Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

«Опять с непогашенным светом…»

Опять с непогашенным светом Короткие ночи делю… Не надо. Не думай об этом. Я больше тебя не люблю. Я вижу из этого мира, Где нет ни тебя, ни меня, Как где-то мертвеет квартира Беззвучная в топоте дня. Там пыль оседает на книги И плавает нежная моль. Я так не люблю эти миги, Их теплую, легкую боль. Я вижу из третьего дома, Как в том отзвучавшем дому Так ветрено и незнакомо Мы сходимся по одному. Как будто влюбленные тени, От нас молчаливо уйдя, Там ночь коротают в измене, Друг с друга очей не сводя. Живут они в облаке света, Как смерти, боясь темноты, Два призрака, два
силуэта.
Но это не я и не ты.
Я знаю: и то наважденье Сойдет, как по инею след. И все ж я не сплю до мгновенья Когда они выключат свет. 1966

«На крайнем юге, солнечном и синем…»

На крайнем юге, солнечном и синем, Так много листьев глянцевых, любых. Октябрь уж наступил. Но не для них. А мы их все ж так весело покинем. И улетим на север, на восток, Где испытанье выдержав на ветхость, Желтеет каждый болдинский листок, Как библиографическая редкость. 1966

«Снега белый карандаш обрисовывает зданья…»

Снега белый карандаш обрисовывает зданья… Я бы в старый домик ваш прибежал без опозданья, Я б пришел тебе помочь по путям трамвайных линий. Но опять рисует ночь черным углем белый иней… У тебя же все они, полудетские печали. Погоди, повремени, наша жизнь еще в начале. Пусть уходит мой трамвай! Обращая к ночи зренье, Я шепчу беззвучно: «Дай позаимствовать уменье. Глазом, сердцем весь приник… Помоги мне в миг бесплодный. Я последний ученик в мастерской твоей холодной». 1960

Весна на Арбате

Снег и ржавчина… Разве так можно? Рыжей прошвою ваш особняк Подчеркнула весна, Осторожно, Первой строчкой. А в доме сквозняк. Дом снаружи красив и опрятен. Но тазам на его чердаке Все трудней Географию пятен Сохранить На лепном потолке. Все течет… Полушарье размыло У амура над левым плечом. В перекройку Наружного мира Дом и этим уже вовлечен. Ты выходишь, Сжимая перчатку. Кто-то новый уже Тут как тут. Говорит, На Собачьей площадке Должен быть Через десять минут. Вот записка. Она непреложна. Ах, доверчивый провинциал! Кто-то шутит. Но разве так можно! Вместо подписи — Инициал. Ты идешь. И какое-то время, Как влюбленный, И он за тобой. «Это там!..» За заборами теми Вздох кувалды. А день голубой! Он берется В каркасы литые. Пыль вонзается В тающий снег. В этом доме, как сны золотые… В этом доме… Он был или нет? Я ищу тебя. Влажны и гулки, Оглушают меня Вечера. Просто выбыли Те переулки, Те названия И номера. Сколько писем Любви и привета В это лето Вернется Назад. Адрес выбыл. Но ждите ответа, Если жив на земле Адресат! 1967

