…Грустно было мнеПокидать обветренные стеныДомика на правой стороне.Полз паром. На нем мерцало сено.И платки помахивали мне.Розовые, белые, шумя,Ссорясь меж собой, крича, как чайки.То с базара ехали хозяйки.Мужики их слушали. Дымя. Грустно было мне,Что под этой синью беспощадноЯ сидел безбабий, безлошадный,Необобществленный. В стороне. Здесь провел я лето.Эти стены,Этих жар и ливней перемены,Этот говор акающий наш,Этот — в волнах — окающий говор,Эта дружба выгонов и горок…Ах, идет, идет паромщик наш.Выпиваем с ним по чашке чаю.Отвечаю: «Что ж, ну поскучаю…Вновь приеду, ежели смогу».Говорю с неведомым зазнайством:«Может, сам… обзаведусь хозяйством».Кланяюсь ромашке, иван-чаю,Как иду к воде, не замечаю.Что-то там, на левом берегу?1966
«Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад…»
Ночевала тучка…
Лермонтов
Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад.Бери перо любое наугад.Большие дети
неба и земли,Здесь ночевали, спали журавли.Остался пух. Остались перья те,Что на земле видны и в темноте.Да этот пруд в заброшенном саду.Что лишь у птиц и неба на виду.Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад.Возьму перо любое наугад.И напишу о маленьких синицахИ о больших взметающихся птицах.И напишу, что сад синицу в рукиВзял, с журавлями белыми в разлуке.Листвой сухой, седой расхлопотался.Красавицей своей залюбовался.Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад,И пруд, и вся прорешливость оград.Он не шепнет, как кто-то там иль сям,Что журавли завидуют гусям.Он знает сам, что каплями зариВ нем замелькают скоро снегири,Что в ноябре в нем хрупко и светло,От перистого инея бело…1965
Велосипед
Дом в три окна. Отцовское наследство.Где сто семейных фото в уголке,Где, как конверт с большим письмом издетства,Бумажный змей лежит на чердаке.Там то и дело раздавалось: — Спорим! —Там не один был марш веселый спет.А в полутемном узком коридореЯ вдруг увидел свой велосипед.Сказала мать: — Приедет брат, чем светОпять начнется бешеная гонка.Куда-то ездит. Думаю, девчонка, —А я смотрел на свой велосипед.Он на крюке, еще отцом забитом,Висел в тени, вдали от света дня.И чем-то юным вдруг, полузабытым,Полусмешным, пахнуло на меня.…Я в ту весну сдавал на твердых тройках.Стихи забросил. Все отлично шло.Я отвечал уверенно и бойко,А на немецком мне не повезло.А лето было жаркое на диво.Сгоняло город к озеру оно.Июнь то раскачает нашу иву,То воробьем присядет на окно.То шапки одуванчиков пушистых,Пустив на ветер вдоль по городьбе,На книжный лист десант парашютистовЗабросит, чтоб напомнить о себе.И я однажды, плюнув на экзамен,Под окрик мамин выбежал во двор.Но, как споткнувшись, у калитки замерИ потерял спокойствие с тех пор.Вернулся в дом, а сердце следом, следомЗа ней, за ней. Учебник я листал.А в мыслях шел. И вот с велосипедомНа улице одной бывать я стал.Так разгонял я свой велосипед,Чтоб, чуть явлюсь в тени ее квартала,Она меня лихого увидалаИ поразилась. Ну, а если нет,То чтоб на всем разгоне этом скоромВ одно сливались щели меж досокИ сквозь волну летящего забораЕе в саду я вдруг увидеть мог.И удавалось. Ветки задеваяПахучих, жарких лип. Глаза кося,Вдруг ухватить, как средь цветного раяОна идет, сама цветная вся.Тот сарафан горел, мелькал в метелиЦветов, кустов, сиреней. В высоту,Взлетал гамак, с ног тапочки летели,И платье трепетало на свету.Она жила, меня не замечая,В тени читала. Может быть, стихи.А я носился рядом, кур пугаяИ загоняя кошек в лопухи.И вот отец ее, не ради шутки,Сказал однажды дочери: — Заметь,В глазах мелькает что-то третьи сутки,Лишь на ограду стоит поглядеть!Что там за парень на велосипедеКак угорелый мечется с утра.Да вот смотри, опять он мимо едет.Взгляни, Людмила. Выйди со двора.Я разговора этого не слышал.А просто так — представил без труда,Затем что вдруг она, и верно, вышла,Не собираясь вроде никуда.На вид — от дел оторванная важных,Она стояла, ветку шевеля,А я летел навстречу ей отважно,В бока уперши руки, без руля.Велосипед тропинкой шел послушно,С пути прямого не сбивался он.А я смотрел на крыши равнодушно,В успехе абсолютно убежден.Но очень резко хлопнула калитка.И, задержавшись около ствола,Увидел я: меж клумб шагая прытко,Она к террасе без оглядки шла.Отцу сказала что-то. И сиреньюПошла к скамье, где бились книг листки,Пожав плечами, и с таким презреньем,Что я за руль схватился от тоски.…А их забор ломился от сиренейКрутых, как кипень, бивших через край,И так манил к себе их дух весенний,Что лучше, друг, о том не вспоминай.И по ночам забор мне этот снился,Своей душил сиренью среди тьмы,Светился мрак. Я на седло садился.Она на раму. И летели мы.Неслись по тропкам, улицам, полянам,Шуршали шины, что-то нам шепча.И мне кружило голову дурманомТепло от загорелого плеча.И завитки волос ее так нежноМоей щеки касались на ходу,Что просыпался сразу я… Конечно,То было только сном, мне на беду.…С тех пор какой прошел июнь, июль…Мой старый друг покрыт домашней пылью.Стою, смотрю на спицы, и на крылья,И на рогами вывернутый руль.Его мой брат, мальчишка, потревожит.Как я, вихраст и, видно, больше смел.Пусть он ему, веселому, поможет,В чем мне помочь когда-то не сумел.
