Снежная Королева

— Даша, я ведь просил, — устало проговорил папа, вставая со стула. Я понуро опустила голову, беспрекословно поворачиваясь к нему спиной, ожидая наказания.

Нет, отец не бил меня без всякого повода, но сейчас я понимала, что наказание справедливо. Не за то, что я проболталась, а за побег в лес. Я намеренно подвергла себя опасности, пусть не зная, что Максим присматривает за мной. Думаю, он быстро нашел меня, но следил издалека, давая возможность в полной мере успокоиться и обдумать свое поведение в лесу.

Папа наказывал меня в меру моей провинности, но чаще всего мне все сходило с рук, потому, что он сильно меня любил. Наказывал посильной работой на ферме, или лишал возможности развлечения или домашним арестом. Последнее, чаще всего летом, когда жутко хотелось сбежать на речку или в лес с тем же Максимом за ягодами или грибами. Ремнем чаще всего пугал, чтобы знала, как он говорил. Да и стоило мне смиренно ожидать своего наказания, без криков и истерик, как воспитательный пыл отца сходил на нет.

Папа встал, прошел мимо меня, покопался где-то в глубине ящика стола, а потом остановился за моей спиной. Я все еще ожидающая своего наказания, тихонько пискнула, когда мне на грудь опустился широкий, примерно в пятирублевую монету, серебряный медальон на длинной серебряной цепочке. Было видно, что он довольно старый, местами серебро потемнело. На одной стороне медальона был странного вида крест с закругленными концами, а сердцевину украшал красный камень. С другой стороны была изображена изящная загогулина в виде ромба, от вершины которого шли два луча.

— Пап, что это? — восхищенно прошептала я, вертя в руках подарок. Тяжелый. — Откуда он? Это мне, правда?

Папа с какой-то затаённой тоской смотрел на украшение, словно не хотел, чтобы я носила это украшение. Странно, а зачем тогда отдал?

— Да, — вздохнул он, опускаясь передо мной на корточки, — Даша, это медальон твоей мамы. Я не знаю, откуда он у нее появился, но перед… перед тем, как оставить тебя, она мне его отдала.

Странно, но о маме он никогда мне не рассказывал. И папа практически никогда не называл ее по имени. О ней он говорил с большой неохотой, сразу переводя тему. А еще даже мне, двенадцатилетнему ребенку, показалась странной оговорка «оставила».

— Пап? Мама что? Бросила меня, а не умерла?

— Дочь, что за странные выводы? — вспылил отец, недовольно морщась, — мама никогда бы не бросила тебя. Слишком любила. Но смерть пришла за ней слишком рано, поэтому ей пришлось оставить тебя. Поняла?

Я кивнула.

— Смотри, — он провел пальцем по странному кресту с камушком, — я узнавал у знакомого, любителя всякой старины. Это Трефот — самый популярный оберег у скандинавов. Он означает удачу, исполнение заветных желаний. Его всегда носят у сердца, чтобы никто не видел. Запомнила? — я снова кивнула, восхищенно смотря на красный камень. Ка-ак загадаю самое заветное желание — жить с папой в большом городе, чтобы у нас все было и ему не надо было работать так много, а еще путешествовать… — Слушай, не спи, — щелкнул он меня по носу, с грустной улыбкой глядя на меня. Точно догадался, о чем я думаю, — а это руна Отал. Говорят, она защищает владельца, помогает развивать его умения и таланты. Даша, я точно не знаю, как это действует, но твоя мама никогда не расставалась с ним. Вроде, у нее тогда не так часто случалось… Вот, только тебе его отдала. Теперь ты тоже будешь носить его постоянно. И еще…

Отец вышел из кухни, а потом вернулся с тонкими перчатками. Я как-то видела несколько пар в комоде, но никогда не интересовалась, зачем они нужны. Видимо, остались… от мамы.

