Снежный путь
Шрифт:
— Боюсь, что нет. Это, само собой, сняло бы все вопросы, но мы не можем. Но кто же тебе врал?
— А ты не врал? Что ты сказал во время нашей первой встречи про Фантомов? — Дурачка включил. И теперь ты хочешь, чтобы я тебе хоть в чём-то поверил, хоть к чему-то прислушался?
— Но Святая…
— Да, она объяснила. Дескать нужно было создать доверительную обстановку. И для этого нужно врать? Оригинально.
— Ты опять упрощаешь, Охотник. — Печально покачал головой Старик.
— Объясни тогда.
— Святая не лгала тебе. Разве что в одном приврала…
— И в чём же?
—
На это заявление Охотник только махнул рукой.
— Чего от вас ещё ожидать. Я настолько устал и запутался, что мне уже по барабану.
— Пистолет дать?
— Да пошёл ты на хрен! Вы меня достали. Выскакиваете на каждом шагу, как фартан из-под снега, и вещаете. Вещуны оракульные.
На это старик неожиданно развеселился и продекламировал:
«Привела тебя в райские кущи, Где лежат опавшие листья, Святая, которая лжёт…»— Мне интересно, — ответил на это Охотник, — почему каждый типа интеллектуал, претендующий на некую хитровывернутую духовность, питает такую слабость к хокку?
— А почему нет? — Старик от души потешался. — Чем тебе моё хокку не понравилось? По-моему очень даже ничего получилось.
— Ага. Только вот хокку оно потому и хокку, что имеет определённый размер. А если ещё точнее — строго ограниченное количество слогов. А ты чего наворотил?
— Ну на тебе. Так мы теперь оцениваем не смысл, а содержание?
— Смысл в том, что это — не хокку. А уже с этой позиции можно оценивать и смысл.
— Да чего привязался? Громоздкий русский и компактный японский слог — как их можно сравнивать?
— Тогда вещай на японском и все проблемы решатся. А то у меня и то лучше выйдет, если только захочу.
— А ну-ка? Давай, я послушаю.
— Отстань.
— Назвался груздем — полезай в кузов. За язык никто не тянул!
— Ну хорошо… — Охотник на время задумался, а потом медленно прочитал импровизацию:
«Привело меня В тени райские ночи, Полные неги, Святое сияние Опавших листьев иллюзий…»Пока он говорил, Старик старательно загибал пальцы. Когда же Охотник закончил, тот радостно заорал:
— Слажал! Слажал!!
— Это танку, в курсе?
— За дятла держишь?! Но в последней строчке на один слог больше положенного!
— Да вот была бы беда из-за одного слога! По сравнению с тем, что ты наплёл — так идеальная форма просто. А было бы время, так и вылизал бы — не подкопаешься.
— Всё равно слажал!
— Было бы из-за чего плакать. Ты мне лучше зубы не заговаривай, а ответь, как на духу — зачем Святая соврала?
— А то ты не знаешь? В свете последних событий, если бы ты узнал, что я — Фантом, то при нашей первой же встрече я имел бы гораздо больше шансов дырку промеж глаз получить, чем «здрасте» дождаться. Разве нет?
— Точно не уверен, но в настроении был — это точно. — Согласился Охотник. — А вообще — нормально. Ты
врёшь, Святая врала… И теперь вы… странные какие-то, честное слово.— Не от хорошей жизни, уж поверь хоть в этом. — Старик стал серьёзным.
— Да в это-то как раз и не сложно поверить. Но вот ещё ведь какая закавыка… Все Фантомы мне кого-то, да напоминали. А на тебя смотрю — и никакой реакции.
На это Старик распахнул верхнюю одежду и Охотник увидел знакомые ему по первой их встрече возле Независимости провода.
— Экран. Каждый Фантом напоминал тебе кого-то, потому что Фантомы фактически не имеют своего облика и пользуются тем, что находят в каждой отдельно взятой черепушке. Тот же Хаим наверняка видел Святую совершенно не такой, как ты. И Сара тоже. Все эти образы наверняка имели только одну общую черту — Святая всем виделась очень красивой женщиной. Что же касается воспоминаний…
Когда Фантомы находят некий образ, то и становятся на время тем, кого ты видишь. С той только разницей, что сохраняют память обо всём, что происходило и обо всех предыдущих образах. А находят, как правило то, что очень хорошо запомнилось. И не всегда это приятные воспоминания… Поэтому я и не хотел, чтобы между мной таким, какой я фактически есть на самом деле, и тобой, каким бы ты ни был, встали какие-нибудь призраки из твоего прошлого. Вот и экран себе сделал. А заодно этот экран и создаёт для тебя конкретно тот образ, который я считаю максимально соответствующим действительности.
— Вот уж сказочник-злодей…
— Это к чему?
— «Нажму кнопку», говорил, «на полчаса в прошлое», говорил…
Старик расхохотался.
— Какой ты, однако, злопамятный!
— Ничуть. Отомстю — и забуду. А мстя моя будет страшна!
— Всё-таки хочешь меня грохнуть?
— Я уже сам не знаю — чего я хочу. Ты врал при первой нашей встрече, причём врал взахлёб, так почему бы не предположить, что врёшь и сейчас?
— Тебя, вижу, не пронять. — Снова посерьёзнел Старик. — Скажу тебе просто: всё, что касается Города Надежды — правда.
— Которую, однако, ты доказать не можешь?
— Нет. Не могу. Тебе придётся решать, Охотник.
— Так и Святая говорила. Только она ещё говорила, что будто есть некий способ хотя бы частично доказать вашу правоту.
— Да. И этот способ является частью нашего плана. Плана нашего сражения, если так можно сказать, с Городом Надежды.
— Что за план?
— На ноги сначала встань, потом и поговорим.
— А может лучше сейчас — у меня будет время подумать.
— Тогда уж лучше завтра, после перевязки… Кстати… что касается меня, то я постараюсь избавить тебя от морально-этических сомнений.
— Сам застрелишься?
— Что-то вроде.
— Жить устал?
— Для меня, помнящего жизнь того, кто был моим «папой» (который, кстати, очень потешался с твоих рассказов), это не совсем жизнь. В этом мире у меня есть определённая миссия. После её выполнения не вижу смысла продолжать своё существование здесь. К тому же, если ты всё-таки «взбрыкнёшь», я не хочу этого видеть. Пусть всё тогда уже развивается без меня. А мавр сделал своё дело, мавр может уходить.
— Ты умоешь руки, а меня распнут на воротах Города Надежды…