открыла глаза и с удивлением обнаружила, что сидит скрючившись на полу в ванной на маленькой коричневой подушке. Она пыталась вспомнить, что же случилось, и в памяти тут же воскресла картина дикого урагана. Катя тряхнула головой, как бы окончательно прогоняя остатки ночного кошмара, и медленно поднялась, держась за края раковины. Выглядела она неважно. Под глазами залегли тени, а цвет кожи был неправдоподобно белым, словно она припудрила ее мукой.
"Надо бы подкраситься, - подумала Катя, смотрясь в зеркало и поворачивая голову то вправо, то влево, - в таком виде даже ведро выносить не пойдешь: подумают, что мертвец ожил и выполз на свет божий. Все-таки у нас в доме народ пожилой живет, нехорошо его пугать..."
Минуту спустя Катя выглядела как какая-нибудь Катя-сан из Японии: на белом лице выделялись два лихорадочных пятна румян, а стрелки на веках делали глаза по-восточному раскосыми.
Деревья вокруг дома напоминали картину "Мамай прошел": одни из них раскололись пополам, другие усеяли сломанными ветками тротуар.
Катя купила в киоске газету "Совершенно секретно" и вдруг ахнула, глядя на себя. Под влиянием гнетущих ее мыслей, а также ночи, проведенной в ванной в позе узника, томящегося в подземелье, она вышла на улицу в том, в чем спала, то есть в пижаме. Правда, пижама была в авангардном стиле: красно-синие кольца сменялись желто-белыми полосками. Осознав это, Катя приободрилась: "В конце концов, может, это пляжный костюм, может быть, я только что прилетела с Сейшельских островов и не успела переодеться". И Катя нахально улыбнулась какому-то небритому типу, пристально разглядывавшему ее. Обмахиваясь газетой, она бодрым шагом направилась к своему дому. Но как только вошла в подъезд, сразу сиганула по лестнице вверх. "Тьфу ты, скоро нагишом стану выходить, совсем крыша поехала. Есть же люди, - с тоской думала Катя, - которые работают в приличных конторах, сидят за чистыми столами с навороченными компьютерами, а не носятся по всей Москве в поисках сумасшедшего убийцы. Найду его - задушу собственными руками. Столько крови выпил, нервов вымотал, ну, попадись мне, живым не выпущу!" - распалялась она.
Войдя в квартиру, Катя с разбегу вспрыгнула на кровать и разразилась слезами. Затем встала и побрела на кухню. Посуда не мылась уже три дня. "Купить бы посудомоечную машину" - такие сибаритские мысли лезли в голову при виде сваленных в раковину грязных чашек и тарелок. Пузатые кастрюли, наполненные водой "для отмокания", стояли рядом на столе. "Лучше вообще не есть, - философствовала Катя, - чем посуду мыть. Надо повесить плакат на кухне: "Помни, что каждый кусок еды оборачивается грязной тарелкой, экономь посуду и время!"
Мысли ее вернулись к театру "Саломея". Может быть, кто-нибудь видел хоть что-то подозрительное на том злополучном спектакле. Неужели нет ни одной, даже самой малюсенькой ниточки или подсказки? Но как теперь найти этих зрителей? Раньше, лет девяносто назад,
можно было дать в газете объявление типа: "Всех, кто был такого-то числа на спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь", убедительно просим откликнуться и прийти по адресу..." Сегодня это выглядело бы абсурдом. "Переверзенцев, - мелькнуло в голове. Как аккуратно выяснить у него, был ли он там?"– Алло, - Максим Переверзенцев солидно откашлялся и повторил: - Алло, я слушаю!
– Максим Алексеевич, это Катя Муромцева, журналистка, помните, я приходила к вам?
– Да.
– В голосе звучала настороженность. А может, ей так казалось?
– Вы, случайно, не были на спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь" 25 мая?
– Нет, не был, я в тот вечер присутствовал на це-ремонии награждения театральной премией "Бо-жественная Мельпомена" в Доме актерской гильдии. Правда, Элла по моей просьбе прислала два билета на спектакль заранее, я ее об этом попросил. До последнего момента организаторы церемонии не знали точной ее даты. Во всяком случае, за неделю еще не знали. Но когда у них все определилось, я понял, что не смогу присутствовать на спектакле, и отдал билеты племяннику. Он и пошел в "Саломею".
– Вы не дадите его телефон?
– А что, журналисты из "Столичного курьера" уже интересуются мнением рядовой молодежи?
– Вы все правильно поняли. Я сейчас делаю выборку цитат и мнений, есть уже профессор и участковый милиционер, к ним присоединится и ваш племянник.
– Милиционеры ходят в "Саломею"?
– искренне удивился Переверзенцев.
– Настоящее искусство доступно всем, - нра-воучительно изрекла Катя и зажала рот рукой, чтобы уважаемый театральный критик не услышал ее смешка.
– Да, вы правы, но я думал...
– стушевался Максим Алексеевич. Записывайте телефон. Передавайте Илье от меня привет.
"Значит, я ошиблась, - подумала Катя, - и берет он спер раньше".
Илья Переверзенцев так увлеченно катался на роликовых коньках, что, уже несколько раз проезжая мимо Кати, не обращал никакого внимания на ее отчаянную жестикуляцию.
– Ты Переверзенцев Илья?
– кричала она, когда он выписывал вокруг нее очередной круг.
– Ну.
– Тинейджер ехал прямо на Катю.
– Я тебя задержу на несколько минут, пожалуйста.
– Катя поймала себя на том, что она уже почти профессионально машет руками, как заправский крановщик: "майна", "вир-ра!"
Илья остановился напротив Кати и поправил не-много съехавшую набок ярко-оранжевую бейсболку.
– Ты был на спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь" 25 мая в театре "Саломея"?
– Катя выпалила эту фразу на одном дыхании, боясь, что он опять умчится.
– Ну.
– Похоже, что он обучался в заведении, смахивающем на частную гимназию, откуда удрала Катя. Там дети тоже предпочитали изъясняться односложными словами.
Катя вдруг вспомнила, как кассирша говорила им с Алексеем, что кто-то вернул один билет с мальчиком. Значит, Илья Переверзенцев сидел рядом с убитым!
– Ты смотрел на сцену?
– запинаясь, спросила Катя, надеясь, что тот ответит: "Нет, глазел по сторонам".
– Ну да.
– Он удивленно посмотрел на нее.
– А ты, случайно, не видел того человека, который сидел рядом?
– Борова-то, который коленку своей цаце сжимал?
– Какого борова, - упавшим голосом проговорила Катя, - нет, другого.