— Будет трудно, но ты привыкнешь, — как-то с сожалением произнес отец, протягивая их мне. Материал был тонкий, чем-то напоминая замшу, приятного цвета топленого молока. Совсем не похожи на медицинские. Скорее на те, что носили дамы в позапрошлом веке, как обязательный атрибут. — Если спросят в школе, скажешь, что случайно набрела на заросли борщевика. Нечаянно дотронулась, и теперь на руках волдыри, поэтому врач сказал носить перчатки. Даша, твои видения они бывают только при непосредственном контакте, поэтому носи перчатки.

— А потом? — буркнула я, понимая необходимость этого, но представляя, сколько мне вслед будет новых насмешек. Еще белоручкой назовут или неприкасаемой…

— Дочь, ты же понимаешь, что теперь тебя станут еще больше сторониться? Я, конечно, постараюсь сгладить все углы, но… сама понимаешь, не маленькая. Считай, что это твое наказание за непослушание сегодня. Ну, а за побег в лес ты сама себя наказала, — он ткнул пальцем в мои поцарапанные колени и разодранные локти. Не говорить же папе, что я поранилась, когда пряталась в школьном сарайчике, а у нашего сторожа там целый моток колючей проволоки. И зачем только она ему понадобилась?

Я, конечно, уже не маленькая, но все-таки до сих пор не могу понять, за что местные недолюбливают меня? Но понимала, что папа просто устал переезжать с места на место, как мы делали это раньше. Осев в этой деревне, в глухом сибирском краю, он надеялся, что останется здесь надолго, что на ребенка с седыми волосами не станут обращать внимания. Папа прав, мне пора научиться отвечать за свои поступки и не обращать внимания на косые взгляды соседей. Маленький медальон приятно холодил кожу и согревал сердце памятью о маме. А перчатки? Это малая плата за то, что мне станет спокойнее. Видеть постоянно смерть вокруг себя — страшно даже для взрослого. А я еще знаю, в какой момент времени это случится. Да и Ленка, пусть и зазнайка, выскочка и привлекла внимание понравившегося мне мальчика, не заслуживала подобной смерти.

Глава 2

Даша.

— Дарья!!! — по широкому полю прогремел раскатистый рев моего любимого папочки. Мы с Лютым застыли на мгновение, понимая, что взбучки не избежать. Тронула поводья, направляя коня к загону, который уже пересекал мой отец, прихрамывая на правую ногу и опираясь на массивную трость.

Быстро соскочила, уводя жеребца, чтобы он не попал под горячую руку папы, хотя знала, что уж его-то он точно не станет наказывать.

— Уволю всех! Всех, к чертовой матери! — послышался рокочущий голос Михаила Ивановича, отчитывающего работников конюшни.

— Иваныч, ну что ты взъелся?! Чесслово, Дар ё нка умело управляется с этим чертякой, — послышался приглушенный говор одного из работников, дяди Коли. Он присматривал за лошадьми на ферме, и именно он разрешил мне тайком уводить Лютого, чтобы прокатиться.

Вышла из укрытия, чтобы дяде Коле не пришлось ссориться с папой и выгораживать меня. Отец тут же повернулся ко мне, зло сверкая карими глазами.

— Даша! Я говорил! Я предупреждал, — начал отец, а я пошла на свой любимый трюк. Молча подошла и поцеловала его в щеку, прижалась к его груди, как часто делала в детстве. В последнее время мы редко с ним видимся, все же у меня вступительные экзамены на носу и приходится часто ездить в город на подготовительные курсы.

Подействовало безотказно. Главное, надо с немым обожанием посмотреть ему в глаза, ну, чтобы наверняка…

— Даш, ну… сколько говорить, — смешался отец, целуя меня в макушку и прижимая к себе, — еще и без седла ездишь. Это не только опасно, но и… ты же девочка, — прошептал он мне. И сейчас я была уверена, что он грозно посмотрит поверх моей головы на работников, что смотрят на нас. Послышался шорох и топот ног, а мы с папой остались одни. Только в его объятиях удавалось забыть о своих «особенностях», и никто не смел на меня даже косо посмотреть. Потому как разговор у отца с тем несчастным был бы коротким. Все помнили про случай с Денисом.