Камень
Владения камня.Бесплодная тяжба гранитаС корнями деревьев.Завидная близость зенита.Молчание скал.Неожиданный грохот потока.Обвала оскалИ орел. Он высоко, высоко…Он точкою черной.Он не жил ни в прахе, ни в страхе.Парит отвлеченно,Задумавшись о черепахе.И в облаке тает…А облако тенью свободнойЛожится на камень,Возвышенный и старомодный.Над
лапами сосен,Над острыми шапками елейОн глыбы возносит,Обдутые сонмом метелей.Он полон достоинства.Он еще, видимо, в силе.Как чуждое воинство,Сосны его окружили.Их строй поднимается,Ветви неся, как пищали.И вдруг открываетсяДревняя область печали:Обломок вершины,Развалины выступов горных,Лежат, как руиныАкрополей, некогда гордых.Цветами обвитыКладбищенские перекрестки —Надгробные плитыИ мемориальные доски.Как мы тесаками,Обвалы и ливни когда-тоНа них высекалиСвои поминанья и даты.Здесь копья скрестилиЧасы синевы и ненастийНад гибелью стилей,Над прахом великих династий.Свои поколеньяОбрывов и ветров гудящих.Свое исчисленьеИ дней и времен проходящих.
«Зеленая Рила…»
Зеленая Рила [1] ,Я видел и скалы, и ели,И все, что открылаТы мне за четыре недели.Каменья, как троны,На нет под лесами сходили.Гайдуцкие тропыМеня высоко возводили.И взял я в мечтаньеВ часы своего восхожденья —Прекрасное зданьеСложить из камней преткновенья.Навек. Чтобы оноеЗданье как надо служило.Чтоб вечнозеленоеДрево с камнями дружило.…Я думал избегнуть,Я думал забыться и кануть,Внизу у подножьяОставить не легкую память.Но нет человекуСпасения от человека.Две тысячи метровНад уровнем моря и века.1960
1
Гора в Болгарии.
Воспоминание о кресте
Я наконец добился своего.Меня узнать не могут те и этиЗа то, что я, один как перст на свете,Живу превыше блага одного.Вначале было так: средь слез и свар,За то, что к сердцу принял все живое,Все веры и черты прияв, как дар,Я из родных был выведен в изгои.Затем я был последнего лишен.В моем дому ветра заголосили.И так я был обидой оглушен,Что мне колдуньи зелье подносили.Однако доброй дружбы торжествоЯ испытал, когда собрата встретил.Но я обидел шуткою его,Желая быть, как он — в то время — весел.Он был моим. Но не был я своим,Как оказалось. Я права превысил.И мысль пришла: а что, если, как дым,Метнуться вверх от этих душ и чисел!Но был я слаб. И руку на себяПоднять не смел. Она, как плеть, висела.И мысль пришла: все, чем живу, любя,Обидеть так, чтоб хоть шурупы в телоВвинтили мне всем миром: что там ждать!А вдруг не станут — как, зачем, откуда!Пойти в Горсправку? Объявленье дать?«Мне тридцать три. Я жив. Ищу Иуду».1961
«Вот и нет меня на свете…»
Вот и нет меня на свете.В мире тишина.Все в свои поймала сетиБелая луна.Сад поймала, лес поймала,Поле и жнивье.Озарила, осиялаКладбище мое.А на самом-то на делеВсе в заре, в цвету,Я себя сквозь все неделиГордого веду.Не уйду, ступив со света,Не оставлю дня,Но — пока зависеть этоБудет от меня.1963
«Легко обремененный снегом…»
К. Ваншенкину
Легко обремененный снегом,Зеленый, постоянный борВозносит вровень с желтым небомСвой пухом веющий убор.На плавных вогнутых сугробахМерцают иглы и сучки,А между елей густобровыхПроталин черные очки.Иду сквозь эту колоннаду,Прислушиваясь на ходуК улегшемуся снегопаду.Он слушает, как я иду.Я здесь прямею и не трушуТого, как даль вступает в близь,Когда приструнивает душуСосна, настроенная ввысь.Здесь, где сомнения нелепы,Милы мне всплески зимних птахИ снега влажные прилепыНа бронзовеющих стволах.1963
Застава
Я здесь, усни, моя родная,Спи. Я с тобой. Я не уйду.Трава за окнами ночнаяТихонько клонится в саду.Там на изведанных дорожкахСледы вчерашние пока.Там на высоких тонких ножкахБелеют звезды табака.А там, где вишни созревают,Там отдыхают ветерки,Что наши лица обвеваютДнем под лучами у реки.И так как дети спят в постелях,А все луною залито,Они играют на качелях,Пока не видит их никто…Я здесь. Засни, моя большая,Спи. Я с тобой. Я не уйду.Отрадой землю орошая,Ночь продолжается в саду.Там достигают небосводаБерезы в венчиках своих.Там трубы длинные заводаДалеко смотрят из-за них.Там, спать не в силах, в узорочьях,Два самых юных соловьяГлядят, как зыблется на рощахКосынка белая твоя.Спи, милая. Идя на стражу,Любуясь миром в забытьи,Я только мысленно поглажу,Как нивы, волосы твои.Пусть так и будет. Люди знают —Околыш вечно зелен мой.Проснешься: птицы запевают!Очнешься: где он!.. Я с тобой.1965