Смена дней

I
Хочу зимы, здоровья, снега И одиночества того, Когда не надо никого, Когда снаружи, где мело, Все как бы замерло с разбега, Остановилось и стоит И что-то важное таит. Хочу понять и угадать. Неуловимое поймать, Мотив забытый сладко вспомнить, Как на душе пробел восполнить, Познать, как раньше, мир земной, Когда он в дымке неземной.
II
Я так отгадывать любил Пейзажа детские загадки. С мальчишек вечно взятки гладки, А я мальчишкой тоже был. Когда вразвалку снегопад Ступал Москвой запорошенной, Как отгадать бывал я рад, Что он медведь, полярный, сонный. А иногда он шел в окошке Пушистее сибирской кошки. А иногда… В пяти шагах От февраля… В ночи, в Филях Иль на Садово-Триумфальной Он,
совершенно театральный,
На ватных припадал ногах.
И, встав под куполом ворот, Я видел: время настает, Пустая сцена ждет ответа. Чей выход! Мой! Ах, той порой Так снег пленял меня игрой, Что мне хотелось вспомнить роль И ощутить узлы сюжета. И я молился, умирал, Стрелял, стрелялся и страдал, Прощал и вел себя жестоко. Но снег ложился под ногой. И уходил я на покой, Махнув под занавес рукой Домам, беззвучным от восторга.
III
Я понимал, я понимал: Себя не зря снега роили, Не зря я с улицей играл За неименьем героини. Деревьев, окон и теней Не зря разгадывал намеки. Мне и теперь, по смене дней, Порою слышатся упреки Густой вечерней синевы, Простой заснеженной травы, В сугробе бьющего ручья, На синем черного грачья, Звонка трамвайного, гудка В сыром апреле с ближней ветки, И стен, увидевших века, И зданий первой пятилетки. О, не к зеленому юнцу, Что тягой к милому крыльцу, Еще не найденному, занят, Кто фантазирует, кого Лишь потому и оттого В сады и переулки манит, О, не тому мальчишке, мне Пришло нежданное открытье, Что все предметы наравне Желают с нами общежитья. Об этом знаю ныне я, Об этом знают все поэты. О мира милые приметы. О дом мой, улица моя.
IV
Хочу ручьев, хочу апреля, Когда земля, от солнца прея, Вгоняет клинышки травы В зазор меж вымокших булыжин, — Хочу быть к таинству приближен, Я потерял его, увы. Как это было?.. По указу Тепла и света, как гроза, Все примелькавшееся глазу Так и бросается в глаза. И так событье откровенно, Что сердце чувствует, успев Пасть и взлететь, как мир смиренно И умирает и мгновенно Рождается, похорошев!
V
Когда пульсирует весной На кирпиче стены, как жилка, Вода под коркой ледяной И пахнет ржавью жестяной, Когда наивный снег ночной Уже причмокивает жидко На тротуарах и МОГЭС Плывет, как пятитрубный крейсер, В туман… Ну, кто из нас не грезил И не испытывал чудес!.. Я был прогульщиком тогда. Меня плавучая вода Несла по улицам, как щепку, Как отраженье облаков. Бывало, нахлобучишь кепку, Накинешь плащ — и был таков! И словно б не было меня, И вместе с тем все было мною: И пульс под коркой ледяною, И влага стен, и щебетня.
VI
Два семинара в понедельник, А он забыл о них, бездельник, Но как я пристально учил Заветы тающего снега, Уроки раннего побега, Что он от ночи получил. Оставив пыльные тома, Как я усваивал проулки, Где, как волшебные шкатулки, Таятся древние дома… Что только делает апрель! Карнизы тают, ветки мокнут. Как слезы радости, на окна Навертывается капель. Как залихватски воробей Пошел вприсядку по сухому И тут же в лужу, точно в омут, Чирикнув лихо: не робей. Как зыбок день в наплывах сини, Как жарок воздух у метро, Как жаворонок в магазине Косит изюминкой хитро! О, в эти дни, когда метельщик Сметал, как мусор, талый снег, Я жил как злостный неплательщик, Но как счастливый человек.
VII
Когда б поэт, как тунеядец, Жил чувством, взятым в долг у тех, Что, мужествуя средь нескладиц, Среди житейских неурядиц, Живя для дел, а не утех, Сказать не успевают сами О счастье или о беде, — Но сам ни волей, ни слезами Не переплачивал нигде, То, как бы в рифме или в слоге Ни упражнялся дотемна, Как ни вертелся б он, в итоге Такой дороге грош цена. К чему б я это! Не пойму… А может, собственно, к тому, Что краски мира я искал Не для себя, а для кого-то, Что сам я многое терял, Когда их молча обретал, Что если все их не роздал, То в том одном моя забота; Что дразнит песнь, а не влечет, Когда она за чей-то счет.
Поделиться с друзьями: