Снежная Королева

— Пап, это же Лютик, — с придыханием прошептала я, мечтательно улыбаясь, припомнив утреннюю прогулку, — он сам меня в обиду не даст.

— Он с норовом, Даша, — пробурчал отец и, прижимая меня к свободному боку, повел в сторону дома.

— Пап, ну какой у него норов? Он же безобиднее котенка, — улыбнувшись, ответила я.

— Продам, — тут же пригрозил отец.

А, плавали, знаем. Этим приемом меня не запугать.

— Не-а, не сможешь. Ты же и пяти минут моих слез не выдержишь, — заявила я, покачав головой. Задрала голову, с вызовом глядя на отца. — А истерика? А причитания-подвывания по поводу горькой участи ребе… ой, животного?!

— Ох, избаловал я тебя, Дашка, — посетовал Михаил Иванович, ероша мои седые прядки, взмокшие от пота.

— Что есть, то есть, — пожала я плечами, не видя смысла отпираться. Мы практически подошли к дому, когда отец приостановился и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Снова сны? — спросил он, понимая причины моей столь ранней прогулки.

— Ага, они родимые, — тоскливо отозвалась я.

В последнее время мне действительно стали постоянно сниться странные сны. Сначала я не придавала им значения, мало ли, что там мозг «выкинет» за ночь? Но они стали повторяться из ночи в ночь, а я снова просыпалась вялая, отчаянно зевая. Даже выпускные экзамены едва не провалила, а у меня ведь и вступительные на носу.

— Что сегодня? — странным голосом спросил отец.

Я невольно поморщилась, вспоминая подробности сна. Сегодня он был на редкость неприятным.

— Мужчина приснился. Высокий, темноволосый, лет двадцати пяти. Сырое, темное помещение, луна заглядывает в отверстие над головой. Заунывные то ли песни, то ли молитвы, — стала рассказывать я, снова погружаясь в воспоминания. Даже не обратила внимания, что отец практически не дышит и внимательно слушает меня. — У него свежие порезы на лице, руках… или не порезы, — я потерла пальцами лоб и нахмурилась. Посмотрела на отца, будто он мог подсказать мне что-то. Он пристально смотрел мне в глаза, а на его загорелом от солнца и ветра лице медленно проступала бледность. — Его там… пытали, что ли?! Женщина потом вошла. Высокая, черноволосая и… глаза… черные, злые. У меня даже мурашки по спине побежали. И, вроде, смотрит она на этого пленника, а чувство такое, будто мне в глаза заглянула. Пап, что с тобой?

Лицо отца заострилось и побледнело, на лбу проступили бисеринки пота. Он дышал часто, словно, пробежал длинную дистанцию. Он еще несколько секунд посверлил меня взглядом, то ли ожидая продолжения, а потом тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

— Да, нет, все нормально, — он сделал шаг в сторону входа в дом, — у тебя не сны — кино какое-то.

— Да-а? А мне показалось, что ты-то как раз понял, вернее, узнал кого-то, — по наитию проговорила я, следуя за ним в дом. За эти годы я научилась не только скрывать свои «способности», но и чувствовать эмоции людей. Пока мне только удавалось считывать эмоции папы, когда он злился, но вида не показывал. Вот сейчас, я просто была уверена, что он… испугался.

— Не выдумывай, — отмахнулся папа, — кстати, что там с твоим поступлением? Узнавала уже, что необходимо? Сама пройдешь на бюджет или за тебя замолвить словечко? — папа ловко перевел тему, а я поняла, что спрашивать дальше его бесполезно. Я угадала верно, но что произошло с тем человеком, мне он не расскажет. Значит, буду ждать продолжение сна.

— Узнавала, — не менее бодро произнесла я, на что отец недоуменно посмотрел на меня. Я ответила широкой улыбкой, намекая, что разговор мы отложили до лучших времен. — Нет, не надо, я сама. Там конкурс, конечно, запредельный, но я справлюсь, — ответила отцу на его предложение. Я помнила, что в том университете преподает его армейский товарищ, но пользоваться «блатом» я не стану. Нужно сразу показать, что я достойная дочь своего папы. — Это лучшее учебное заведение в области. Я сделаю все возможное…

— Я не сомневаюсь, что ты сможешь, — улыбнулся он, повернувшись ко мне. На долю секунды в его глазах промелькнуло сожаление, но он тут же привлек меня к себе, крепко обнимая, — ты же моя дочь! И, разве не об этом ты мечтала всегда?!

Ну, мечтала — не мечтала, что мне оставалось? С отношением-то окружающих ко мне? Разве что ковыряться потихоньку в сложных механизмах, да разбирать папины старенькие микросхемы, а потом ловко справляться с различными устройствами и компьютерами, что были в нашей сельской школе. Я оказалась единственной, кто худо-бедно мог починить единственный старенький системник школьного компьютера. Ведь ждать мастера из города приходилось по нескольку недель. Да и папины друзья частенько шутили, глядя, как у меня, ребенка, загораются глаза, когда они просили починить что-либо. Так что, выбрать будущую профессию не составило труда. Интересно, сколько на моем курсе будет девушек? — мысленно усмехнулась я. И как папа отреагирует на то, что его дочь, теоретически, будет единственной девушкой в царстве тестостерона?

Была еще одна причина, по которой я рвалась учиться в большой город и в этот самый крупный университет. Я очень хотела выяснить причину своей «аномалии», ведь папа не особо жаловал врачей, а там мне выпала бы возможность найти специалиста, способного объяснить то невероятное, что происходит в моей жизни. Отец вряд ли поддержал бы мою затею, было видно, что ему не нравится сама идея по ковырянию в себе и вытаскиванию моих «демонов» на свет.

— Завтра едем? — спросил он, пристально глядя на меня, а я передернула плечами, отгоняя тревогу.

— Если ты не слишком будешь занят, — пожала я плечами, — могу и одна. Первый экзамен в десять. Может, тебе не стоит…

— Нет, мне так будет спокойнее. Друга заодно навещу, — папа поцеловал меня в лоб, направляя в сторону кухни, — иди, завтрак на столе, а я пойду, пожалуй, в мастерскую, поработаю.

Меня пробирало волнение. Для той, кто практически не покидала пределов нашей деревни, предстоящая поездка была целым событием. После случая с дядей Сережей, отец практически ограничил наши внешние контакты. К нам перестали приезжать его друзья. Папа боялся, и, наверное, не зря, что кто-то из них может случайно проболтаться о странных способностях ребенка. Местные же, если и сболтнут что-то, где-то, то кто им поверит? Мало ли, что придумывают дети, ведь даже дядя Сережа и то до последнего смеялся над моим «предсказанием». Другое дело папины друзья. Они сплошь серьезные люди, которые, если понадобится, докопаются до любой правды.

А еще мне казалось, что папа постоянно ожидал кого-то. И если в деревне появлялось «свежее» лицо, он непременно старался выяснить о нём все, что можно и нельзя. Он ждал или намеренно искал кого-то, а вот зачем — я не понимала.

* * *

Глеб.

Молодая женщина опустила руки вдоль тела, смиряясь.

— Почему? Почему ты не хочешь помочь? — мужчина жестко схватил ее за плечи и встряхнул рыжеволосую. — Ведь ты можешь, можешь отменить проклятие!

— Не могу, — хрипло прошептала она, — не могу. Во мне нет Дара…

— Твоя мать?…

— Ее тоже нет…

Несколько дней назад она видела, как сошедшие с ума от отчаяния люди, выволокли ведьму из ее избушки и сожгли у старого у одинокого дуба. В священном месте, где мать приносила дары духам. Страшная смерть. А она, ее дочь, ничем, ничем не могла ей помочь. Ведь мать отреклась от нее за то, что она, Йоханна, сделала.

— Я не стану этого делать, Дагрун, — прошептала женщина, опуская голову, — мой сын… я не смогу ничего сделать его отцу. Не могу! Готлиб сейчас ненавидит меня за то, что по моей вине потерял жену, но он еще не знает, что у него есть сын, — ее глаза слабо сверкнули малахитовой зеленью и отразившейся в них надеждой, что мужчина поморщился от досады. — Зачем? Зачем ты заставил меня стать твоей женой перед твоими Богами? Я могу теперь быть с ним. Он любит меня. Любит! И наше с ним дитя прямое тому подтверждение. Это Его сын, понимаешь?! Отпусти меня, Дагрун, прошу, — бывшая, странно было произносить это, ведьмочка упала перед ним на колени и схватила в отчаянии полу его кафтана.

— Объяснись, — через минуту тяжелого молчания последовал холодный приказ из уст ее мужа.

— Ведьма… она теряет Дар, если носит под сердцем мальчика, а после его рождения становится обычной женщиной, — торопливо начала говорить Йоханна, — ведь родить ведьма может только девочку, чтобы передать свой дар дочери. И лишь в единственном случае возможно рождение мальчика. Если его отец любит ведьму. Не по ее приказу или под воздействием ритуала зачатия, как ему кажется в тот момент, а искренне. Любит по настоящему, понимаешь? — ведьмочка пристально посмотрела в черные глаза мужа и поежилась от холода, сквозившего в них. Как же он сейчас был похож на ее Готлиба! Она тихо продолжила, — никто не способен полюбить ведьму, поэтому рождение мальчика сравни чуду. А я… я смогла. Смогла!!! Готлиб… мы провели всего одну ночь, я тогда не стала его поить… впрочем, не важно, но он искренне любит меня, хоть и женился на Юлинне. Я лишь боролась за свое. Я в своем праве, Дагрун! — закричала Йоханна, отчаянно цепляясь за полы его одежды. — Отпусти! Отпусти меня и сына, я постараюсь успокоить Готлиба. Он меня любит… любит…